.. Но он долго не раздумывал. Он пошел прямо...
Песня в голове зазвучала с какой-то особенной силой... Он вдруг почувствовал себя молодым... Он отчетливо понял, что бывал в этих местах... Сейчас, метров через двести должна быть большая поляна, на которой стоит огромный широченный дуб... Ему стало интересно, ошибется он или нет?
Он прошел примерно двести метров, и действительно - справа увидел большую поляну, на которой стоял кряжистый дуб... Подул порыв теплого западного ветра, и у него закружилась голова...
Воспоминания полностью овладели им. Он уже не соображал, что происходит в настоящее время. Он весь находился в прошлом...
... Смеющиеся лица друзей... Вот одно, усатое, румяное... "О чем, ты думаешь, Андрюха, глядя на этот вековой могучий дуб, покрытый молодыми зелеными листочками?" - звучал в ушах басок... И его ответ: "О бабах думаю..." - "Но почему?" - "А я всегда о них думаю..." И хохот в ответ...
"Андрюха..." "Андрюха..." Это ведь он к нему так обращался... А кто он? Ведь он его хорошо помнит... И помнит его дом, в котором они так весело проводили время... Он был тут где-то неподалеку... Но как его звали, этого парня? Нет... он не может этого вспомнить, никак не может...
... Так, они шли мимо этого дуба, дерево оставалось с правой стороны... И снова углублялись в лес... А дальше должен быть спуск, довольно крутой спуск... А потом подъем...
Дальше тропинка сменилась лыжней. По лыжне было довольно трудно идти, тем более, что она была не утрамбованная, а присыпанная снегом... И, тем не менее, он продолжал свой путь. Почему он туда шел, он и сам себе был не в состоянии ответить, ноги сами несли его туда... И он почему-то знал одно он должен туда идти. Он нужен там...
Одной из самых страшных сторон его жизни в качестве бомжа было ощущение своей полной ненужности, никчемности. Он стеснялся своего немытого, завшивевшего, покрытого коростой тела, он стеснялся есть, потому что не знал, для чего он это делает... Но ел жадно, по-звериному, потому что очень хотелось... Он прожил несколько лет в осознании своей никчемности... Он перестал быть человеком, он был каким-то куском грязи, барахтающимся под ногами у нормальных, сытых людей... Они шли мимо него, они спешили домой, к женам, мужьям, детям, дома было тепло, дома был уют, ванна, постель, сытный ужин... А он каждый день должен был лихорадочно соображать, что он будет есть, где будет ночевать... И это при том, что постоянно мучили головные боли, и припадки лютой невыносимой тоски... И страх, страх, страх... Прогонят, изобьют, обругают последними словами... Как только он смог выжить в таком состоянии?... И он ничего, абсолютно ничего не мог вспомнить из своей прежней жизни... Уцепиться было совершенно не за что...
В каком-то смысле он был совершенно нормальным человеком. Он боролся за свое выживание каждый день, как и другие такие же как он бомжи, он находил, где ночевать, он находил, что поесть, он знал, где можно заработать какие-то копейки, где можно поклянчить денег, где опаснее, где безопаснее, знал, что сказать ментам, когда его задерживали, знал, как уворачиваться от ударов кулаками и ногами, чтобы не повредили важные органы... Он постоянно обитал в теплых краях - Новороссийск, Геленджик, Краснодар, Сочи, и многие, многие другие города...
... Судьба занесла его в северную столицу... И на следующий же день преподнесла подарок - она подарила ему Веру Лим... Подарила спасительницу и благодетельницу... Все, что происходило после встречи с ней было сном, сказкой, волшебством... Он постоянно боялся, что это может закончиться...
Неужели и впрямь закончилось? Он не помнит адреса квартиры, где живет подруга Веры Наташа. Он не знает фамилию Наташи... Он не видел её мужа, который, по их словам, ранен и находится в больнице... Он вообще мало вникал в житейские разговоры людей, его это мало интересовало, его интересовала экзистенция - тепло, чистота, белоснежная постель, хорошая еда... А, видно, зря...
Да нет, в принципе, выход из положения найти можно. Он сумеет добраться до Петербурга. Он знает адрес Веры, он доедет... Сумел же он без документов доехать от Краснодара до Питера, что же - от Москвы не доберется? Нет, отчаиваться нечего...
