– Это все слышали, наверное. Как хватилась кошелька, так сразу и крикнула про билеты…
– Про деньги-то она уже после того вспомнила, – снова подсказала другая.
– Вот так и нужно было написать, – тоскливо улыбнулся Сгибнев: разговор не обрадовал его.
Взяв от свидетельниц дополнения к их объяснениям, он попрощался с ними и, оставшись один, продолжал корить себя за головотяпство: «Даже страшно начальству докладывать…»
В кабинет заглянул товарищ:
– Чего в окно уставился? Обедать пора.
Сгибнев только рукой махнул: «Какой тут обед, кусок в горло не полезет…» И вдруг спохватился: «Обед!.. Ведь если Хомина дома не обедает, то домработница-то наверняка из квартиры в столовую не ходит. Надо ехать. Немедленно!..»
Через минуту дежурная машина райотдела уже мчала его на квартиру Хоминой. Ехать было далеко, и Николай Сгибнев снова остался наедине со своими мрачными размышлениями.
Расследование кражи расползалось у него в руках. Он держал почти все нити преступления, но не в силах был свести концы с концами. Злополучная копоть на сапожках Шиловой ничего не объяснила, а только отбросила его в сторону: получалось, что Шилова и Верникин действительно находились где-то в разных местах. Ответ из управления местами заключения ничего не говорил о новых преступных связях Верникина. Старые же, как было известно Сгибневу, не сохранились.
Но ведь Сгибнев и сейчас не сомневался, что Верникин воровал с напарником. Кто же был этим вторым, если не Шилова? Но и этот второй должен знать Шилову. Потому что иначе деньги Хоминой не могли оказаться у нее…
Круг предполагаемых обстоятельств замыкался, не проясняя ничего.
Больше того, ко всему прочему прибавлялась еще шарада с лотерейными билетами.
Так или иначе, расследование принимало затяжной характер. А это, как знал по опыту Сгибнев, не сулило ничего хорошего, пахло скорее всего провалом. Но он не мог примириться с этой мыслью! Он не мог упустить Верникина!
…Поднявшись на третий этаж недавно построенного дома, Сгибнев перевел дыхание и позвонил в квартиру Хоминой. Дверь открыл молодой мужчина.
– Простите, это квартира Хоминой? – осведомился Сгибнев.
– Да!
– А вы?..
– Ее муж. Пустынин Юрий Михайлович.
– Здравствуйте…
Сгибнев предъявил удостоверение и попросил разрешения войти. Мужчина, назвавшийся Пустыниным Юрием Михайловичем, выжидательно посмотрел на Сгибнева.
– Скажите, а ваша приходящая домработница сейчас здесь?
– Нет. Сегодня я дома. Вам нужна она?
– Вы оба… Я по поводу кражи кошелька у вашей жены. Вместе с деньгами у нее пропали выигрышные лотерейные билеты, которые покупали вы и ваша домработница…
– Знаю.
– Очень хорошо! – обрадовался Сгибнев. – Светлана Владимировна сказала мне утром сегодня, что проверяли эти билеты по таблице вы…
– Предположим, я.
– Вот, вот, – Сгибнев широко улыбнулся. – И она сказала, что вы знаете номера и серии билетов… У вас сохранилась таблица? – с надеждой спросил он, увидев стопку газет. – Давайте посмотрим вместе…
Пустынин выслушал его до конца и, как показалось Сгибневу, неохотно подошел к газетам, лежавшим на углу письменного стола. Сгибнев терпеливо ждал, досадуя на его медлительность: «Если эта таблица среди газет, ее давно уже можно найти…»
Пустынин вытащил таблицу, развернул ее, посмотрел сначала сам и только потом передал Сгибневу.
– Вот. Выигрыши помечены красными птичками.
Сгибнев и сам видел эти птички. Он взял газету, поблагодарил. Пустынина и распрощался.
