Я понял, что представление о нем меня не обмануло.
– Слушаю вас, – с готовностью начал Хатуа, видя, что я молчу и все разглядываю его.
– Сперва присядь, – показал ему на стул.
Он сел, поправив брюки, и я заметил, что пальцы у него цепкие, тело сильное, гибкое. Это был очень ловкий зверь с кошачьей повадкой…
– Я уже сел, – напомнил Хатуа, потому что я все еще молчал. – Правда, на стул, но, надеюсь, не в тюрьму. А мне туда не хочется, потому что сейчас я чист, как слеза. Раньше хоть знал, за что меня беспокоят, но на сей раз – нет. – И он развел руками. – Неприятно отвечать за свои грехи, но за чужие – вдвойне…
– Бывало ли так, Хатуа, что ты отвечал за чужие грехи? – усмехнулся я.
– Никогда! – Он улыбнулся.
– Можешь быть уверен, что и сейчас не будет этого. – Мне надоел этот полусалонный разговор, но иного выхода не было. – Интересуюсь кое-чем… И«если окажется, что ответы меня удовлетворят, то…
– …мы останемся друзьями, вы это хотели сказать, не правда ли? – мило закончил он.
– Может быть… Невежливо перебивать человека, – пожурил я.
Хатуа склонил голову словно в знак покаяния, но я понял, что такая игра ему по душе, ибо покуда разговор идет в спокойном русле, он успевает сосредоточиться и давать обдуманные ответы.
– Итак, перейдем к делу, – сказал я. – Ты знаком с Шоубой?
– Да.
– И давно?
– Года два… Он сам напросился на знакомство.
– Ас Учавой?
– И с ним… – согласно кивнул он.
– Недавно у Учавы изъят… парабеллум, – доверительно сообщил я.
– Никогда бы не подумал, – медленно, не меняя выражения лица, произнес Хатуа. – Очистить карман ротозея – куда ни шло, но пистолет? Это на него не похоже.
– Из того пистолета убит человек… В Краснодаре, – еще доверительнее произнес я.
– Учава?
– Другой.
– Кто?
– Вопрос относится к тебе, а не ко мне.
– Случайно, не меня имеете в виду?
– Нет… Это не в твоих правилах.
– Хоть на том спасибо, – произнес он удовлетворенно.
Я вновь подумал, что в пустопорожних разговорах он ищет передышку. Искрометный допрос, когда человеку не дают опомниться, ему не по нутру, и я не стал менять свой неторопливый тон, решил допросить в том ключе, который его устраивал, – так было интереснее.
– Но нет правил без исключения, – добавил я осторожно.
Он промолчал, ясными глазами обозревая стену.
– Так что же было в Краснодаре? – негромко спросил я.
– Откуда я могу знать о каком-то там убийстве да еще в Краснодаре? – немного повысил он голос.
– От Шоубы, например, – по-простецки улыбнулся я.
– А он что – поставщик информации? – Этот вопрос ему был нужен, как глоток воздуха.
– Не для всех.
– Я вхожу в число избранных?
– Да.
– Это мне льстит… А вы входите?
– Я – тоже.
– Так бы сразу и… – он, наконец, понял, что передышка дана была не для его блага. – Шоуба действительно говорил, что в Краснодаре убили его знакомого, портного. – Это полупризнание, скорее всего, было похоже на рапорт плутоватого подчиненного, который главное выложит в самом конце.
– Но это еще не все, – нанес я укол.
– Бог ты мой, а что еще? – Укол, видимо, был болезненный, и он вновь решил отойти.
– К богу обращаются верующие. Ты, надеюсь, не из их числа. – Я дал ему возможность прийти в себя.
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Свои?
– А чьи же еще?
– Разве нельзя жить без грехов?
– Пробовал…
– Ну и что?
– Ерунда получается. Грешным веселее… Вам, безгрешному, наверно, скучно?
Я улыбнулся:
– С такими, как ты, не соскучишься… Что еще говорил Шоуба? – Я решил приблизиться к нему.
– У него – ветер в голове. Выдумывает всегда всякое. – Хатуа изменила осторожность.
– Точно, – с готовностью подхватил я. – Выдумал какую-то старуху…
Хатуа промолчал.
– Так как же старуха?
– Предпочитаю молодых, – слабо отпарировал он.
