Скоро они скрылись в тени высокого борта.
Кандидаты
На следующее утро мы с Бочаровым сидели в его кабинете. Состояние у нас было подавленное. Нет, не точно. Вернее сказать, что мы оба испытывали главным образом злость и досаду. Злились на самих себя. Нас классически провели.
Пока я размышлял то над одним, то над другим обстоятельством дела, Бочаров отвечал на утренние звонки. Закончив последний разговор, достал конверт:
- Георгий Ираклиевич, хватит кукситься. Ну, провели они нас с вами что ж теперь, вешаться? Еще не все потеряно. "Перстень Саломеи" пока в СССР. И скорее всего, здесь, в Батуми. Надо его найти. Только и всего. Посмотрите-ка лучше вот это.
Бочаров аккуратно разложил передо мной девять фотографий. Насколько я понял, фото были изъяты из личных дел. Хотя все это были разные люди, бросалась в глаза некая общность. Одинаковый возраст - лет сорок, схожесть в чертах лица.
Подождав, пока я изучу фото, полковник добавил:
- Вернулся наш оперуполномоченный, летавший в Пермскую область. Из предъявленных пятидесяти фотографий медперсонала пароходства Гаджиев не смог выделить кого-то одного. Это понятно. Человека, купившего у него в Сухуми паспорт, он видел мельком. Да и снимок с оригиналом редко бывают похожи. Гаджиев из пятидесяти выделил девять человек. Вчера я попросил ребят из транспортной милиции проверить эту девятку. Выяснилось: из этих девяти четверо могли три года назад побывать в Сухуми. Вот они.
Убрав пять фотографий, Бочаров оставил четыре, продолжил:
- Врач-терапевт портовой поликлиники Гоглидзе. Старший врач портовой санэпидстанции Асатрян. Судовой врач танкера "Кутаиси" Лулуа. Судовой врач пассажирского теплохода "Георгий Гулиа" Челидзе. Трое из этой четверки выходят на днях в загранплавание. Как судовые врачи. Челидзе раньше работал на "Георгии Гулиа" судовым врачом, потом списался на берег, сейчас снова вернулся на прежнее место работы. Гоглидзе же и Асатрян перешли в плавсостав только что. Как объяснили в пароходстве, вынужденно, на подмену, вместо ушедших в отпуск.
- А Лулуа?
- Лулуа пятый месяц в Тихом океане, на рефрижераторе. - Бочаров убрал его фотографию. - Получается, вот наши кандидаты: Гоглидзе, Асатрян и Челидзе.
- Что говорят о них в пароходстве?
- Все трое характеризуются в высшей степени положительно. Другого трудно ожидать. И тем не менее один из них вполне может оказаться Сергеем Петровичем.
- Будем ими заниматься?
- Будем. Сухумцы сейчас по моей просьбе изучают регистрационные книги в сухумских гостиницах, кемпингах, пансионатах и так далее.
- На каких судах эти трое выходят в загранплавание?
- Челидзе - на "Георгии Гулиа". Гоглидзе - на контейнеровозе "Адмирал Сенявин". Асатрян - на пассажирском теплоходе "Аджария".
- Я вот еще что подумал: ведь операцию с "Перстнем Саломеи" Пэлтон и Сергей Петрович должны были обговорить заранее, хотя бы за несколько месяцев. Значит, Пэлтон уже был в Батуми.
- Да, вы правы, надо проверить списки пассажиров предыдущих круизов. Как у вас со временем?
- Могу заняться.
- Спасибо. Свяжитесь с транспортниками, я их предупрежу.
В дверь постучали. Телецкий, войдя в кабинет, сел напротив, доложил:
- Мы с Парулавой наметили ювелиров, которые могли бы изготовить копию "Перстня Саломеи". Думаю, он всех этих ювелиров скоро объедет - с черным футляром. Но боюсь, впустую.
- Почему? - спросил Бочаров.
- Все крупные ювелирные мастера в Батуми - люди официальные. Где-то работают, где-то числятся. Вряд ли кто-то из них рискнул бы взять такой заказ. От такого заказа криминалом несет за версту. Скорее, взялся какой-нибудь высококвалифицированный любитель, не внесенный в официальные списки.
- Что же делать? - поинтересовался Бочаров.
- Дождемся, когда вернется Парулава. Если он ничего не выяснит, у меня просьба к Георгию Ираклиевичу.
- Какая? - спросил я.
- Как вы насчет посещения Замтарадзе? Вместе. Я ведь эксперт, не оперативник. У вас с ней контакт, ну а я - на правах старого знакомого.
