– закричал Мэнни, не теряя вида превосходства.
– Прекрасно! – воскликнул Дебур. – И я настаиваю на этом! Вы также не в курсе четырех бочонков негашеной извести, которую вы выдали Резиденции Делакруа как раз в утро преступления?
– Я не попадусь на ваш крючок, это подделка! Какая известь, откуда?
– С вашего завода пластмасс.
– Вы первый говорите мне, что там используют известь. Знаете, я занимаюсь лишь финансовой частью.
– Вы используете известь для производства кальция-карбида, из которого извлекают ацетилен. А он необходим вам для исследования пластических веществ.
– Вы информированы лучше, чем я.
– Кроме того, ваш кладовщик утверждает, что вы позвонили ему утром в восемь тридцать и сообщили, что легкий грузовой автомобиль приедет за этой известью, которая необходима для работ в одной из ваших квартир.
– Я никогда не встаю раньше десяти часов, – невозмутимо пояснил Мэнни.
– Бесполезно отрицать, он узнал вас по акценту, а ему невозможно подражать.
– Я тоже так думал, но вынужден разочароваться.
– Вы, конечно, будете утверждать, что кто-то другой старается вовлечь вас в это дело, не так ли? Разумеется, один из ваших врагов?
– Во всяком случае, это первая разумная вещь, которую я от вас слышу. У меня много врагов, это правда.
– И они тоже знают код, открывающий дверь гаража резиденции Делакруа? Ведь только так можно войти в здание незаметно для консьержки.
– Любой мог бы узнать этот код, если хотел им воспользоваться.
– Вы также не знаете Макса Имбера?
– Совершенно не знаю. Кто это?
– Бродяга с несколькими судимостями, бывший телохранитель братьев Даниели, двух известных гангстеров, который с момента преступления исчез, не оставив адреса... Профессиональный убийца, которого мы вскоре поймаем, чтобы устроить ему очную ставку с вами... Что было в ящике, который вы отправили к нему домой утром в день преступления?
– Ящик, который я?..
– Да, большой ящик, который взяли у вас вместе с мебелью. Ее вы сначала отправили к господину Юссно! Разумеется, еще одно совпадение! А может быть, это было сделано для того, чтобы отвлечь внимание консьержки?
– Я подарил господину Юссно кое-какую старую мебель и попросил своего экспедитора заехать за ней, когда он поедет в район Севра. И от вас я узнаю, что он приехал за ней утром дня преступления... Впрочем, мебель находилась в подвале и грузчики должны были иметь дело с консьержкой... он ничего мне об этом не говорил.
– А ящик?
– У меня не было никакого ящика для отправки! Очевидно, кто-то хочет скомпрометировать меня участием в этом преступлении... И я вижу, что делает он это очень ловко! Однако я узнаю, кто это, и... разумеется, раньше вас.
– Мы его уже знаем... Это вы, господин Шварц.
– Вы заговариваетесь. Эта оплошность может стоить вам места!
– Напрасно вы бравируете. Даже ваши влиятельные друзья ничего не смогут для вас сделать... В отличие от инспектора Леже у меня есть доказательства!
– Вам не хватает одного самого важного. У меня бесспорное алиби на время преступления.
– Как только я найду Имбера, ваше алиби вам больше не понадобится, так же, как и ваши влиятельные друзья. Почему вы так часто бываете в этом здании? Почему вы всегда избегаете встречаться с консьержкой?
– Я не должен отчитываться в своих поступках перед консьержкой!
– Все ваши квартиры заняты! Куда вы ходите? Я скажу вам: к господину Юссно, вашему служащему, в его рабочее время, когда вы хорошо знаете, что не рискуете встретить его и можете спокойно подглядывать за тем, что происходит в квартире мадам Сандерс. Какие у вас с ней были отношения?
– Она была женой моего лучшего друга, и я испытывал к ней тоже чувство дружбы.
– Вы были недавно или прежде любовником Дженни Сандерс! – выкрикнул Дебур на одном дыхании. – Или, возможно, она вас просто-напросто отвергла? Поскольку вы страдаете манией величия, то не могли перенести ее отказа в том, что она легко соглашалась дать Боттомуорту или де Льезаку. Должно быть, вы видели их у нее, из своей обсерватории следили за их забавами...
