В сырую конуру легким шагом влетел подтянутый и благоухающий одеколоном бизнесмен, вызвал хозяйственников и не допускающим возражений голосом начал диктовать. Вымыть окна. Заменить шторы. Привести в порядок мебель. Срочно сделать перегородку. Секретарша не может сидеть в одном помещении с начальником. На все про все – сутки. Чтобы завтра все блестело. А сейчас я уезжаю. На переговоры.
Водителю Володе, привыкшему целыми днями давить ухо, в этот день пришлось туго. Хозяин, знавший, судя по всему, Москву не хуже любого таксиста, адресов не называл, а только командовал с заднего сиденья:
– Сейчас прямо… На светофоре налево… Под стрелочку… Здесь останови. Я пройдусь.
Даже накатав около сотни километров, Володя так и не смог бы сказать, куда носило в этот день его начальника. Тот выходил из машины, шел пешком, потом исчезал в толпе, через некоторое время появлялся с противоположной стороны и приказывал:
– Разворачивайся. Едем на Якиманку. Там подождешь.
Единожды только Володя опознал пункт назначения. Он подвез шефа к префектуре, куда тот и зашел быстрым шагом. Что Кислицын делал внутри, Володя, конечно же, не знал.
– Вы к кому? – спросил охранник в форме.
– В приемную Петра Ивановича, – ответил Юра. – Забрать бумаги.
– Документики предъявите, – потребовал охранник.
Изучив удостоверение мусорной конторы, кивнул в сторону:
– Пройдите здесь.
Раму– металлодетектор установили в префектуре недавно, и раньше Юра ее не видел. Он послушно прошел, повернувшись боком. Что-то загудело, и на пульте рядом с охранником загорелась красная лампочка.
– Подойдите сюда, – приказал страж. – Что металлическое есть?
Юра покорно полез в карман пиджака и вытащил вороненый браунинг. Охранник отпрянул и лапнул рукой кобуру.
– Да вы посмотрите внимательно, – рассмеялся Юра. – Это же зажигалка.
Охранник недоверчиво покрутил браунинг в руках, направил на всякий случай в сторону и нажал на курок. Из дула вырвался и загнулся вверх язычок синевато-желтого пламени.
– Вы с этой штукой поаккуратнее, – посоветовал охранник, кладя зажигалку перед собой на стол. – На улице не очень-то доставайте. Имитация боевого оружия. Заберете на обратном пути.
Юра улыбнулся охраннику и побежал вверх по лестнице. Добежав до второго этажа, повел себя странно. Вместо того, чтобы зайти в приемную Тищенко, повернул почему-то налево, быстро дошел до мужского туалета, заперся в кабинке и не спеша, одну за другой, выкурил две сигареты, потом вымыл руки, вытер их салфеткой, причесался перед зеркалом и двинулся к выходу. Внизу еще раз улыбнулся охраннику, тот лениво махнул ему, протянул зажигалку. Юра сел в машину и скомандовал:
– Едем дальше. Сейчас направо.
Володя послушно жал на газ, крутил баранку и с ненавистью думал о том, что вечерний футбол, похоже, накрывается. Так оно и произошло, потому что в восемь вечера, когда рабочий день уже давно закончился, он еще торчал у конторы, куда столь неожиданно пробудившийся к жизни начальник приехал, чтобы лично проконтролировать ход работ по реконструкции кабинета.
Работы шли полным ходом, однако спервоначалу директор, проинформированный о внезапной активности своего зама, недоуменно поднял бровь. Черт его знает, что творится. Но все-таки человек пришел от Тищенко. И хотя тот строго-настрого приказал к делам его не допускать, просто так от Тищенко не приходят. Ладно. Пусть делают. Про себя он решил, что завтра объяснит – в конторе есть директор. И все надо согласовывать. Но когда вызванный им Кислицын перешагнул порог директорского кабинета, запланированное с вечера внушение странным образом отложилось на неопределенное время.
– У нас проблема, – с ходу заявил преображенный зам. – Кто-то в конторе сливает информацию про объемы выполненных работ. Сейчас решается вопрос о передаче материалов в прокуратуру. Хотите посмотреть?