...Но тревога не оставляла его, несмотря на то, что он постоянно успокаивал себя... Ему казалось, что вскоре в его жизни должны произойти какие-то новые перемены, должно произойти что-то очень важное, не то ужасное, не то, наоборот - прекрасное... Вместе с этим теплым ветерком на него веяло прежней, его первой жизнью...
... Его сердце яростно колотилось, щеки горели, руки тряслись... Запахи зимнего леса будоражили его... Тишина, молчание, покой... А где-то там... за спуском, за подъемом... Как он хорошо помнит эти места... Ведь все это происходило сравнительно недавно... Но как же он был тогда глуп и безмятежен... Его звали Андрей, точно, все его называли Андреем... И друзья, и она, Ядвига Козырь...
Он, спотыкаясь, шел по склону горки по неровной лыжне... А тогда было лето, и они, взявшись за руки, бежали с Ядвигой вниз...
Да, она была очень красива, она так нравилась ему... Распущенные по плечам белокурые волосы, высокий рост, длинные стройные ноги, и удивительные глаза - огромные, зеленые... И странная манера разговаривать, сильный акцент... И ещё запах, какой-то необычный запах, мало заметный на свежем воздухе, но очень характерный в замкнутом пространстве дома...
... Бревенчатый дом, связки лука по стенам, пучки каких-то сушеных трав...
... Он был здорово пьян, когда вошел в дом... И в сумке у него была ещё бутылка коньяка. "Белый аист". Он точно это помнит... "Из наших краев коньячок", - сказал тогда её отец, массивный, совершенно лысый, с большими круглыми глазами, шаркающей поступью ходивший по комнате...
Что-то он тогда сделал не-то, за что потом очень корил себя... Да... он назвал старику и его жене, маленькой, с огромными черными глазами, свою фамилию... Зачем он это сделал? Что это была за дурацкая бравада? Он гордился своими звонко звучащими именем и фамилией... И он во всеуслышанье объявил и за столом, громко торжественно представившись: "Андрей Померанцев!" "Ядвига Козырь!" - так же торжественно представилась и Ядвига, громко и как-то нервно расхохотавшись. При этом она постоянно делала какие-то резкие движения, колола булавкой в лежавшую на столе газету.
"Звучная фамилия", - помнится, сказал он Ядвиге. - "Была...", ответила как-то странно она. - Но он тогда не стал вдаваться в смысл её слов...
"Андрей Померанцев"... !!! Его настоящие имя и фамилия Андрей Померанцев...
Он приостановился и вдруг почувствовал огромный прилив радости. Он вспомнил свою фамилию и имя! Он начинает припоминать свое прошлое! И он ощущает, что кому-то нужен, он нужен какому-то очень близкому человеку... Он стал нужен и Вере Лим, но это нечто другое... Вера возилась с ним, словно с маленьким ребенком, следила, чтобы он был сыт, опрятен, чтобы у него не падало настроение, чтобы не мучили его постоянные головные боли... А теперь, в настоящую минуту он ощущает себя мужчиной, который спешит куда-то, непонятно куда, чтобы помочь близкому человеку, попавшему в беду... И этот человек... Откуда такие ощущения? Откуда эти странные, одновременно и тревожащие и обогревающие душу чувства?...
Он спустился по склону, а затем стал вскарабкиваться наверх... Скоро, уже совсем скоро будет тот самый бревенчатый дом, где он был очень давно с Ядвигой Козырь...
Он поднялся, тяжело дыша, стоял на месте и оглядывался по сторонам... Теперь вперед, не направо, не налево, а именно вперед. А потом немного левее... Так, надо идти... Надо спешить...
Вот он! Вот он этот самый дом!!! Бревенчатый забор, потемневший от времени сруб... За забором оголтелый приглушенный лай собаки...
Он почувствовал, как яростно бьется у него сердце... Он ощущал, что за этим забором, за этими толстыми бревенчатыми стенами творится что-то страшное... И интуиция не подводила его...
11.
