снимая "дворники", задел плащом крыло, измазался бурой грязью - машина неухоженная, потеряла цвет, вместо белой темно-серая - даже не заметил, поднял воротник, запахнул плащ, длинный, мятый, сутулясь, валко взбежал вверх по ступенькам, к набережной. На набережной скоро засеменил к решетчатой калитке открытого кафе, в котором они как-то летом были с Феленко. Сквозь решетку видно, что на открытой площадке столиков нет, но дальше крытый павильон. И из-за его двери доносится приглушенно музыка, над дверью надпись: "Кафе "Русалка". Ружин дернул на себя решетчатую калитку. Бесполезно. Замок на цепи, грузный, ржавый. Ружин потряс прутья, крикнул: - Эй!..- И еще: - Эй!..- И опять: - Эй! Из павильона вышел швейцар, старый знакомый, Ружину ручку жал, скалился тогда летом... Не спеша приблизился, спросил, равнодушно жуя: - Чего надо? Ружин приветливо заулыбался, проговорил бодренько: - Ты чего, Степаныч, не узнаешь? - Чего надо? - повторил швейцар, облизнул сальные губы, проглотил, что жевал. - Поесть бы,- Ружин приблизил лицо к решетке, заулыбался еще приветливей.В такую рань только у вас поесть-то и можно. Степаныч поморщился, когда Ружин дыхнул на него, сказал брезгливо: - Визитную карточку давай. - Степаныч, это же я, Ружин. - Вы пьяны,- сказал швейцар. - Это со вчерашнего,- сказал Ружин, хихикнув.- Набрался, как стервец, башка трещит. Войди в положение. - Нет,- швейцар повернулся, двинулся обратно. Ружин протянул руку, успел ухватить Степаныча за воротник, подтянул к себе, выцедил зло: - Обнаглел, толстомордый! Открывай! А то припомню кой-чего, посажу! Швейцар с неожиданной ловкостью крутанулся на месте, вырвался, ощерился: - Не посадишь, гад! -взвизгнул.- Кончилось твое время! Теперь ты дерьмо! Тьфу! - сплюнул, затопал к павильону. Ружин вцепился в решетку, тряхнул ее, зазвенела цепь, забухал замок, заорал, багровея: - Прибью, мерзавец! Ты меня не знаешь, жирный болван! Я тебя достану! Отбивные сделаю из твоей свинячьей задницы! И сам схаваю под водочку холодную! Открывай! - голос сорвался, Ружин всхрипнул, закашлялся, кашляя, все грозил кулаком. В дверях кафе показались два малых, краснолицые, с борцовскими шеями, ковыряя в зубах, скучно посмотрели на Ружина. Ружин сгорбился, держась за горло, кашель все еще бил его, махнул рукой, повернулся и побрел к стоянке, подрагивая плечами. Парни и швейцар посмеялись и скрылись в кафе. ...Ружин опять гонял машину по пляжу, как тогда летом. Только теперь рядом ни Леры не было, которая так смешно жмурилась от страха и повизгивала тонко, как озябшая собачонка, и никого другого не было. Некому было сидеть на соседнем сиденье. Вот так вышло. Песок был смерзшийся, темный, как по асфальту неслась машина, с визгом завалилась на вираж, с жестким шипеньем взметала из-под колес влажные песчинки, крутилась волчком на месте и вдруг срывалась стремительно, присев на мгновение на задние колеса аж до самых бамперов. И на шоссе опять милицейский мотоцикл желтел, а возле него гаишник курил но другой уже, не тот, который летом за Ружиным гонялся - постарше, позлее - и с тяжелой непримиримостью взирал на ружинские выкрутасы. Ружин заметил его, усмехнулся, на полном ходу выскочил на шоссе, помчался, не сбавляя скорости. Гаишник прыгнул в седло, поспешно затарахтел следом, засвистел запоздало, прокричал что-то в рацию, замахал жезлом. Но куда там, Ружин уходил все дальше и дальше. Как и предшественник его, гаишник тоже наперерез помчался по выбоинам, по камням, по жухлой, мокрой траве. Грязи не было, и поэтому мотоцикл пробрался-таки; ревя и буксуя, выпрыгнул на шоссе, перегородил дорогу перед самым почти носом Ружина. Милиционер соскочил с седла, подбежал к машине, придерживая болтающуюся на боку рацию, постучал в закрытое окно. Ружин не реагировал, сонно смотрел в окно, недвижный. Гаишник дернул на себя дверцу, и Ружин вывалился наружу, прямо на асфальт, вяло перекатился на другой бок, забормотал что-то. Милиционер отпрянул опасливо. - Вот те на,- сказал, приглядевшись внимательней, нагнулся, принюхался, добавил удовлетворенно: - Вдрызг, скотина. Ружин зашевелился, подполз к дверце, держась за нее, поднялся, мутно глянул на милиционера, заговорил невнятно: - Перед заходом солнца... слалом очень полезен, когда трамваи не ходят, вот так, понял?.. Я за зубной щеткой еду, понял? Вот так... - Понятно, а как же,- сказал гаишник, кладя планшетку на капот.