– Боттомуорт!
Мэнни громко расхохотался:
– Билли, любовник Дженни? Еще чего? Я не представляю Билли, который не может предложить ничего другого, кроме своего зада, даже дамам!
Дебур вынул из стола фотографии, которые накануне прислал ему Рей, и протянул их Мэнни. Он посмотрел на них, его лицо исказилось гримасой злобного изумления.
Дебур довольно улыбнулся. Наконец-то ему удалось поколебать эту неприступную крепость.
Мэнни закрыл глаза и отдал фотографии Дебуру.
– Я никогда не был любовником Дженни, – пробормотал он.
Дебур пододвинул к нему телефон:
– Вы можете позвонить своему адвокату.
Мэнни вновь обрел самоуверенность.
– Еще не прошло и получаса, – сказал он, отодвигая аппарат.
Дебур посмотрел на часы:
– Не хватает лишь пяти минут. И тогда вы уже будете под замком, господин Шварц.
Рейналь, который скромно держался в углу, стенографируя текст их беседы, поднялся и жестом пригласил Мэнни за собой.
– А между тем настоящий убийца, должно быть, смеется над вашей тупостью, – выкрикнул Мэнни, обращаясь к Дебуру. – Но даже сидя за решеткой, мне удастся поймать его и выгнать вас отсюда.
Дебур смотрел ему вслед, испытывая чувство, близкое к отвращению. Он видел в Мэнни лишь чудовище. Для него было уже недостаточным доказать его виновность. Высокомерие и надменность, которые сохранял Мэнни, несмотря на совершенное преступление, наполняло его злобой и бешенством.
Он снял телефонную трубку:
– Леже, все в порядке, он уже твой, этот малый... Я приду через пять минут, чтобы ввести тебя в курс дела.
Положив трубку, Дебур почувствовал облегчение. Добывать признания было делом, которое он полностью доверял Леже.
Он направился к раковине, чтобы умыться и причесаться. Он зайдет к Леже, а потом сразу же улизнет в Париж. Он будет там как раз вовремя, чтобы встретить Надин после работы.
С письмом в руке вновь появился Рейналь.
– Все в порядке? Ты засадил его в камеру, этого мерзавца? – спросил его Дебур, щеткой смахивая пыль с пиджака.
– Да...
– Что еще он тебе сказал?
– Я не решаюсь повторить это.
Дебур пожал плечами.
– Надеюсь, ты не ошибся со Шварцем. Только что пришло письмо от одной страховой компании из Цюриха. Мадам Сандерс застраховала свою жизнь на двести тысяч долларов на имя своего мужа, всего лишь за месяц до смерти.
– Возможно, Сандерс замешан в этом деле, но Шварц тоже, так что успокойся. На что хочешь поспорить? – решительно предложил Дебур.
Рейналь немного подумал:
– Я предпочитаю лотерею или тьерсе. У меня будет больше шансов что-нибудь выиграть, чем с тобой.
За те пять лет, что он работал с Дебуром, он не помнил, чтобы тот когда-нибудь ошибался в своих прогнозах.
Глава 9
Дороти, пошатываясь, вошла в спальню. Гордон последовал за ней, закрыл дверь и прислонился к стене.
– Здесь настоящая парилка!
Она пошла открыть окно.
– Я по горло сыта этим проклятым следствием, – выругалась она. – К счастью, мне осталось провести здесь только три или четыре дня, и все будет кончено... Как французские мужики занимаются любовью? Плохо, как все!
Дороти беспричинно рассмеялась, как и говорила часто бессмысленно. Затем она испытующе посмотрела на Гордона, без труда угадывая его мысли, и подошла к нему.
Отдаленный рокот грома предвещал грозу. Когда она прошла под плафоном, все ее побрякушки засверкали под лучом света. Ослепленный, Гордон подумал, что это была молния, приближавшаяся к нему после грома.
Она положила руку ему на плечо, а другой сняла туфли, касаясь его лица своей рыжей шевелюрой.
Они оба были более или менее пьяными. Гордон снова выпил и много. Однако, как обычно, это было заметно лишь по его затуманенным глазам, которые из карих стали матово-серыми. Дороти же выпивка делала еще более экспансивной. Это была женщина крайностей, даже в своих приступах нежности, которую она больше не скрывала от Гордона. А он сердился на нее за это, потому что мужчина в трауре всегда кастрат.