- Наташа, это я, Лозович! - говорил в трубку мобильного телефона Владимир Игоревич. - Слушай меня, у меня нет связи с твоей подругой Верой Петровной. Да и нечего мне ей сказать... Тут такое дело... Я виноват, не доглядел... Понимаешь, пропал Саша... Я потом все объясню... Я еду на электричке в сторону Москвы, только что отъехал от деревни Машкино. Что делать дальше, не знаю... И скрывать не стану, ему плохо, он что-то чувствует... Видимо, истина, как и сами молодые люди, скрывается именно в этих краях... Но это все так - домыслы. А вот, то, что он исчез без денег, без документов, это чистая правда, жестокая, так сказать, реальность. Ты перезвони Вере Петровне, а я постоянно буду держать вас в курсе. И ей дай мой номер телефона... Надо постоянно быть на связи... Ладно, пока все...
Проехали одну станцию, затем другая, маленькая, заброшенная... Пустота, глухомань, никого... А вот... Это кто? Кто-то удаляется в лес... Мужская фигура! Да это же он, Саша...
В это время поезд уж тронулся. Лозович выскочил в тамбур и рванул стоп-кран. Поезд резко остановился, двери открылись... Сидел он в первом вагоне, и вагон уже проехал перрон. Лозович прыгнул из вагона прямо в мягкий пушистый снег, в который погрузился по пояс... Пока он оттуда вылезал, высокая фигура уже исчезла в лесу...
- Эй! - кричал Лозович, безуспешно пытаясь продираться сквозь глубокий рыхлый снег. - Стой! Саша! Это я, Лозович! Стой! Остановись!
Но ветер относил его крики в противоположную сторону...
Лозович вышел, наконец, на тропинку... Но там уже никого не было... Он оглянулся, запомнил, на всякий случай, название станции и быстро зашагал вслед за Сашей.
Тишина, густой лес, в лесу полное безветрие...
"Сквозь землю он, что ли, провалился?" - досадовал Лозович, стараясь идти по заснеженной тропинке как можно быстрее...
... И вот он оказался на распутье... Тропинка направо, тропинка налево, тропинка прямо... Куда идти? Черт его знает, куда идти, ладно, вот следы, едва заметные, одни направо, другие прямо... Решил идти направо. И, кажется, не ошибся... Вдалеке он увидел фигуру...
- Саша! - кричал он. - Стой! Это я, Владимир! Подожди!
Фигура остановилась. Лозович, спотыкаясь, бежал по направлению к ней. И уже подбежав поближе, разочарованно остановился. Незнакомый человек довольно крупного сложения с удивлением глядел на него из под огромной собачьей ушанки.
- Извините, - пробормотал Лозович. - Обознался...
- Бывает, - заметил человек в ушанке, повернулся и пошел своей дорогой.
Значит, надо было идти не направо, а прямо. Лозович отправился назад.
"Места тут какие-то поганые, зловещие", - подумалось ему. - "Коряги какие-то, бурелом, того и гляди, глаз выколешь... Хороши места для преступлений, для убийств, например..."
Раздосадованный Лозович и сам не заметил, как повернул в какую-то другую сторону. Там уже никакой тропинки и в помине не было, так, какой-то запорошенный снегом след. И он с некой угрюмой настойчивостью шагал туда...
Тишину зловещего леса разрядил телефонный звонок.
- Что с Сашей? - раздался в трубке холодный неприязненный голос Веры Лим.
- Извините, Вера Петровна, - пробубнил Лозович. - Моя вина, моя, но я её исправлю... Честное слово, исправлю. Я иду по его следу, я найду его, не беспокойтесь...
- Нечего было втягивать его в эту историю, - жестко говорила Вера. Неужели вы не видели, что он очень больной человек, подверженный припадкам... Эх, Владимир Игоревич... Не ожидала я от вас... Ладно, держите меня в курсе...
Раздосадованный Лозович продолжал идти непонятно уже в каком направлении. Он испытывал чувство стыда от того, что он, десантник, полковник, человек, имеющий огромный военный опыт, заблудился здесь буквально в трех соснах... Да, видать, стареть стал, как-никак шестой десяток пошел. Да и рана на голове тоже дает себя знать...