– Откуда это у вас? – спросил директор, неверящими глазами изучая ксерокопию справки.
Юра повел плечами и, не дожидаясь приглашения, сел в кресло напротив.
– Петра Ивановича проинформировали?
– Зачем? Я это и сам могу остановить. Дело-то в другом.
– В чем?
– Во-первых, утечка информации. – Юра загнул палец. – Сегодня в УЭП капнули, завтра еще куда-нибудь. Тут надо серьезно разбираться. А во-вторых, – он загнул второй палец, – вы уж сами должны определить, надо Петру Ивановичу про это знать или нет. Я ведь не в курсе ваших отношений.
Директор по достоинству оценил намек. То, что официальные данные об объемах выполненных мусороперевозок ни в какой степени не соответствовали истинному положению вещей, было понятно даже ежу. Поэтому существовала вторая бухгалтерия, по которой осуществлялись расчеты с Тищенко. Но о том, что и эта вторая бухгалтерия была далека от реальности, знал только сам директор. И если бы справка оказалась у Тищенко на столе, то кара была бы неминуемой.
– Здесь данные неточные, – на всякий случай сказал он.
Юра промолчал и прикрыл глаза, демонстрируя полное равнодушие. Дескать, вам виднее. Мое дело – предупредить.
– Так, – сказал директор, прерывая затянувшуюся паузу и стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Ваши предложения?
– Я этот вопрос закрою. Раз и навсегда. А стукача ищите. Сами ищите. Тут я вам не помощник. И еще. Замените мне машину, на этом тракторе ездить невозможно. Потом. Меня не устраивает секретарша. Крысу эту пересадите обратно в бухгалтерию, у меня есть своя кандидатура. А дальше видно будет. По мере развития событий.
Следующее потрясение директор пережил, когда увидел приведенную замом секретаршу. Можно было ожидать, что зам приведет Бабу Ягу. Или Мерилин Монро. Или Царевну-Лягушку. Но оформить секретарем здорового бугая – с малиновой рожей и бицепсами тяжеловеса – это уж слишком! На нем воду возить, а он сидит на телефоне и мурлычет в трубку:
– Юрий Тимофеевич на совещании. Обязательно перезвонит. Обязательно.
– Он у тебя с голоду на двухстах долларах не сдохнет? – не удержался как-то директор.
– Что вы, – печально ответил ему Кислицын. – Это у него внешность такая. Из-за обмена веществ. Исключительно на вегетарианской диете сидит. Инвалид детства.
Но инвалид оказался человеком веселым и на редкость компанейским. Запросил в кадрах списки дней рождения всех сотрудников и лично впрягся в создание атмосферы праздника. При наступлении очередного красного дня ровно в восемнадцать появлялся на пороге соответствующей комнаты с побрякивающим пакетом, скромным букетиком цветов и завернутым в оберточную бумагу параллелепипедом.
– С днем варенья! – провозглашал он. – Книга – лучший подарок!
Как там инвалид обходился с вегетарианской диетой вне стен конторы, никому было не ведомо. А в стенах жрал что придется, только за ушами хрустело, да водку вливал в себя стаканами, произнося тост за тостом, зорко следя, чтобы никто не отставал, не пьянея, а лишь меняя окраску от малиновой до темно-коричневой с отдачей в синеву.
На первый день рождения директор внимания не обратил. Просто не заметил. Зато следующий, после которого сразу два водителя мусоровозов не смогли выйти на работу, вызвал у него серьезное раздражение. Но только он собрался вызвать зама и настрого приказать ему, чтобы тот приструнил свою… тьфу! мать вашу!… своего секретаря, как зам без вызова возник у него в кабинете, плюхнулся, не дожидаясь приглашения, в кресло и заявил:
– Я вам месяц назад сказал, что кто-то сливает информацию. Ну так что? Будем ждать или как?
И не успел директор начальственно наморщиться, как Кислицын бросил ему на стол бумажку с напечатанной фамилией.