Он поднялся к ней совсем с другой целью. Алкоголь никогда не путал его мысли, даже если весьма часто они ускользали из его памяти. У Гордона в голове были две навязчивые идеи, которые не мог бы в этот момент заглушить никакой наркотик.
– Дороти... могла бы ты дать мне взаймы триста долларов, – наконец с трудом выдавил он. – Меня бы устроило, если бы ты могла дать их мне в аккредитивах... Извини, что я прошу их у тебя вот так, ни с того, ни с сего, но...
Он предпочитал не прибегать лишний раз в помощи Мэнни. А Дороти была единственным человеком в мире, у которого он мог взять в долг.
Она вынула из сумочки чековую книжку и протянула ему несколько чеков со снисходительным видом.
– Я дам тебе остальное через несколько дней, во всяком случае, до моего отъезда... Я уезжаю через неделю, ты знаешь? – прошептала она слегка охрипшим голосом. – Может быть, даже раньше...
– Спасибо. Посмотри, нет ли у тебя где-нибудь конверта? – сказал он, отворачиваясь, чтобы избежать испытующего взгляда Дороти.
– Посмотри на столе... если это для того, чтобы написать мне письмо, предупреждаю, что в это время я предпочитаю получать устные послания...
Гордон положил чеки в конверт, который сунул в карман с благодарной улыбкой.
Теперь он хотел бы уйти. Он подумал о полицейском, который ждал его на улице, затем о Дороти, казалось, весьма хотевшей, чтобы он остался.
Как будто угадав его мысли, она открыла стенной шкаф и вынула оттуда бутылку коньяка и два бокала.
– Позволь мне все же налить тебе "на посошок"...
Она подала ему бокал, держа в другой руке бутылку.
Гордон выпил его залпом, и она поспешила вновь наполнить его бокал. Она оставила бутылку на маленьком столике, на расстоянии его руки, и уселась в кресло рядом с ним.
– Садись!
Это был приказ, но такой мягкий, что нельзя было ему не повиноваться.
– Гордость – это ваша болезнь, врожденный порок у вас, у мужчин, – сказала она, глядя на него так, будто хотела растерзать его.
Ей хотелось его растормошить, даже нагрубить. Этот род стыдливости, который мешал Гордону обременять других людей своими страданиями, она считала анахронизмом.
– Если бы вы немного больше говорили о своих проблемах, то их бы стало в мире меньше, поверь мне... Для тебя не очень хорошо оставаться сейчас одному, бэби... Это ни для кого не хорошо... и для меня тоже, – сказала она с обезоруживающей откровенностью.
Ее нельзя было бы назвать красивой. Однако от ее большого тела исходило какое-то языческое очарование. Она проявляла в своей любви к мужчинам столь необыкновенно крепкое здоровье, что ему было трудно противиться.
На лице Гордона появилась улыбка, равнозначная отказу. Он хотел бы сказать ей: "Не в этот вечер, Дороти, в другой раз, но только не в этот вечер..." Однако так скорее должны были говорить женщины. Мужчины же...
Он мог выбирать между полицейским, ждавшим его на улице, и Дороти, которая ждала его на расстоянии вытянутых рук. И ему достаточно только было протянуть их... Тогда ему не надо будет закрывать глаза, потому что, когда он закрывал их, то видел лишь изувеченное лицо Дженни вместо лица Дороти.
Дороти бросилась к нему, по-матерински крепко взяла за руку, чтобы он не ушел.
– Жизнь продолжается, бэби...
Гордон, опьяненный, изумленный, вдруг осознал, что беспокойно ласкает ее тело.
Она уже расстегивала платье, и ее драгоценности быстро раскачивались. И вот, оставив на себе только эти драгоценности, она повернулась к нему, большая и великолепная. Затем, сжавшись, как бы желая стать маленькой девочкой, эта крупная женщина прильнула к его груди.
* * *
Надин прижималась к Дебуру, вонзив ему в спину длинные ногти. Постанывая, она извивалась всем телом, как будто хотела, подобно перчатке, обнять его целиком.