И вдруг... Он резко остановился. Ему показалось, что откуда-то справа раздается человеческий стон. Он прислушался... Тихо... Показалось, наверное... Хотел было идти дальше по этому следу, но стон раздался снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Песня в голове зазвучала с какой-то особенной силой... Он вдруг почувствовал себя молодым... Он отчетливо понял, что бывал в этих местах... Сейчас, метров через двести должна быть большая поляна, на которой стоит огромный широченный дуб... Ему стало интересно, ошибется он или нет?
Он прошел примерно двести метров, и действительно - справа увидел большую поляну, на которой стоял кряжистый дуб... Подул порыв теплого западного ветра, и у него закружилась голова...
Воспоминания полностью овладели им. Он уже не соображал, что происходит в настоящее время. Он весь находился в прошлом...
... Смеющиеся лица друзей... Вот одно, усатое, румяное... "О чем, ты думаешь, Андрюха, глядя на этот вековой могучий дуб, покрытый молодыми зелеными листочками?" - звучал в ушах басок... И его ответ: "О бабах думаю..." - "Но почему?" - "А я всегда о них думаю..." И хохот в ответ...
"Андрюха..." "Андрюха..." Это ведь он к нему так обращался... А кто он? Ведь он его хорошо помнит... И помнит его дом, в котором они так весело проводили время... Он был тут где-то неподалеку... Но как его звали, этого парня? Нет... он не может этого вспомнить, никак не может...
... Так, они шли мимо этого дуба, дерево оставалось с правой стороны... И снова углублялись в лес... А дальше должен быть спуск, довольно крутой спуск... А потом подъем...
Дальше тропинка сменилась лыжней. По лыжне было довольно трудно идти, тем более, что она была не утрамбованная, а присыпанная снегом... И, тем не менее, он продолжал свой путь. Почему он туда шел, он и сам себе был не в состоянии ответить, ноги сами несли его туда... И он почему-то знал одно он должен туда идти. Он нужен там...
Одной из самых страшных сторон его жизни в качестве бомжа было ощущение своей полной ненужности, никчемности. Он стеснялся своего немытого, завшивевшего, покрытого коростой тела, он стеснялся есть, потому что не знал, для чего он это делает... Но ел жадно, по-звериному, потому что очень хотелось... Он прожил несколько лет в осознании своей никчемности... Он перестал быть человеком, он был каким-то куском грязи, барахтающимся под ногами у нормальных, сытых людей... Они шли мимо него, они спешили домой, к женам, мужьям, детям, дома было тепло, дома был уют, ванна, постель, сытный ужин... А он каждый день должен был лихорадочно соображать, что он будет есть, где будет ночевать... И это при том, что постоянно мучили головные боли, и припадки лютой невыносимой тоски... И страх, страх, страх... Прогонят, изобьют, обругают последними словами... Как только он смог выжить в таком состоянии?... И он ничего, абсолютно ничего не мог вспомнить из своей прежней жизни... Уцепиться было совершенно не за что...
В каком-то смысле он был совершенно нормальным человеком. Он боролся за свое выживание каждый день, как и другие такие же как он бомжи, он находил, где ночевать, он находил, что поесть, он знал, где можно заработать какие-то копейки, где можно поклянчить денег, где опаснее, где безопаснее, знал, что сказать ментам, когда его задерживали, знал, как уворачиваться от ударов кулаками и ногами, чтобы не повредили важные органы... Он постоянно обитал в теплых краях - Новороссийск, Геленджик, Краснодар, Сочи, и многие, многие другие города...
... Судьба занесла его в северную столицу... И на следующий же день преподнесла подарок - она подарила ему Веру Лим... Подарила спасительницу и благодетельницу... Все, что происходило после встречи с ней было сном, сказкой, волшебством... Он постоянно боялся, что это может закончиться...
Неужели и впрямь закончилось? Он не помнит адреса квартиры, где живет подруга Веры Наташа. Он не знает фамилию Наташи... Он не видел её мужа, который, по их словам, ранен и находится в больнице... Он вообще мало вникал в житейские разговоры людей, его это мало интересовало, его интересовала экзистенция - тепло, чистота, белоснежная постель, хорошая еда... А, видно, зря...
Да нет, в принципе, выход из положения найти можно. Он сумеет добраться до Петербурга. Он знает адрес Веры, он доедет... Сумел же он без документов доехать от Краснодара до Питера, что же - от Москвы не доберется? Нет, отчаиваться нечего...