- Сейчас мы почистим тебе зубки и без зубной щетки. Давай документы. Ружин хитро хихикнул и достал из кармана двадцать пять рублей. - Во мои... эти документы. Проверяй. Сержант сузил глаза, нажал тангенс рации, проговорил в микрофон: - Сто второй, сто второй, докладываю, владелец автомобиля ноль, ноль, шестьдесят восемь предлагает мне взятку в количестве двадцати пяти рублей. Сильно пьян. Ружин с неожиданной резвостью прикрыл микрофон, заговорил, улыбаясь: - Ты чего, парень. Пошутил я. Я трезв, как стекло. Скучно просто, вот и веселюсь. Извини, если что... - Документы! - губы у сержанта задрожали от напряжения и злости. - Да брось, пошутил я,- Ружин отступил на шаг, занес ногу, чтобы забраться в кабину.- Поеду я... Гаишник крикнул угрожающе: - Стоять! - для пущей острастки схватил Ружина за плечо, рванул на себя, да так сильно, что тот едва устоял на ногах. - Что ж ты делаешь?! - проговорил Ружин и машинально, не отдавая себе отчета, коротко ткнул сержанта в живот, затем для надежности еще раз, так же стремительно и коротко. Сержант согнулся, выкатил глаза. Ружин оттолкнул его от машины. Милиционер не удержался, упал неуклюже. Ружин поморщился, сел в кабину и тут услышал ноющий голосок сирены, из-за поворота показалась милицейская "Волга". - Идиот,- сказал себе Ружин и устало откинулся на спинку сиденья... - Ружин,- окликнул его дежурный из-за барьера, капитан лет за сорок, тихий, раздумчивый, когда говорит, глядит в глаза, что-то ищет там, в глазах. Это редкость, когда за барьером и ищет. Ружину он понравился. Он вскочил, подошел поспешно, склонил голову выжидательно. - Ружин,- сказал капитан, почесав переносицу.- Мы вынуждены задержать вас до выяснения обстоятельств. Скоро приедет дознаватель, я уже позвонил. Сопротивление работнику милиции при исполнении - дело нехорошее, знаете ли. - Да пошутил я,- Ружин прижал ладони к груди.- Разыграть решил сержанта. Я сам бывший сотрудник, начальник отделения отдела уголовного розыска города. Вы должны знать меня. - Бывший,- вздохнул капитан. - Да что вы, ребята,- Ружин повернулся к трем суровым обветренным офицерам ГАИ, стоявшим неподалеку, заулыбался просительно.- Все же свои... Офицеры не дрогнули, не тронуло сочувствие их свекольные лица. Крепкие ребята, сто лет им жить. - Были свои,- грустно заявил капитан и опять вздохнул.- Было время. Была работа. Все по-другому теперь, все по-другому. Иные дуют ветры, никакого благодушия, никакого кумовства, все - строго по закону...- вытянул шею, сказал кому-то вбок: - Отведи его в третий кабинет, он пустой, пусть подождет. Откуда-то появился молоденький милиционер, строго указал Ружину, куда идти. Уже у порога капитан остановил его: - Если желаете, можете позвонить, сообщить, что вас задержали, а то искать будут. Ружин растерялся. Сообщить? Кому? Кто его будет искать? Даже смешно, и он усмехнулся. - Если некому,- сказал капитан,- тогда идите. Ружину показалось, что желторотый милиционер хмыкнул. - Как так некому? - он круто повернулся.- Это почему же некому? - он возвратился к барьеру, шаг быстрый, уверенный, кивнул капитану: Спасибо,- набрал номер, подождал.