Внезапно, в подобии спазма, вызвавшего у него скорее гримасу отчаяния, чем удовольствия, он опустился на нее, напряженный и задыхающийся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Прекрасно! – воскликнул Дебур. – И я настаиваю на этом! Вы также не в курсе четырех бочонков негашеной извести, которую вы выдали Резиденции Делакруа как раз в утро преступления?
– Я не попадусь на ваш крючок, это подделка! Какая известь, откуда?
– С вашего завода пластмасс.
– Вы первый говорите мне, что там используют известь. Знаете, я занимаюсь лишь финансовой частью.
– Вы используете известь для производства кальция-карбида, из которого извлекают ацетилен. А он необходим вам для исследования пластических веществ.
– Вы информированы лучше, чем я.
– Кроме того, ваш кладовщик утверждает, что вы позвонили ему утром в восемь тридцать и сообщили, что легкий грузовой автомобиль приедет за этой известью, которая необходима для работ в одной из ваших квартир.
– Я никогда не встаю раньше десяти часов, – невозмутимо пояснил Мэнни.
– Бесполезно отрицать, он узнал вас по акценту, а ему невозможно подражать.
– Я тоже так думал, но вынужден разочароваться.
– Вы, конечно, будете утверждать, что кто-то другой старается вовлечь вас в это дело, не так ли? Разумеется, один из ваших врагов?
– Во всяком случае, это первая разумная вещь, которую я от вас слышу. У меня много врагов, это правда.
– И они тоже знают код, открывающий дверь гаража резиденции Делакруа? Ведь только так можно войти в здание незаметно для консьержки.
– Любой мог бы узнать этот код, если хотел им воспользоваться.
– Вы также не знаете Макса Имбера?
– Совершенно не знаю. Кто это?
– Бродяга с несколькими судимостями, бывший телохранитель братьев Даниели, двух известных гангстеров, который с момента преступления исчез, не оставив адреса... Профессиональный убийца, которого мы вскоре поймаем, чтобы устроить ему очную ставку с вами... Что было в ящике, который вы отправили к нему домой утром в день преступления?
– Ящик, который я?..
– Да, большой ящик, который взяли у вас вместе с мебелью. Ее вы сначала отправили к господину Юссно! Разумеется, еще одно совпадение! А может быть, это было сделано для того, чтобы отвлечь внимание консьержки?
– Я подарил господину Юссно кое-какую старую мебель и попросил своего экспедитора заехать за ней, когда он поедет в район Севра. И от вас я узнаю, что он приехал за ней утром дня преступления... Впрочем, мебель находилась в подвале и грузчики должны были иметь дело с консьержкой... он ничего мне об этом не говорил.
– А ящик?
– У меня не было никакого ящика для отправки! Очевидно, кто-то хочет скомпрометировать меня участием в этом преступлении... И я вижу, что делает он это очень ловко! Однако я узнаю, кто это, и... разумеется, раньше вас.
– Мы его уже знаем... Это вы, господин Шварц.
– Вы заговариваетесь. Эта оплошность может стоить вам места!
– Напрасно вы бравируете. Даже ваши влиятельные друзья ничего не смогут для вас сделать... В отличие от инспектора Леже у меня есть доказательства!
– Вам не хватает одного самого важного. У меня бесспорное алиби на время преступления.
– Как только я найду Имбера, ваше алиби вам больше не понадобится, так же, как и ваши влиятельные друзья. Почему вы так часто бываете в этом здании? Почему вы всегда избегаете встречаться с консьержкой?
– Я не должен отчитываться в своих поступках перед консьержкой!
– Все ваши квартиры заняты! Куда вы ходите? Я скажу вам: к господину Юссно, вашему служащему, в его рабочее время, когда вы хорошо знаете, что не рискуете встретить его и можете спокойно подглядывать за тем, что происходит в квартире мадам Сандерс. Какие у вас с ней были отношения?
– Она была женой моего лучшего друга, и я испытывал к ней тоже чувство дружбы.
– Вы были недавно или прежде любовником Дженни Сандерс! – выкрикнул Дебур на одном дыхании. – Или, возможно, она вас просто-напросто отвергла? Поскольку вы страдаете манией величия, то не могли перенести ее отказа в том, что она легко соглашалась дать Боттомуорту или де Льезаку. Должно быть, вы видели их у нее, из своей обсерватории следили за их забавами...
– Боттомуорт!