Приехав в райотдел, положил газету в папку уголовно-розыскного дела. Около пяти вечера, памятуя обещание побывать у Хоминой, решил просмотреть таблицу. Выписал номер только первого выигравшего билета. Потом на номера уже не обращал внимания. Видел только выигрыши. И плохо понимал: электробритва, мотоцикл «Планета», ковер, платок, велосипед дорожный дамский, еще электробритва, автомашина «Запорожец»…
Срочно поехал в Центральную сберегательную кассу. Светофоры на перекрестках возмутительно крали оставшиеся до конца работы минуты. В пять пятнадцать он вбежал в здание сберегательной кассы.
Через три минуты вышел обратно уставший и злой.
Хлопнув дверкой, откинулся на сиденье и сказал шоферу с горьким негодованием:
– Вот так: начальство, у которого ненормированный день, предпочитает уходить домой минута в минуту. А мы с тобой… Поехали в райотдел!..
Открывая дверь кабинета, слышал настоятельные звонки. Успел к телефону. Звонила Хомина. Она долго объясняла, что сначала задержалась, потом приехала домой на такси, чтобы успеть к нему, Сгибневу, но узнала, что он уже забрал таблицу, и вот теперь звонит ему с автомата…
А Сгибнева душил гнев. Он сдерживался, чтобы не прервать ее грубо, и только шевелил губами. Когда она кончила свои объяснения, сказал сухо:
– К сожалению, сегодняшний день для нас с вами потерян. С такими вещами нужно торопиться. Вы знаете лучше меня, что сберегательные кассы приступили к выплате выигрышей.
– Извините… – донеслось до него из трубки.
– Да, да, – ответил он и больше не слушал ее, пока она не положила трубку.
Весь вечер Сгибнев терзал себя всевозможными предположениями, тут же отвергал их, находил новые, но и они рассыпались в прах. Куда же запропастился тот злополучный кошелек, в котором деньги и билеты лежали рядом? В горячке он едва не пошел на повторный обыск в квартире Шиловой, но вовремя уличил себя в глупости: ведь Шилову задержался с деньгами до того, как она вошла в свой дом. А он уже срезался на сапогах и хлопчатобумажной мужской рабочей паре: оказалось, это была рабочая одежда самой Шиловой, в которой она ранними утрами подметала тротуары и двор…
Сначала, когда деньги Хоминой были найдены у Шиловой, дело о краже казалось близким к завершению. И хорошему завершению: во-первых, преступников удалось задержать и, во-вторых, потерпевшей почти полностью возмещался материальный ущерб. При этом семь лотерейных билетов воспринимались как два рубля десять копеек. Что это за утрата?!
И вдруг эти два рубля десять копеек в одно мгновение превратились в две тысячи девятьсот семьдесят четыре рубля с копейками!
А так как тяжесть любой карманной кражи измеряется суммой материального ущерба, оперуполномоченный Октябрьского райотдела милиции Николай Сгибнев по воле судьбы должен был теперь раскрывать самую крупную и загадочную карманную кражу в Свердловске за последние десять лет.
«Это можно за червонцем побегать месяц и плюнуть на всю канитель, потому что неизвестно: украден он или обронен, – тоскливо думал Сгибнев. – А такая кража – что хронический насморк: не раскроешь, так до пенсии не прочихаешься…»
Утром следующего дня Сгибнев обстоятельно доложил руководству райотдела о вновь выявленных деталях кражи в магазине «Подарки».
В кабинете начальника райотдела майора милиции Береснева наступила долгая, гнетущая тишина.
Нарушил ее сам начальник:
– Вы проверили, получены ли выигрыши по украденным билетам? – спросил он Сгибнева.
– О том, что билеты выигрышные, стало известно только вчера днем. Пока устанавливали номера и серии билетов, рабочий день администрации сберегательной кассы закончился.
– Так вот, прежде чем докладывать нам о странном случае, когда деньги обнаружены, а билеты – нет, вам следовало получить от Центральной сберегательной кассы данные о том, предъявлены ли указанные серии и номера билетов к оплате.
– Я сделал это в девять утра сегодня, товарищ майор, – ответил Сгибнев.
– И когда вам обещали результат проверки?
– К двенадцати.
– Прошу всех собраться у меня в двенадцать, – сказал начальник. – А сейчас совещание прекратим.