- Феленко? Ружин. Здравствуй. Неподалеку я тут от тебя... В кабинете столы, стулья, грязно-желтые в трещинах, с нечищеными металлическими бляшками на боках "МВД 1964 г.", давно срок износа вышел, а все служат, бережливые люди у нас, экономные, есть чему иностранцам поучиться, холодный сейф в углу, стены голые, на окнах занавески, на занавесках чернильные пятна, застиранные, но не отмытые. Безлико здесь. Никак. В окно сигануть хочется. Ружин раздвинул занавески, прижался лбом к выстуженному осенью стеклу. Под окном на лавке сидел маленький пожилой милиционер и строгал перочинным ножом палочку. Выстругает одну до размера спички, бросит под ноги, другую возьмет... Заскользил Ружин лбом по стеклу, вниз, скрипуче, ткнулся головой в руки, покоящиеся на подоконнике... Колыхнулись занавески, вздрогнуло стекло, Ружин поднял голову, огляделся рассеянно, лицо сонное, хотя и не спал вовсе, и не дремал даже, мерещилось что-то зыбкое, причудливое. В проеме раскрытой двери увидел Феленко и за его плечом еще кого-то в милицейской фуражке. Знакомое лицо, тоже обветренное, огрубелое, как и у всех здесь. Ружин встал, растирая лоб, шагнул навстречу. Феленко протянул руку, сказал: - Все в порядке. Пошли,- плащ на нем короткий, штопаный, с желтыми пятнами от неумелой глажки. - Я приехал с трассы и услышал, как ваш приятель объясняется с дежурным,сказало знакомое лицо в милицейской фуражке.- Фамилию я вашу тогда летом хорошо запомнил, крепко,- и лицо криво усмехнулось. Ружин, узнавая, покачал головой - тот самый старший сержант-гаишник, который гонялся летом за ними с Лерой и которого он заставил явку с повинной на себя писать. Веселые были времена. - Я все уладил,- сказал сержант.- Считайте, что ничего не было. - Спасибо,- поблагодарил Ружин.- Хотя, наверное, не стоило беспокоиться. Я уже свыкся с мыслью, что я преступник, даже интересно. В жизни так мало интересного. Право, не стоило... - Не дури,- Феленко ухватил его за рукав, потянул за собой, повернувшись к сержанту, с виноватой улыбкой объяснил: - Он немного не в себе, перенервничал. - Я понимаю,- кивнул сержант. Дежурный встал, увидев Ружина, протянул руку через барьер, улыбаясь: - Рад, искренне рад, что все обошлось. Мы были не правы. Клеменко покаялся, что все сочинил, лицо ему ваше не понравилось. Мы его накажем... Друзья наших друзей - наши друзья. Ружин протянутой руки не заметил, погрозил пальцем. - Никакого благодушия,- сказал назидательно и важно зашагал к двери. - Перенервничал,- развел руками Феленко. Пока Ружин открывал машину, сержант топтался за его спиной. Ружин отворил дверцу, не спеша повернулся к нему. - Мы вроде теперь в расчете,- осторожно проговорил сержант.- Протокол задержания, рапорт Клеменко у меня. Можем обменяться. - Чудесный ты парень, сержант,- Ружин сел в машину привычно, с удовольствием.- Жить тебе при коммунизме. Позвони на днях, обменяемся. - Вот и все,- сказал Ружин, когда они отъехали.- Жалко. - Что все? - спросил Феленко.- Что жалко? - Теперь опять всем наплевать, в каком году я родился,- сказал Ружин,какое у меня образование и что я могу показать по существу заданных мне вопросов...- последние слова произнес жестко, по-прокурорски, как на суде. - Не понял,- Феленко с подозрением покосился на Ружина. - А показать я могу много, до черта я могу показать, только спросите Но теперь опять никто не спросит. Ты знаешь,- сказал он, глядя на дорогу, улыбнулся отрешенно,- это кайф, когда кому-то интересно знать, кто ты. Вроде как в детстве: играли в прятки, тебя не нашли, забыли, разбежались, а ты сидишь один и вроде как нет тебя, вроде как и не родился еще, а потом раз - нашли, случайно, и счастье... Какое-то время ехали молча. - Деловой сержантик,- Феленко решил сменить тему.- Пошушукался с дежурным, к начальству сбегал, вернулся, опять пошушукался и все путем. Приятель? - Почти родственник. Машина свернула под "кирпич", на узкую асфальтовую дорожку. По бокам деревца, черные, мокрые, асфальт тоже мокрый, испятнан лужами, и в обочинах вода, зеленая, томится, бродит. Вскоре за реденьким перелеском увиделись здания, сначала одно, белое, с серыми подтеками, буквой "П", типичное школьное строение, затем поодаль, правее, другое - одноэтажное, длинное, вроде казармы, вокруг голо, бурая трава, вместо деревьев - стенды с наглядной агитацией, длинная мачта с флагом, верхушка покачивается под ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14