Мэнни громко расхохотался:
– Билли, любовник Дженни? Еще чего? Я не представляю Билли, который не может предложить ничего другого, кроме своего зада, даже дамам!
Дебур вынул из стола фотографии, которые накануне прислал ему Рей, и протянул их Мэнни. Он посмотрел на них, его лицо исказилось гримасой злобного изумления.
Дебур довольно улыбнулся. Наконец-то ему удалось поколебать эту неприступную крепость.
Мэнни закрыл глаза и отдал фотографии Дебуру.
– Я никогда не был любовником Дженни, – пробормотал он.
Дебур пододвинул к нему телефон:
– Вы можете позвонить своему адвокату.
Мэнни вновь обрел самоуверенность.
– Еще не прошло и получаса, – сказал он, отодвигая аппарат.
Дебур посмотрел на часы:
– Не хватает лишь пяти минут. И тогда вы уже будете под замком, господин Шварц.
Рейналь, который скромно держался в углу, стенографируя текст их беседы, поднялся и жестом пригласил Мэнни за собой.
– А между тем настоящий убийца, должно быть, смеется над вашей тупостью, – выкрикнул Мэнни, обращаясь к Дебуру. – Но даже сидя за решеткой, мне удастся поймать его и выгнать вас отсюда.
Дебур смотрел ему вслед, испытывая чувство, близкое к отвращению. Он видел в Мэнни лишь чудовище. Для него было уже недостаточным доказать его виновность. Высокомерие и надменность, которые сохранял Мэнни, несмотря на совершенное преступление, наполняло его злобой и бешенством.
Он снял телефонную трубку:
– Леже, все в порядке, он уже твой, этот малый... Я приду через пять минут, чтобы ввести тебя в курс дела.
Положив трубку, Дебур почувствовал облегчение. Добывать признания было делом, которое он полностью доверял Леже.
Он направился к раковине, чтобы умыться и причесаться. Он зайдет к Леже, а потом сразу же улизнет в Париж. Он будет там как раз вовремя, чтобы встретить Надин после работы.
С письмом в руке вновь появился Рейналь.
– Все в порядке? Ты засадил его в камеру, этого мерзавца? – спросил его Дебур, щеткой смахивая пыль с пиджака.
– Да...
– Что еще он тебе сказал?
– Я не решаюсь повторить это.
Дебур пожал плечами.
– Надеюсь, ты не ошибся со Шварцем. Только что пришло письмо от одной страховой компании из Цюриха. Мадам Сандерс застраховала свою жизнь на двести тысяч долларов на имя своего мужа, всего лишь за месяц до смерти.
– Возможно, Сандерс замешан в этом деле, но Шварц тоже, так что успокойся. На что хочешь поспорить? – решительно предложил Дебур.
Рейналь немного подумал:
– Я предпочитаю лотерею или тьерсе. У меня будет больше шансов что-нибудь выиграть, чем с тобой.
За те пять лет, что он работал с Дебуром, он не помнил, чтобы тот когда-нибудь ошибался в своих прогнозах.
Глава 9
Дороти, пошатываясь, вошла в спальню. Гордон последовал за ней, закрыл дверь и прислонился к стене.
– Здесь настоящая парилка!
Она пошла открыть окно.
– Я по горло сыта этим проклятым следствием, – выругалась она. – К счастью, мне осталось провести здесь только три или четыре дня, и все будет кончено... Как французские мужики занимаются любовью? Плохо, как все!
Дороти беспричинно рассмеялась, как и говорила часто бессмысленно. Затем она испытующе посмотрела на Гордона, без труда угадывая его мысли, и подошла к нему.
Отдаленный рокот грома предвещал грозу. Когда она прошла под плафоном, все ее побрякушки засверкали под лучом света. Ослепленный, Гордон подумал, что это была молния, приближавшаяся к нему после грома.
Она положила руку ему на плечо, а другой сняла туфли, касаясь его лица своей рыжей шевелюрой.
Они оба были более или менее пьяными. Гордон снова выпил и много. Однако, как обычно, это было заметно лишь по его затуманенным глазам, которые из карих стали матово-серыми. Дороти же выпивка делала еще более экспансивной. Это была женщина крайностей, даже в своих приступах нежности, которую она больше не скрывала от Гордона. А он сердился на нее за это, потому что мужчина в трауре всегда кастрат.
