Глинн внимательно наблюдал за ее реакцией.
– Нет, ничего не пропущено, – ответила Бриттон ровным голосом.
– Буду откровенным, капитан. Это очень необычное дело. У меня есть небольшой список капитанов, к которым я мог бы обратиться, но я думаю, они откажутся от командования.
– В то время как я в безвыходном положении, – сказала тихо Бриттон, продолжая смотреть вперед.
– Если бы вы были в безвыходном положении, вы бы приняли тот панамский грузовой пароход или либерийское судно с вооруженной охраной и подозрительным грузом. – Глинн заметил, что она прищурилась. – Видите ли, капитан Бриттон, по роду своей деятельности я анализирую природу аварий.
– Что же это за род деятельности, мистер Глинн?
– Инженерия. Наш анализ показывает, что люди, однажды оступившиеся, с вероятностью девяносто процентов не наступят на те же грабли.
«Я сам живой пример истинности этой теории» – эту фразу Глинн вслух не произнес, но был готов. Он позволил себе окинуть взглядом капитана Бриттон. Что же побудило его почти отказаться от сдержанности, привычной как дыхание? Это заслуживало дальнейшего обдумывания.
Он перевел взгляд на дорогу.
– Мы внимательнейшим образом изучили вашу биографию. Когда-то вы были прекрасным капитаном с алкогольными проблемами. Теперь вы просто прекрасный капитан, на чью осмотрительность, я знаю, можно положиться.
Бриттон утвердительно кивнула.
– Осмотрительность, – повторила она со слегка ироничной улыбкой.
– Если вы примете предложение, я скажу гораздо больше. Но сейчас я могу сказать только, что плавание не будет долгим. Оно будет выполняться под покровом глубокой тайны. Пункт назначения находится в южных широтах, в той области, которую вы хорошо знаете. Финансовое обеспечение более чем достаточное, и вы сами наберете команду из тех, кто выдержит нашу проверку. Все офицеры и команда получат втрое больше по сравнению с обычной оплатой.
Бриттон нахмурилась.
– Если вы знаете, что я отказала либерийцам, значит, знаете, что я не провожу тайно наркотики, не переправляю оружие, вообще не занимаюсь контрабандой. Я не нарушаю законов, мистер Глинн.
– Миссия законная, но настолько необычная, что требует абсолютно преданной делу команды исполнителей. И еще кое-что. Если миссия будет успешной… Нет, следует так сказать: когда миссия будет успешно завершена, поскольку именно это я и должен обеспечить, она получит огласку очень благоприятную. Не для меня, я избегаю подобных вещей, а для вас. Это может быть полезным во многих отношениях. Вы окажетесь снова в списке действующих капитанов, например. Это придаст вам дополнительный вес на слушаниях по опеке над вашим ребенком. Вероятно, перестанут быть необходимыми эти долгие визиты по выходным.
Это последнее замечание произвело эффект, на который Глинн и рассчитывал. Бриттон быстро взглянула на него, потом оглянулась через плечо, словно немедленно отодвигая дом георгианской эпохи, оставшийся у них далеко позади. Потом она снова посмотрела на Глинна.
– Я читала Уистена Одена сегодня утром в поезде. Мне попалась поэма под названием «Атлантида», – сказала Бриттон. – Последняя строфа звучит примерно так: «Все маленькие домашние боги расплакались, но ты все-таки попрощайся с ними сейчас и выйди в море».
Она улыбнулась. И если бы Глинн обращал внимание на подобные вещи, он бы заметил, что улыбка была совершенно очаровательной.
Порт Элизабет
17 июня, 10 часов
Палмер Ллойд помедлил перед глухой дверью – грязным прямоугольником в колоссальном металлическом строении, вздыбившемся перед ним. Из-за спины, где его шофер, прислонившись к лимузину, читал бульварную газету, до него доносился рев с главной магистрали Нью-Джерси, отдававшийся эхом от старых складских зданий. Впереди за сухими доками Марш-стрит блестел на солнце порт Элизабет. Неподалеку над контейнеровозом по-матерински склонился кран. За портом сцепка буксиров толкала баржу, груженную машинами. А еще дальше вздымался над чернотой задворок Байонны манящий силуэт Манхэттена, сверкая на солнце подобно драгоценному ожерелью.