- Я не против. Только с какой целью?
- Покажем ей черный футляр. Она женщина мудрая, все поймет без объяснений. Когда-то она знала много скрытых любителей среди ювелиров.
- Договорились. Я сейчас в пароходство, а как только освобожусь - звоню вам. Единственное: кто купит цветы?
- Цветами займусь я. У Марии Несторовны особый вкус, она обожает махровые гладиолусы. Вот я их и подберу.
Футляр
Изучив в пароходстве списки участников прошлогодних круизов на "Дарьяле", я довольно скоро установил: Джон Пэлтон был на его борту весной прошлого года. Занимал ту же самую каюту - люкс-А по правому борту. Единственное отличие: в тот раз Пэлтон был без секретарши. Удостоверив на всякий случай этот факт заверенной выпиской, я позвонил Телецкому:
- Эдуард Алексеевич, я свободен. Как насчет цветов?
- Купил. К тому же вернулся Парулава. Как и ожидалось, поиски оказались безрезультатными. Никто из указанных в списке о таком заказе не слышал.
- Значит, едем к Замтарадзе?
- Сейчас я ей позвоню, вы выезжайте. Встретимся около ее дома.
Как и ожидалось, махровые гладиолусы подкупили и размягчили Замтарадзе. Мария Несторовна с видимым удовольствием ставила их в вазу, долго поправляла букет. Бросив еще раз ласковый взгляд на цветы, выслушала нас, взяла в руки черный футляр. Раскрыла, потрогала обтяжку из серой замши, грустно усмехнулась:
- Крутая вещь - время... Очень крутая.
- Этот футляр вам о чем-то говорит? - спросил Телецкий.
- Увы, Эдуард Алексеевич, о моей юности. Что только я не делала... Элеутерококк, женьшень, дыхание по всем системам, питание по всем системам, личный суперэкстрасенс. Все тщетно. Время уходит, а с ним - и юность. Так вот, дорогие друзья, копию эту сделал не ювелир. Ее сделал великий мастер. Фамилия его Лолуашвили. Зовут Элиа Соломонович.
- Как? - не выдержал я. - Но ведь Лолуашвили - учитель!
- Верно. Он преподавал физику, химию. А в свободное от работы время...
- Выходит, он меня обманул? - Я коротко рассказал Замтарадзе о встрече с Лолуашвили.
- Боюсь, вы недалеки от истины.
Срыв
Услышав условный звонок в дверь, Джомардидзе осторожно подошел к окну. Стал сбоку, проверил - улица пуста. Подошел к двери. Условный звонок раздался снова. Джомардидзе заглянул в глазок. Увидев знакомый силуэт, облегченно вздохнул - Главный. Открыл дверь.
Главный кивнул, прошел в комнату, сел, поставил на пол дипломат. Некоторое время изучал его, Бугра. В голове крутнулось: а что если сейчас завалить Главного, выбрать момент и завалить? Он, Бугор, в квартиру все равно больше не вернется. Пояс же с валютой и перстень останутся при нем. Нет, ни к чему, пустое. Да и Главный может еще пригодиться.
Будто угадав его мысли, Главный спросил глухо:
- Что долго не открывал? Мандражил?
- Что мандражить, товар при мне. Я ведь, Сергей Петрович, и слинять с ним мог, да не стал, видите?
- Куда б ты слинял? - Главный даже не смотрел на него. - Кто б у тебя взял этот товар? - Рука его потянулась к карману пиджака, вползла в него, застыла. Ясно, он с оружием.
Главный прав. Он, Бугор, товар этот не сдал бы никому.
- Сергей Петрович, я ведь так. - Косясь, Бугор отошел к стоящей в углу раскладушке. Не упуская из виду руку Главного в кармане пиджака, в которой, наверняка, был пистолет, присел, достал из-под матраса плоский нейлоновый пояс, набитый пачками долларов. Лихо снимала его с себя в пустом гараже девица, которая была с фирмачом! Лихо... Поискал в наволочке - вот он, байковый сверток. Легко сжал - перстень здесь, ощущается под тканью. Вернулся к столу, положил перед напарником сверток, рядом - пояс.
Главный взял нейлоновую кишку, помял, достал пачку с зелеными бумажками. Спросил:
- Здесь все?
- Обижаете, Сергей Петрович! У нас же с вами были... условия договора. Да и потом...
- Что?
- Да и потом, зачем мне грюны*? От них одна морока.
______________
* Грюны (жарг.) - доллары.
- Верно. Грюны тебе ни к чему.