...Но тревога не оставляла его, несмотря на то, что он постоянно успокаивал себя... Ему казалось, что вскоре в его жизни должны произойти какие-то новые перемены, должно произойти что-то очень важное, не то ужасное, не то, наоборот - прекрасное... Вместе с этим теплым ветерком на него веяло прежней, его первой жизнью...
... Его сердце яростно колотилось, щеки горели, руки тряслись... Запахи зимнего леса будоражили его... Тишина, молчание, покой... А где-то там... за спуском, за подъемом... Как он хорошо помнит эти места... Ведь все это происходило сравнительно недавно... Но как же он был тогда глуп и безмятежен... Его звали Андрей, точно, все его называли Андреем... И друзья, и она, Ядвига Козырь...
Он, спотыкаясь, шел по склону горки по неровной лыжне... А тогда было лето, и они, взявшись за руки, бежали с Ядвигой вниз...
Да, она была очень красива, она так нравилась ему... Распущенные по плечам белокурые волосы, высокий рост, длинные стройные ноги, и удивительные глаза - огромные, зеленые... И странная манера разговаривать, сильный акцент... И ещё запах, какой-то необычный запах, мало заметный на свежем воздухе, но очень характерный в замкнутом пространстве дома...
... Бревенчатый дом, связки лука по стенам, пучки каких-то сушеных трав...
... Он был здорово пьян, когда вошел в дом... И в сумке у него была ещё бутылка коньяка. "Белый аист". Он точно это помнит... "Из наших краев коньячок", - сказал тогда её отец, массивный, совершенно лысый, с большими круглыми глазами, шаркающей поступью ходивший по комнате...
Что-то он тогда сделал не-то, за что потом очень корил себя... Да... он назвал старику и его жене, маленькой, с огромными черными глазами, свою фамилию... Зачем он это сделал? Что это была за дурацкая бравада? Он гордился своими звонко звучащими именем и фамилией... И он во всеуслышанье объявил и за столом, громко торжественно представившись: "Андрей Померанцев!" "Ядвига Козырь!" - так же торжественно представилась и Ядвига, громко и как-то нервно расхохотавшись. При этом она постоянно делала какие-то резкие движения, колола булавкой в лежавшую на столе газету.
"Звучная фамилия", - помнится, сказал он Ядвиге. - "Была...", ответила как-то странно она. - Но он тогда не стал вдаваться в смысл её слов...
"Андрей Померанцев"... !!! Его настоящие имя и фамилия Андрей Померанцев...
Он приостановился и вдруг почувствовал огромный прилив радости. Он вспомнил свою фамилию и имя! Он начинает припоминать свое прошлое! И он ощущает, что кому-то нужен, он нужен какому-то очень близкому человеку... Он стал нужен и Вере Лим, но это нечто другое... Вера возилась с ним, словно с маленьким ребенком, следила, чтобы он был сыт, опрятен, чтобы у него не падало настроение, чтобы не мучили его постоянные головные боли... А теперь, в настоящую минуту он ощущает себя мужчиной, который спешит куда-то, непонятно куда, чтобы помочь близкому человеку, попавшему в беду... И этот человек... Откуда такие ощущения? Откуда эти странные, одновременно и тревожащие и обогревающие душу чувства?...
Он спустился по склону, а затем стал вскарабкиваться наверх... Скоро, уже совсем скоро будет тот самый бревенчатый дом, где он был очень давно с Ядвигой Козырь...
Он поднялся, тяжело дыша, стоял на месте и оглядывался по сторонам... Теперь вперед, не направо, не налево, а именно вперед. А потом немного левее... Так, надо идти... Надо спешить...
Вот он! Вот он этот самый дом!!! Бревенчатый забор, потемневший от времени сруб... За забором оголтелый приглушенный лай собаки...
Он почувствовал, как яростно бьется у него сердце... Он ощущал, что за этим забором, за этими толстыми бревенчатыми стенами творится что-то страшное... И интуиция не подводила его...
11.