…Около полудня Сгибневу сообщили, что по пяти билетам, сумма выигрышей по которым не превышала ста рублей и поэтому не требовала регистрации личности их предъявителя, деньги выплачены вчера.
– Скажите, пожалуйста, а нельзя ли попытаться установить личность получателя выигрышей через кассиров?! – почти в отчаянии закричал Сгибнев. – Вдруг кто-нибудь приметил. Ведь сразу по пяти билетам человек получал, запомнить такого легче!..
– Это невозможно, – отозвались в трубку. – В эти дни мы оплачиваем тысячи выигрышей. Нашим кассирам некогда даже взглянуть в лицо клиентам. А что касается пяти сразу, так это бывает: знакомые иногда просят получить заодно со своими…
На втором совещании у начальника Сгибнев сидел как на скамье подсудимых. До него едва доходил смысл свалившихся на него обвинений.
Это он, Сгибнев, в погоне за «оперативностью» пренебрег первичными показаниями свидетелей.
Это он не ухватился за лотерейные билеты и не использовал их для задержания преступника.
– А может быть, заявление о билетах ложное? – предположил кто-то из оперуполномоченных. – Фининспектор дело понимает…
Сгибнев только усмехнулся про себя: это исключалось. Хомина в магазине сразу проговорилась о билетах. Она была убеждена, что кошелек у преступника, поэтому не могла врать. Другое дело, если бы она назвала другие номера и серии в надежде, что пропажа не будет обнаружена… Но и в этом случае, чтобы доказать ее обман, необходимо найти те билеты, которые лежали в кошельке с деньгами. И, словно угадав мысли Сгибнева, начальник ответил на высказанное предположение:
– Это маловероятно. При любых обстоятельствах потерпевшей не было смысла делать ложное заявление. – И добавил: – Если она не безнадежная дура…
– Два остальных билета, на которые выпали крупные выигрыши, следует перекрыть и за пределами нашей области, – вмешался начальник отдела БХСС. – Времени для этого достаточно, потому что крупные выигрыши оформляются через Москву, а с момента кражи прошло всего двое суток. Пока же, на мой взгляд, следует разобраться со всем этим лотерейным хозяйством. Обратите внимание, что Хомина потеряла, по ее словам, не свои билеты, а мужа и домработницы. А выигрыши-то, как видите, не простые. Их приятно получить тем, кто выиграл. Следует подумать над этим, следует…
– Вы слышали, Сгибнев, что вам советуют? – спросил Береснев и настоятельно потребовал: – Кража должна быть раскрыта во что бы то ни стало! И два билета должны быть у вас в руках. Они важнее этих ста двадцати пяти рублей. И дело тут не только в сумме выигрышей. Вы поняли?
– Так точно, товарищ майор, – приподнялся Сгибнев.
А сам решительно не знал, что еще нужно предпринять для дальнейшего расследования.
…К вечеру Сгибнев допросил мужа Хоминой – Юрия Михайловича Пустынина, с которым она уже четвертый год жила в незарегистрированном браке, и их приходящую домработницу Екатерину Клементьевну Бекетову. Оба они подтвердили, что билеты принадлежат им и отданы Хоминой для получения выигрышей. По просьбе Сгибнева они сказали, где приобретали лотерейные билеты. Пустынин объяснил, что купил пятьдесят билетов в пассаже.
Бекетова приобрела в течение двух месяцев семнадцать билетов в кассах магазинов, где ей предлагали их взять при сдаче денег за покупку продуктов.
Теперь у Сгибнева оставался один-единственный путь, самый трудный и безнадежный, но единственный, – это искать злополучный украденный кошелек.
Как часто бывает при очень простых, на первый взгляд, преступлениях, общий успех расследования решало вещественное доказательство. Оно определяло все: и направление следствия, и наиболее вероятного преступника, оно могло объяснить, как произошла кража, и куда могло исчезнуть похищенное.
На все эти вопросы мог ответить маленький черный кошелек с двумя отделениями из лакированного кожзаменителя на бежевой шелковой подкладке, закрывающийся на обыкновенную металлическую кнопку…
2
Подходила к концу неделя безрезультатных поисков. На каждом утреннем оперативном совещании, испытывая мучительные приступы стыда, Сгибнев коротко докладывал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Про деньги-то она уже после того вспомнила, – снова подсказала другая.