Бугор проследил, как Главный перекладывает валюту в кожаную сумку. Вот напарник развернул байку, положил на нее перстень. Стал разглядывать. Сказал наконец:
- Хорошо сработали.
- Да, - согласился Бугор.
- В этом хорошо. - Главный помрачнел. - А вот джвари из-за тебя упустили.
- Сергей Петрович, откуда ж я знал, что джвари у Вити?
- Сказано было: не трогай его.
- Ну, а сдал бы он нас ментам?
- Никому бы он нас не сдал. Только поздно об этом говорить.
Главный помолчал и подвинул к Бугру новой дипломат:
- Твое.
Бугор взял дипломат, положил на стол, открыл:
- Сколько?
- Пятьдесят, как договорились.
Пачки в банковской оклейке уложены плотно, по виду так и есть пятьдесят тысяч. Разорвал одну, вторую. Кажется, обмана нет. Теперь он при фанере. Вдруг почувствовал: сейчас не выдержит, завоет по-собачьи - так хочется марафету.
- Сергей Петрович, а порошок? Не забыли?
Главный порылся в сумке, достал пакет, протянул:
- Гуляй.
Такой большой упаковки Бугор в жизни не видел. Взял пачку, надорвал марафет.
- Все мне?
- Тебе. - Главный встал. - Давай ключи, и разбежимся.
- Понятно.
- Сюда больше не приходи, засветимся оба.
Улыбаясь и чувствуя увесистость пачки, Бугор следил, как Главный отступает к двери. Вот он нащупал замок, сказал:
- Давай ключ. Уйдешь - захлопнешь.
Бугор достал ключи, бросил. Главный поймал связку на лету. Спросил:
- Что дальше будешь делать?
Они стояли и смотрели друг на друга, будто караулили.
- Прыгну в Кутаиси, у меня там человек и избенка с громоотводом. Буду жить тихо. - Кутаиси он назвал для понта, на самом деле человек и избенка с громоотводом ждали его в Зугдиди.
Некоторое время Главный изучал его. Снова взялся за замок:
- Понятно. Смотри, отваливай без шума. В воздушный и наземный транспорт не лезь, раздобудь частника, хотя бы до Самтредиа. Там возьми другого. И фанеры не жалей - погубит тебя когда-нибудь жадность. - Поймал движение Бугра вперед, оттопырил карман: - Ну, ну, ни с места! Тормози!
- Не верите, Сергей Петрович?
Главный прищурился, и Бугор выдавил:
- И не надо, я ведь вас понимаю. - Он в самом деле не знал, что сделает в следующий момент.
Главный открыл дверь, вышел, замок захлопнулся. Бугор облизал губы хотелось марафета, но нет, потерпит. Надо уходить, а то, кто его знает, может, Главный сам на него наведет.
Выйдя из дома, Бугор постарался сразу же смешаться с прохожими и сесть в первый подошедший автобус. Это удалось легко, дверь захлопнулась, автобус тронулся. Шел он до Зеленого Мыса. Бугор зажал дипломат ногами, поправил висящую на плече сумку, где лежали бесценная упаковка и наспех засунутые вещи. Нащупал в кармане смятый талончик, пробил компостером. Огляделся ничего подозрительного, публика обычная. Поразмыслив, решил все же последовать совету Главного и взять частника. Вот только ехать до Самтредиа вряд ли кто согласится - далеко. Добраться хотя бы до Ланчхути. У Ланчхути он знает трейлерную стоянку, с шоферами как-нибудь договорится. Если повезет, на трейлере можно добраться прямо до Зугдиди.
На второй остановке Бугор сошел. Пройдя немного вперед, поднял руку. Завизжало тормозами такси, но он жестом показал: проезжай, не нужен. Минут через пять остановился "Москвич". Бугор приоткрыл дверцу:
- До Ланчхути. Не обижу.
- До Ланчхути далеко, извини. Не могу.
- Сказал же, не обижу. Сколько просишь?
- Чудак. Меня дома ждут.
Бугор продолжал держать ручку, толстяк газанул. Пришлось отстраниться, хлопнуть дверцей. Снова подняв руку, подумал: нужно сразу сказать, что дает сто, - любой поедет, куда угодно. Стоял минут десять, пока не увидел: выйдя из потока, метрах в двадцати впереди тормознули желтые "Жигули". Правда, кажется, кто-то проголосовал раньше. Да. Вон бегут по кромке тротуара два юнца.
Бугор подошел к "Жигулям" первым:
- Шеф, в Ланчхути, хорошо заплачу.
Парень в бейсбольной шапочке, с накачанной шеей прищурился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23