Оказалось, что в ходе вчерашнего мероприятия, того самого, которое вывело из строя лучшую часть водительского корпуса, зашел обычный пьяный треп о личной жизни. И в ходе этого трепа выяснилось, что диспетчерша, выпускающая машины на линию, разошлась со своим мужиком аж полгода назад. Но баба она – в самом соку и нашла себе хахаля. Хахаль этот ходит к ней дважды в неделю как на работу. А на службе он числится в налоговой полиции, прикомандированным к местной инспекции. Это уж Кислицын самолично установил. И можно себе представить, как вышеупомянутый хахаль ржет, когда сравнивает данные инспекции о списанном бензине и отработанных человеко-часах с тем, что ему рассказывает диспетчерша о реальных выходах машин. А если еще припомнить, что с полгодика назад диспетчершу лишили прогрессивки, то удивляться вообще нечему.
– Я своему Феде сказал, – сообщил Кислицын, пока директор переваривал полученные сведения, – чтобы он не очень-то… гусарил тут. Хотя если бы не он, мы бы ее еще черт знает сколько вычисляли.
– Это он тебе рассказал? – спросил директор недоверчиво.
– Он, – кивнул Кислицын. – Домой ко мне заявился. Верный человек, я его много лет знаю. У него на старой работе такая же штука была. Так что на стукачей он стойку сразу, как собака, делает. Хороший нюх. Пообщается с человеком, рюмочку-другую выпьет – и насквозь видит.
– Так, может, ты зря его это… – сказал директор, – может, пусть себе…
– Это уж как вы прикажете, Лев Алексеевич, – развел Кислицын руками. – В принципе, ничего плохого нет. И коллектив сплачивается. Лишь бы без последствий. Без невыходов.
– Пожалуй, – принял директор решение. – Пусть его. Только ты давай… знаешь что… без этих… без частного сыска. Если что, пусть сразу ко мне. Вместе с тобой, конечно.
Так началась новая интересная жизнь. От добываемой Федей информации о побочных заработках сотрудников, их личной жизни и от высказываемых откровенных суждений о способностях и иных качествах руководства директор ошалел настолько, что вошел во вкус и строго приказал Феде впредь отмечать не только дни рождения, но и другие, не столь памятные даты. День автомобилестроения, например. Или день работников коммунального хозяйства. Он даже дошел до того, что перед очередным сабантуем надиктовывал Феде основные темы, представлявшие для него интерес в данный момент времени.
Естественно, что во всех собеседованиях директора с Федей Кислицын принимал самое горячее участие. Он же и посоветовал директору создать специальный фонд.
– Сколько он их всех может за свои поить? – сказал Кислицын. – Опять же подарки к дням рождения. Деньги копеечные, а все-таки… на нас же работает.
Директор хотел было сказать что-то про бухгалтерию и финансовую дисциплину, но вовремя вспомнил, что справочку из УЭПа зам держал в руках, и кивнул.
– Выделю. Хорош собака! Ему бы в инквизиции работать… Дотошный!
О том, откуда Федя взялся, Юра, конечно же, рассказывать не стал.
И потекло неспешно время. Федя стучал на собутыльников, директор делал выводы и проводил одну реорганизацию за другой, проникаясь к заму все большим и большим уважением. Настолько, что даже допустил его кое к каким делам, проигнорировав рекомендацию непосредственного начальника. И не пожалел, потому что первое же Юрино прикосновение к мусорному бизнесу немедленно принесло три тысячи неучтенки. Зелеными. Поэтому, когда Петр Иванович Тищенко посетил контору, Лев Алексеевич вызвал зама в кабинет и сказал:
– Вот, Петр Иванович. Спасибо вам за Кислицына. Честно скажу – просто не нарадуюсь.
Тищенко скосил на Кислицына глаз. Не виделись они довольно давно. Не то чтобы Тищенко не помнил, как и почему они познакомились, а главное – что из этого вышло, но воспоминания эти потонули в пучине подсознания. Поэтому слова Льва Алексеевича вызвали у него всего лишь чувство глубокого удовлетворения от правильности принятого когда-то кадрового решения.
Он покровительственно протянул Кислицыну начальственную длань:
– Молодец. Я знал, что справишься. Ты как вообще?
– Спасибо, Петр Иванович, – ответил Юра. – Все хорошо. Спасибо вам за все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12