Ллойда внезапно охватила ностальгия. Прошло много лет с тех пор, как он был здесь последний раз. Он вспомнил, как взрослел в жестоком окружении в Рагуэйе около порта. В своем нищем детстве Ллойд провел немало дней, рыская по докам, дворам и заводам.
Он вдохнул знакомый заводской воздух, смешанный с запахом болот, смолы и серы. Он все еще помнил чувство, которое вызывало в нем это место: множество труб со шлейфами пара и дыма, блестящие резервуары нефтеперегонных заводов, густое сплетение высоковольтных линий. Он находил красоту в обнаженных мускулах индустрии. «Места вроде порта Элизабет, – размышлял он, – это средоточие торговли и производства. Именно они дают обитателям городков модных лавок, торгующих подделками, достаток, который позволяет им презрительно отзываться о безобразности этих мест, глядя из комфорта своих собственных».
Ему казалось странным, что он так скучает по дням своего детства, хотя все его мечты осуществились. И было удивительно, что своим самым большим успехом он обязан именно этим местам, где его корни. Еще мальчишкой он начал коллекционировать. Без денег создал собственную коллекцию по естественной истории, собирая всякую всячину. Он находил наконечники стрел на размытых берегах, ракушки среди прибрежного сора, камни и минералы в заброшенных шахтах. Он откапывал окаменелости в карьере, обнажившем слои юрского периода вблизи Хакенсака, и десятками ловил бабочек на окрестных болотах. Ловил лягушек, ящериц, змей и хранил их в джине, который таскал у отца. Ллойд собрал прекрасную коллекцию до того, как их дом сгорел вместе с этим сокровищем в день его пятнадцатилетия. Это была самая болезненная потеря в его жизни. Потом он уже ничего не коллекционировал. Поступил в колледж, затем занялся бизнесом, поднимаясь по лестнице успеха. И однажды его осенило: теперь он может купить самое лучшее из того, что может предложить мир, он компенсирует ту потерю. То, что начиналось как хобби, переросло в страсть, родилась мечта о музее Ллойда. И вот он снова здесь, в доках Джерси, и намерен заявить свои права на величайшее сокровище.
Ллойд глубоко вздохнул и взялся за ручку двери, его охватила дрожь предвкушения. Тонкая папка Глинна оказалась шедевром, действительно стоившим того миллиона, что он заплатил. План был блестящим. Учтены все возможные неожиданности, все трудности предусмотрены. Потрясение и гнев по поводу цены сменились горячим желанием действовать еще прежде, чем он успел дочитать. И сейчас, после десяти дней нетерпеливого ожидания, он увидит почти завершенной первую стадию плана по транспортировке тяжелейшего объекта, когда-либо перемещенного людьми. Ллойд повернул ручку и вошел.
Внушительный фасад здания оказался лишь намеком на громадность представшего его взору помещения. Вид такого большого пространства без внутренних перекрытий и перегородок, совершенно открытого до недосягаемого потолка, временно лишал глаз способности правильно оценить размеры, но казалось, что длина его не меньше четверти мили. Словно металлическая паутина, рабочие мостки протянулись по всему заполненному пыльной дымкой пространству. Из его глубин на Ллойда накатила какофония шумов: стрекот клепальных молотков, лязганье стали, треск сварки.
А в центре этой лихорадочной активности находилось оно – громадное судно, поддерживаемое в сухом доке огромными стальными опорами, над которыми возвышался его выпуклый нос. Среди танкеров этот не был самым крупным, но, вытащенный из воды, он казался Ллойду наиболее гигантской вещью, какую ему доводилось видеть. По левому борту белой краской было написано имя корабля: «Ролвааг». Подобно муравьям, вокруг него сновали люди и машины. На лице Ллойда появилась улыбка, стоило ему вдохнуть густые запахи горячего металла, красок и дизельного топлива. Что-то у него внутри радовалось, наблюдая пахучую трату денег, даже его собственных.