Он поднялся к ней совсем с другой целью. Алкоголь никогда не путал его мысли, даже если весьма часто они ускользали из его памяти. У Гордона в голове были две навязчивые идеи, которые не мог бы в этот момент заглушить никакой наркотик.
– Дороти... могла бы ты дать мне взаймы триста долларов, – наконец с трудом выдавил он. – Меня бы устроило, если бы ты могла дать их мне в аккредитивах... Извини, что я прошу их у тебя вот так, ни с того, ни с сего, но...
Он предпочитал не прибегать лишний раз в помощи Мэнни. А Дороти была единственным человеком в мире, у которого он мог взять в долг.
Она вынула из сумочки чековую книжку и протянула ему несколько чеков со снисходительным видом.
– Я дам тебе остальное через несколько дней, во всяком случае, до моего отъезда... Я уезжаю через неделю, ты знаешь? – прошептала она слегка охрипшим голосом. – Может быть, даже раньше...
– Спасибо. Посмотри, нет ли у тебя где-нибудь конверта? – сказал он, отворачиваясь, чтобы избежать испытующего взгляда Дороти.
– Посмотри на столе... если это для того, чтобы написать мне письмо, предупреждаю, что в это время я предпочитаю получать устные послания...
Гордон положил чеки в конверт, который сунул в карман с благодарной улыбкой.
Теперь он хотел бы уйти. Он подумал о полицейском, который ждал его на улице, затем о Дороти, казалось, весьма хотевшей, чтобы он остался.
Как будто угадав его мысли, она открыла стенной шкаф и вынула оттуда бутылку коньяка и два бокала.
– Позволь мне все же налить тебе "на посошок"...
Она подала ему бокал, держа в другой руке бутылку.
Гордон выпил его залпом, и она поспешила вновь наполнить его бокал. Она оставила бутылку на маленьком столике, на расстоянии его руки, и уселась в кресло рядом с ним.
– Садись!
Это был приказ, но такой мягкий, что нельзя было ему не повиноваться.
– Гордость – это ваша болезнь, врожденный порок у вас, у мужчин, – сказала она, глядя на него так, будто хотела растерзать его.
Ей хотелось его растормошить, даже нагрубить. Этот род стыдливости, который мешал Гордону обременять других людей своими страданиями, она считала анахронизмом.
– Если бы вы немного больше говорили о своих проблемах, то их бы стало в мире меньше, поверь мне... Для тебя не очень хорошо оставаться сейчас одному, бэби... Это ни для кого не хорошо... и для меня тоже, – сказала она с обезоруживающей откровенностью.
Ее нельзя было бы назвать красивой. Однако от ее большого тела исходило какое-то языческое очарование. Она проявляла в своей любви к мужчинам столь необыкновенно крепкое здоровье, что ему было трудно противиться.
На лице Гордона появилась улыбка, равнозначная отказу. Он хотел бы сказать ей: "Не в этот вечер, Дороти, в другой раз, но только не в этот вечер..." Однако так скорее должны были говорить женщины. Мужчины же...
Он мог выбирать между полицейским, ждавшим его на улице, и Дороти, которая ждала его на расстоянии вытянутых рук. И ему достаточно только было протянуть их... Тогда ему не надо будет закрывать глаза, потому что, когда он закрывал их, то видел лишь изувеченное лицо Дженни вместо лица Дороти.
Дороти бросилась к нему, по-матерински крепко взяла за руку, чтобы он не ушел.
– Жизнь продолжается, бэби...
Гордон, опьяненный, изумленный, вдруг осознал, что беспокойно ласкает ее тело.
Она уже расстегивала платье, и ее драгоценности быстро раскачивались. И вот, оставив на себе только эти драгоценности, она повернулась к нему, большая и великолепная. Затем, сжавшись, как бы желая стать маленькой девочкой, эта крупная женщина прильнула к его груди.
* * *
Надин прижималась к Дебуру, вонзив ему в спину длинные ногти. Постанывая, она извивалась всем телом, как будто хотела, подобно перчатке, обнять его целиком.
Внезапно, в подобии спазма, вызвавшего у него скорее гримасу отчаяния, чем удовольствия, он опустился на нее, напряженный и задыхающийся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25