– Они обычно бедные… Другое дело – божий одуванчик, молва о богатстве которого волной докатилась аж до Краснодара и вернулась обратно, в Сухуми… Слухом земля полнится, а? Поневоле поверишь ему, да еще если покажут рисунок… Соблазн ведь штука вредная. – Я решил, что пора и на Хатуа набросить сеть.
– Не понимаю, о чем говорите. – Он старался выпутаться из нее, но как-то неловко у него это получилось.
– Ты всегда поступаешь так? Так зачем нужен был лишний свидетель? Расскажи, как ты хотел пополнить экспонаты нашего музея, а? – Я весело улыбнулся. – Ловко ты провел врача… Напомни, как его зовут?
На губах Хатуа мелькнула улыбка. Чтобы скрыть ее, он легонько кашлянул и отвернулся. Молодец, подумал я, умеет вести себя достойно и не показывает коготки, как Шоуба!
– Здорово ты его напугал! Я даже удивился, когда врач сказал, что ты мило пообещал отделить его голову от туловища да еще и с языком в придачу… Ну что, перестанем играть в прятки?
– Знаю, что старуха убита. – Хатуа выкинул белый флаг. – Но я ее не убивал. Видимо, еще кто-то охотился за ней. На квартире… не нашел ничего, кроме книг и старого барахла, а они мне – до лампочки. Шоуба – кретин. Слышал звон, да не знает, где он. Бить надо таких смертным боем… Вы, может, думаете, что я убил ее? – Белый флаг не доставил мне сейчас никакой радости.
– Время покажет, – сказал я уклончиво. – Где пистолет, который передал тебе Шоуба?
– Отдал этому… Учаве. Зачем нужен был пистолет ему, так и не понял. С оружием хлопот не оберешься. Вот и вляпался. Пусть теперь сидит за ерунду… Честное слово, не убивал я старуху! Что вы так на меня смотрите?
Я легонько потряс головой, отгоняя оцепенение, нахлынувшее на меня, с тоской чувствуя, что никак не могу вырваться из заколдованного круга.
– И не знаешь, кто это сделал? – глупый вопрос вырвался сам собой.
– Честное пионерское! – дурашливо, но, как показалось, вполне искренне ответил он. – А говоря блатным языком, век свободы не видать!
Я помолчал, а затем потянулся к бумагам:
– Начнем?
– Дайте мне, – сказал Хатуа, протянув руку. – Сам напишу. Впервые в жизни…
…Через час передо мной лежал протокол допроса, написанный Хатуа почти без ошибок и вполне понятным почерком.
Показания Хатуа и Шоубы ничем не разнились, разве что в мелочах, которые существенной роли не играли. Однако Хатуа написал одну фразу, которая меня заинтересовала:
– Вот ты здесь пишешь: «Кто-то постучал в дверь один раз, я затаил дыхание, но стук больше не повторился». Как это понять?
– Да, в дверь кто-то постучал, – подтвердил вновь Хатуа. – Я подумал, что это старуха, испугался и затаил дыхание. Подождал немного, но было тихо. Я решил выглянуть. На лестничной площадке пусто. Аккуратно прикрыл входную дверь и исчез…
– Почему раньше об этом не говорил?
– Да вроде никто подробностями и не интересовался.
– Убедившись, что на лестничной площадке нет никого, почему ушел?
– Испугался, – признался он.
– Ты рылся в вещах?
– Так, чуть-чуть… Мне почему-то показалось, что драгоценностей в квартире нет. Я все же, извините, кое-где сделал шмон, но подумал, что тычусь в глухую стену… А тут этот стук…
– Вещи не разбрасывал?
– Не стал, как говорится, искушать судьбу – попадаться с пустыми руками.
– Но вещи в квартире были разбросаны так, словно по ней прошел ураган! – вспомнил я слова Дорфмана.
– Нет, это не я…
– Что – не я?
– Вещи не разбрасывал, как не убивал и старуху…
– Может, Шоуба?
– Этот телок? – пренебрежительно прищурился Хатуа. – Он, узнав, что я в квартире ничего не нашел, смылся.
– Он мог и вернуться…
– Нет, он улетел в Краснодар. В аэропорту мы подзакусили, выпили маленько, а через час он улетел. Я даже ручкой помахал.
У меня кольнуло в груди.
– Неправда, – сказал я сухо. – Шоуба утверждает, что в тот день, когда ты пытался обокрасть старуху, он никуда не уезжал, а на третий день после этого ты сообщил ему, что старуху кто-то убил!