Появился Глинн с рулоном чертежей в руке, в каске с аббревиатурой ЭИР на голове. Ллойд посмотрел на него, продолжая улыбаться, и в безмолвном восхищении потряс головой.
Глинн подал Ллойду каску.
– Вид с лесов еще лучше, – сказал он. – Встретимся там с капитаном Бриттон.
Ллойд водрузил на голову каску и последовал за Глинном в маленький лифт. Они спустились футов на сто, потом вышли на рабочие мостки, которые тянулись вдоль всех четырех стен сухого дока. Пока они шли, Ллойд поймал себя на том, что не может отвести глаз от громадного корабля, который простирался перед ним. Он был потрясающим. И он принадлежал ему.
– Судно построено в Ставангере в Норвегии шесть месяцев назад. – Сухой голос Глинна почти терялся в грохоте строительства, который нарастал им навстречу. – При том, что мы с ним делаем, мы не могли взять его напрокат, а потому были вынуждены купить.
– Двойное финансирование, – пробормотал Ллойд.
– Мы, конечно, сможем потом продать пароход и возместить почти все затраты. Я думаю, вы увидите, что «Ролвааг» стоит своих денег. Это произведение искусства. Двойной корпус с глубокой осадкой в расчете на бурю. Он вмещает сто пятьдесят тысяч тонн. Малыш по сравнению с танкерами, которые перевозят до полумиллиона тонн.
– Он замечательный. Если бы я мог на время оставить свои дела, все бы отдал за рейс с вами.
– Мы будем ежедневно общаться по спутниковой связи, и, я полагаю, вы сможете разделить с нами все, кроме морской болезни.
По мере их продвижения по рабочим мосткам весь левый борт судна оказался у них в поле зрения. Ллойд остановился.
– В чем дело? – спросил Глинн.
Ллойд молчал, не находя слов, и наконец пробормотал:
– Я просто никогда не думал, что это будет выглядеть так правдоподобно.
В глазах Глинна мелькнуло веселье:
«Промышленный свет и магия» прекрасно справляются с работой, не находите?
– Голливудская фирма?
Глинн кивнул.
– Зачем изобретать колесо. У них лучшие в мире создатели видеоэффектов. И они не болтливы.
Ллойд ничего не ответил. Он просто стоял у ограждения, глядя вниз. У него на глазах сверкающий нефтеналивной танкер, произведение искусства, превращался в потрепанный рудовоз, направляющийся в свое последнее плавание. Передняя половина замечательного корабля представляла прекрасное чистое пространство окрашенного металла, жесткую геометрическую безупречность сварных швов и пластин листовой стали, все светилось новизной шестимесячного судна. Но от середины и до кормы контраст не мог казаться более разительным. Задняя половина корабля выглядела так, словно он пережил кораблекрушение. Кормовую надстройку будто перекрашивали раз двадцать: на облупившихся поверхностях проступили слои краски разных цветов и оттенков. Одно из крыльев мостика, и первоначально необычное по виду, казалось, было отломано, а потом снова приварено. Огромные ржавые потеки спускались вниз от вмятин на корпусе. В покореженных перилах некоторые секции заменяли грубо приваренные трубы, арматурный прут и угловое железо.
– Прекрасная маскировка, – одобрил Ллойд. – Как и строительство шахты.
– Мне особенно нравится радарная мачта, – сказал Глинн, указывая на корму.
Даже с такого расстояния Ллойд мог видеть, что краска с нее почти полностью слезла, а куски металла свободно болтаются на старых проводах. Несколько стержней антенны были сломаны и грубо сварены встык, все покрыто слоем копоти.
– Внутри этих остатков мачты, – продолжал Глинн, – находится современнейшее оборудование: пи-кодовая и дифференциальная глобальные навигационные системы, системы переднего обзора и пассивной радиоэлектронной разведки, а также другое радарное оборудование, новейшие станции связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64