– Вот так и нужно было написать, – тоскливо улыбнулся Сгибнев: разговор не обрадовал его.
Взяв от свидетельниц дополнения к их объяснениям, он попрощался с ними и, оставшись один, продолжал корить себя за головотяпство: «Даже страшно начальству докладывать…»
В кабинет заглянул товарищ:
– Чего в окно уставился? Обедать пора.
Сгибнев только рукой махнул: «Какой тут обед, кусок в горло не полезет…» И вдруг спохватился: «Обед!.. Ведь если Хомина дома не обедает, то домработница-то наверняка из квартиры в столовую не ходит. Надо ехать. Немедленно!..»
Через минуту дежурная машина райотдела уже мчала его на квартиру Хоминой. Ехать было далеко, и Николай Сгибнев снова остался наедине со своими мрачными размышлениями.
Расследование кражи расползалось у него в руках. Он держал почти все нити преступления, но не в силах был свести концы с концами. Злополучная копоть на сапожках Шиловой ничего не объяснила, а только отбросила его в сторону: получалось, что Шилова и Верникин действительно находились где-то в разных местах. Ответ из управления местами заключения ничего не говорил о новых преступных связях Верникина. Старые же, как было известно Сгибневу, не сохранились.
Но ведь Сгибнев и сейчас не сомневался, что Верникин воровал с напарником. Кто же был этим вторым, если не Шилова? Но и этот второй должен знать Шилову. Потому что иначе деньги Хоминой не могли оказаться у нее…
Круг предполагаемых обстоятельств замыкался, не проясняя ничего.
Больше того, ко всему прочему прибавлялась еще шарада с лотерейными билетами.
Так или иначе, расследование принимало затяжной характер. А это, как знал по опыту Сгибнев, не сулило ничего хорошего, пахло скорее всего провалом. Но он не мог примириться с этой мыслью! Он не мог упустить Верникина!
…Поднявшись на третий этаж недавно построенного дома, Сгибнев перевел дыхание и позвонил в квартиру Хоминой. Дверь открыл молодой мужчина.
– Простите, это квартира Хоминой? – осведомился Сгибнев.
– Да!
– А вы?..
– Ее муж. Пустынин Юрий Михайлович.
– Здравствуйте…
Сгибнев предъявил удостоверение и попросил разрешения войти. Мужчина, назвавшийся Пустыниным Юрием Михайловичем, выжидательно посмотрел на Сгибнева.
– Скажите, а ваша приходящая домработница сейчас здесь?
– Нет. Сегодня я дома. Вам нужна она?
– Вы оба… Я по поводу кражи кошелька у вашей жены. Вместе с деньгами у нее пропали выигрышные лотерейные билеты, которые покупали вы и ваша домработница…
– Знаю.
– Очень хорошо! – обрадовался Сгибнев. – Светлана Владимировна сказала мне утром сегодня, что проверяли эти билеты по таблице вы…
– Предположим, я.
– Вот, вот, – Сгибнев широко улыбнулся. – И она сказала, что вы знаете номера и серии билетов… У вас сохранилась таблица? – с надеждой спросил он, увидев стопку газет. – Давайте посмотрим вместе…
Пустынин выслушал его до конца и, как показалось Сгибневу, неохотно подошел к газетам, лежавшим на углу письменного стола. Сгибнев терпеливо ждал, досадуя на его медлительность: «Если эта таблица среди газет, ее давно уже можно найти…»
Пустынин вытащил таблицу, развернул ее, посмотрел сначала сам и только потом передал Сгибневу.
– Вот. Выигрыши помечены красными птичками.
Сгибнев и сам видел эти птички. Он взял газету, поблагодарил. Пустынина и распрощался.
Приехав в райотдел, положил газету в папку уголовно-розыскного дела. Около пяти вечера, памятуя обещание побывать у Хоминой, решил просмотреть таблицу. Выписал номер только первого выигравшего билета. Потом на номера уже не обращал внимания. Видел только выигрыши. И плохо понимал: электробритва, мотоцикл «Планета», ковер, платок, велосипед дорожный дамский, еще электробритва, автомашина «Запорожец»…
Срочно поехал в Центральную сберегательную кассу. Светофоры на перекрестках возмутительно крали оставшиеся до конца работы минуты. В пять пятнадцать он вбежал в здание сберегательной кассы.