- Наташа, это я, Лозович! - говорил в трубку мобильного телефона Владимир Игоревич. - Слушай меня, у меня нет связи с твоей подругой Верой Петровной. Да и нечего мне ей сказать... Тут такое дело... Я виноват, не доглядел... Понимаешь, пропал Саша... Я потом все объясню... Я еду на электричке в сторону Москвы, только что отъехал от деревни Машкино. Что делать дальше, не знаю... И скрывать не стану, ему плохо, он что-то чувствует... Видимо, истина, как и сами молодые люди, скрывается именно в этих краях... Но это все так - домыслы. А вот, то, что он исчез без денег, без документов, это чистая правда, жестокая, так сказать, реальность. Ты перезвони Вере Петровне, а я постоянно буду держать вас в курсе. И ей дай мой номер телефона... Надо постоянно быть на связи... Ладно, пока все...
Проехали одну станцию, затем другая, маленькая, заброшенная... Пустота, глухомань, никого... А вот... Это кто? Кто-то удаляется в лес... Мужская фигура! Да это же он, Саша...
В это время поезд уж тронулся. Лозович выскочил в тамбур и рванул стоп-кран. Поезд резко остановился, двери открылись... Сидел он в первом вагоне, и вагон уже проехал перрон. Лозович прыгнул из вагона прямо в мягкий пушистый снег, в который погрузился по пояс... Пока он оттуда вылезал, высокая фигура уже исчезла в лесу...
- Эй! - кричал Лозович, безуспешно пытаясь продираться сквозь глубокий рыхлый снег. - Стой! Саша! Это я, Лозович! Стой! Остановись!
Но ветер относил его крики в противоположную сторону...
Лозович вышел, наконец, на тропинку... Но там уже никого не было... Он оглянулся, запомнил, на всякий случай, название станции и быстро зашагал вслед за Сашей.
Тишина, густой лес, в лесу полное безветрие...
"Сквозь землю он, что ли, провалился?" - досадовал Лозович, стараясь идти по заснеженной тропинке как можно быстрее...
... И вот он оказался на распутье... Тропинка направо, тропинка налево, тропинка прямо... Куда идти? Черт его знает, куда идти, ладно, вот следы, едва заметные, одни направо, другие прямо... Решил идти направо. И, кажется, не ошибся... Вдалеке он увидел фигуру...
- Саша! - кричал он. - Стой! Это я, Владимир! Подожди!
Фигура остановилась. Лозович, спотыкаясь, бежал по направлению к ней. И уже подбежав поближе, разочарованно остановился. Незнакомый человек довольно крупного сложения с удивлением глядел на него из под огромной собачьей ушанки.
- Извините, - пробормотал Лозович. - Обознался...
- Бывает, - заметил человек в ушанке, повернулся и пошел своей дорогой.
Значит, надо было идти не направо, а прямо. Лозович отправился назад.
"Места тут какие-то поганые, зловещие", - подумалось ему. - "Коряги какие-то, бурелом, того и гляди, глаз выколешь... Хороши места для преступлений, для убийств, например..."
Раздосадованный Лозович и сам не заметил, как повернул в какую-то другую сторону. Там уже никакой тропинки и в помине не было, так, какой-то запорошенный снегом след. И он с некой угрюмой настойчивостью шагал туда...
Тишину зловещего леса разрядил телефонный звонок.
- Что с Сашей? - раздался в трубке холодный неприязненный голос Веры Лим.
- Извините, Вера Петровна, - пробубнил Лозович. - Моя вина, моя, но я её исправлю... Честное слово, исправлю. Я иду по его следу, я найду его, не беспокойтесь...
- Нечего было втягивать его в эту историю, - жестко говорила Вера. Неужели вы не видели, что он очень больной человек, подверженный припадкам... Эх, Владимир Игоревич... Не ожидала я от вас... Ладно, держите меня в курсе...
Раздосадованный Лозович продолжал идти непонятно уже в каком направлении. Он испытывал чувство стыда от того, что он, десантник, полковник, человек, имеющий огромный военный опыт, заблудился здесь буквально в трех соснах... Да, видать, стареть стал, как-никак шестой десяток пошел. Да и рана на голове тоже дает себя знать...
И вдруг... Он резко остановился. Ему показалось, что откуда-то справа раздается человеческий стон. Он прислушался... Тихо... Показалось, наверное... Хотел было идти дальше по этому следу, но стон раздался снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20