– Да. Точно! – Хатуа хлопнул себя ладонью по лбу. – Постой, постой, где же мы были в тот день? – Он сцепил пальцы рук и коснулся их губами, задумчиво смотря перед собой. – Мы были вместе где-то, но сейчас не припомню… Ну и дурак же я! – воскликнул он. – Он повел меня домой, и мы там пообедали. Помню его мать, во всем черном, – ее брат, кажется, недавно умер, – все косилась на меня… А через три дня я его действительно провожал в аэропорту… Нет, это не Шоуба!
…Я перечитывал протокол допроса, когда вернулся Ахра.
– Будет ли конец этому делу? – Узнав о результатах, мрачно произнес мой помощник.
Шоуба подтвердил, что, после неудавшейся кражи у старухи, Хатуа гостил у него дома, а на третий день провожал его в аэропорту перед вылетом в Краснодар.
Вечером между мной и Владимиром Багратовичем состоялся разговор.
– Ты веришь Хатуа и Шоубе? – спросил Владимир Багратович.
– Глупо верить кому бы то ни было, пока дело не раскрыто.
– Вот именно! Если ты не найдешь эти проклятые драгоценности, вывод будет один: именно они совершили ограбление и убийство Лозинской, больше некому!
– Вы так думаете? – Я знал, что Владимир Багратович на подобные вопросы не обижается.
– У меня такой уверенности, конечно, нет, но здравый смысл так подсказывает… Короче, будь осторожен с ними и не верь, а – проверяй… Да и что-то легко они пошли на признание, особенно Хатуа.
– Если бы… – вздохнул я.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Теперь мне нужно было сделать шаг назад и вторично, более тщательно, осмотреть квартиру Лозинской.
Начал с того, что снова допросил Ганиева, Дорфмана, его жену и других соседей. Важно было знать, производила ли Лозинская незадолго до убийства или раньше ремонт в квартире, приводила ли кого-либо из мастеров. На эти вопросы получил отрицательные ответы. Тем самым не было никакого намека, что Лозинская замуровала свои драгоценности в стене или под полом.
Несмотря на это я все же решил осмотреть квартиру, причем взял с собой и Ганиева – все-таки он был официальным наследником Лозинской.
Мы открыли дверь, вместе с понятыми вошли в квартиру и чуть не выскочили вон – затхлый запах мог свалить человека с ног. Ганиев отворил окна, чтобы проветрить помещение, и вскоре повеяло свежестью.
Квартира Лозинской однокомнатная, с балконом, выходящим во двор. Я пядь за пядью осматривал ее. Наконец, подошел к комоду и стал выдвигать ящики, но все они были пусты. Дно нижнего ящика застлано газетой тридцатилетней давности. Я поднял ее. Под ней лежал тетрадный лист в линейку. Это была расписка. «Я, Федотова Мария Гавриловна, приняла от Лозинской Натальи Орестовны на хранение шкатулку со следующими ценными вещами…» Далее шел список с подробными описаниями этих вещей. Под распиской стояла дата, и по ней я определил, что Лозинская была убита спустя три месяца с небольшим…
Если Федотова вернула Лозинской шкатулку с драгоценностями, подумал я, почему расписка не уничтожена?
С такими мыслями после осмотра, который окончился впустую, я поехал к Федотовой.
Мне пришлось ждать ее больше часа: от соседки узнал, что Мария Гавриловна пошла на базар. Сев на лавочку во дворе, решил во что бы то ни стало дождаться ее…
Наконец она показалась, неся большую хозяйственную сумку, доверху наполненную покупками.
Лицо у Марии Гавриловны было усталое и злое.
– Эти базарники совсем совесть потеряли…
Я терпеливо слушал. Она ворчала, пока не зашли в квартиру. Я вынул из папки расписку.
– Вы писали, Мария Гавриловна?
– Да, – коротко ответила она.
– Тогда объясните, пожалуйста, почему раньше не упоминали о ней?
– Видимо, забыла, – ответила она равнодушно. – Доживете до седых волос, поймете, что это такое… Была на базаре, а забыла купить картошку. Теперь как буду варить борщ?
– Но я же, Мария Гавриловна, раньше спрашивал вас о расписке! Вы ответили, что Лозинская оставила вам шкатулку с драгоценностями под честное слово.
– Быть того не может, – сказала она решительно. – Вы такой вопрос не задавали, иначе вспомнила бы о расписке.
Я молча раскрыл папку с уголовным делом на том месте, где был подшит протокол допроса Федотовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14