Через три минуты вышел обратно уставший и злой.
Хлопнув дверкой, откинулся на сиденье и сказал шоферу с горьким негодованием:
– Вот так: начальство, у которого ненормированный день, предпочитает уходить домой минута в минуту. А мы с тобой… Поехали в райотдел!..
Открывая дверь кабинета, слышал настоятельные звонки. Успел к телефону. Звонила Хомина. Она долго объясняла, что сначала задержалась, потом приехала домой на такси, чтобы успеть к нему, Сгибневу, но узнала, что он уже забрал таблицу, и вот теперь звонит ему с автомата…
А Сгибнева душил гнев. Он сдерживался, чтобы не прервать ее грубо, и только шевелил губами. Когда она кончила свои объяснения, сказал сухо:
– К сожалению, сегодняшний день для нас с вами потерян. С такими вещами нужно торопиться. Вы знаете лучше меня, что сберегательные кассы приступили к выплате выигрышей.
– Извините… – донеслось до него из трубки.
– Да, да, – ответил он и больше не слушал ее, пока она не положила трубку.
Весь вечер Сгибнев терзал себя всевозможными предположениями, тут же отвергал их, находил новые, но и они рассыпались в прах. Куда же запропастился тот злополучный кошелек, в котором деньги и билеты лежали рядом? В горячке он едва не пошел на повторный обыск в квартире Шиловой, но вовремя уличил себя в глупости: ведь Шилову задержался с деньгами до того, как она вошла в свой дом. А он уже срезался на сапогах и хлопчатобумажной мужской рабочей паре: оказалось, это была рабочая одежда самой Шиловой, в которой она ранними утрами подметала тротуары и двор…
Сначала, когда деньги Хоминой были найдены у Шиловой, дело о краже казалось близким к завершению. И хорошему завершению: во-первых, преступников удалось задержать и, во-вторых, потерпевшей почти полностью возмещался материальный ущерб. При этом семь лотерейных билетов воспринимались как два рубля десять копеек. Что это за утрата?!
И вдруг эти два рубля десять копеек в одно мгновение превратились в две тысячи девятьсот семьдесят четыре рубля с копейками!
А так как тяжесть любой карманной кражи измеряется суммой материального ущерба, оперуполномоченный Октябрьского райотдела милиции Николай Сгибнев по воле судьбы должен был теперь раскрывать самую крупную и загадочную карманную кражу в Свердловске за последние десять лет.
«Это можно за червонцем побегать месяц и плюнуть на всю канитель, потому что неизвестно: украден он или обронен, – тоскливо думал Сгибнев. – А такая кража – что хронический насморк: не раскроешь, так до пенсии не прочихаешься…»
Утром следующего дня Сгибнев обстоятельно доложил руководству райотдела о вновь выявленных деталях кражи в магазине «Подарки».
В кабинете начальника райотдела майора милиции Береснева наступила долгая, гнетущая тишина.
Нарушил ее сам начальник:
– Вы проверили, получены ли выигрыши по украденным билетам? – спросил он Сгибнева.
– О том, что билеты выигрышные, стало известно только вчера днем. Пока устанавливали номера и серии билетов, рабочий день администрации сберегательной кассы закончился.
– Так вот, прежде чем докладывать нам о странном случае, когда деньги обнаружены, а билеты – нет, вам следовало получить от Центральной сберегательной кассы данные о том, предъявлены ли указанные серии и номера билетов к оплате.
– Я сделал это в девять утра сегодня, товарищ майор, – ответил Сгибнев.
– И когда вам обещали результат проверки?
– К двенадцати.
– Прошу всех собраться у меня в двенадцать, – сказал начальник. – А сейчас совещание прекратим.
…Около полудня Сгибневу сообщили, что по пяти билетам, сумма выигрышей по которым не превышала ста рублей и поэтому не требовала регистрации личности их предъявителя, деньги выплачены вчера.
– Скажите, пожалуйста, а нельзя ли попытаться установить личность получателя выигрышей через кассиров?! – почти в отчаянии закричал Сгибнев. – Вдруг кто-нибудь приметил. Ведь сразу по пяти билетам человек получал, запомнить такого легче!..
– Это невозможно, – отозвались в трубку. – В эти дни мы оплачиваем тысячи выигрышей. Нашим кассирам некогда даже взглянуть в лицо клиентам. А что касается пяти сразу, так это бывает: знакомые иногда просят получить заодно со своими…
На втором совещании у начальника Сгибнев сидел как на скамье подсудимых. До него едва доходил смысл свалившихся на него обвинений.
Это он, Сгибнев, в погоне за «оперативностью» пренебрег первичными показаниями свидетелей.
Это он не ухватился за лотерейные билеты и не использовал их для задержания преступника.
– А может быть, заявление о билетах ложное? – предположил кто-то из оперуполномоченных. – Фининспектор дело понимает…
Сгибнев только усмехнулся про себя: это исключалось. Хомина в магазине сразу проговорилась о билетах. Она была убеждена, что кошелек у преступника, поэтому не могла врать. Другое дело, если бы она назвала другие номера и серии в надежде, что пропажа не будет обнаружена… Но и в этом случае, чтобы доказать ее обман, необходимо найти те билеты, которые лежали в кошельке с деньгами. И, словно угадав мысли Сгибнева, начальник ответил на высказанное предположение:
– Это маловероятно. При любых обстоятельствах потерпевшей не было смысла делать ложное заявление. – И добавил: – Если она не безнадежная дура…
– Два остальных билета, на которые выпали крупные выигрыши, следует перекрыть и за пределами нашей области, – вмешался начальник отдела БХСС. – Времени для этого достаточно, потому что крупные выигрыши оформляются через Москву, а с момента кражи прошло всего двое суток. Пока же, на мой взгляд, следует разобраться со всем этим лотерейным хозяйством. Обратите внимание, что Хомина потеряла, по ее словам, не свои билеты, а мужа и домработницы. А выигрыши-то, как видите, не простые. Их приятно получить тем, кто выиграл. Следует подумать над этим, следует…
– Вы слышали, Сгибнев, что вам советуют? – спросил Береснев и настоятельно потребовал: – Кража должна быть раскрыта во что бы то ни стало! И два билета должны быть у вас в руках. Они важнее этих ста двадцати пяти рублей. И дело тут не только в сумме выигрышей. Вы поняли?
– Так точно, товарищ майор, – приподнялся Сгибнев.
А сам решительно не знал, что еще нужно предпринять для дальнейшего расследования.
…К вечеру Сгибнев допросил мужа Хоминой – Юрия Михайловича Пустынина, с которым она уже четвертый год жила в незарегистрированном браке, и их приходящую домработницу Екатерину Клементьевну Бекетову. Оба они подтвердили, что билеты принадлежат им и отданы Хоминой для получения выигрышей. По просьбе Сгибнева они сказали, где приобретали лотерейные билеты. Пустынин объяснил, что купил пятьдесят билетов в пассаже.
Бекетова приобрела в течение двух месяцев семнадцать билетов в кассах магазинов, где ей предлагали их взять при сдаче денег за покупку продуктов.
Теперь у Сгибнева оставался один-единственный путь, самый трудный и безнадежный, но единственный, – это искать злополучный украденный кошелек.
Как часто бывает при очень простых, на первый взгляд, преступлениях, общий успех расследования решало вещественное доказательство. Оно определяло все: и направление следствия, и наиболее вероятного преступника, оно могло объяснить, как произошла кража, и куда могло исчезнуть похищенное.
На все эти вопросы мог ответить маленький черный кошелек с двумя отделениями из лакированного кожзаменителя на бежевой шелковой подкладке, закрывающийся на обыкновенную металлическую кнопку…
2
Подходила к концу неделя безрезультатных поисков. На каждом утреннем оперативном совещании, испытывая мучительные приступы стыда, Сгибнев коротко докладывал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15