Теперь обратите, пожалуйста, на этот факт особое внимание. Следует вспомнить о том, что Чарльз Хилари не был совершенно незнакомым человеком для обитателей Клэндон Мьюз. Он и раньше несколько раз бывал там, а не только в злополучную пятницу: в первый раз, когда снимал этот дом, а впоследствии — когда несколько раз заходил к жене, чтобы попытаться добиться развода. Миссис Скотт ведь сама говорила, что проходит по этой улице каждый день по пути в магазины. Она сообщила нам также, что не припоминает, чтобы она видела мистера Хилари ранее, до злополучного дня третьего июня, но не случилось ли так, что именно в этом и кроется причина ее ошибки? Я думаю, вы должны согласиться со мной: нам гораздо легче бывает запомнить контуры чужого лица, чем зафиксировать обстоятельства, при которых мы его видели. Не можем ли мы вследствие этого предположить, что миссис Скотт проходила по этой улице и видела Чарльза Хилари выходящим из дома раньше, а не в тот самый день, когда случилось убийство?! А если такое предположение верно, тогда то, что имело место на опознании, уже не является столь неопровержимой уликой против Хилари. Миссис Скотт, повторяю, искала лицо, ассоциировавшееся в ее памяти с человеком, выходящим из дома на Клэндон Мьюз, а не с кем-либо еще. И если среди этих двенадцати она не увидела лица убийцы, а увидела лицо Чарльза Хилари, не выбрала ли она со всей неизбежностью именно это лицо — знакомое ей, виденное однажды при аналогичных обстоятельствах и в общих чертах похожее на лицо убийцы?… По версии, предложенной мною, и по моему глубочайшему мнению, именно это и случилось в действительности.
Уважаемый суд присяжных! Мне трудно преувеличить всю ненадежность и опасность подобного опознания по памяти. В архивах суда содержится не один пример аналогичных случаев опознания, сделанных из самых добрых побуждений, но которые в конечном итоге оказывались ошибкой. Небезызвестный Оскар Слэйтер лучшие годы своей жизни мостил булыжные мостовые в городе Питер-хеде после того как многочисленные свидетели опознали в нем убийцу пожилой леди. Теперь установлено, что он был невиновен, а свидетели ошибались. Некоего Адольфа Бека вполне определенно опознала как преступника дюжина различных свидетельниц, хотя в конечном итоге следствие убедительно доказало, что им был совсем другой человек. Насколько же менее охотно в таком случае согласились бы мы признать результаты теперешнего опознания, совершенного всего одной свидетельницей, принять его за основу и, опираясь в основном на него, обречь подсудимого на страшную, неотвратимую казнь?!
Мёргатройд замолчал на секунду, с удовлетворением убедившись, что внимание присяжных приковано к нему, затем продолжал в том же духе:
— Уважаемые леди и джентльмены! Теперь, когда истинная ценность этого опознания рассмотрена нами в ее подлинном значении, процесс по обвинению Чарльза Хилари приобретает совершенно иную окраску. С чем же мы теперь остаемся? Мотивом данного преступления, по мнению обвинения, послужила необходимость убить жену с целью сохранить любовницу. Что ж, вы слышали версию самого подсудимого относительно данного предположения, а также его эмоциональное заявление о том, что впереди его ждала более приятная перспектива. Данная перспектива хоть и не слишком привлекала его — ведь он и не скрывал этого, как и всего остального, имеющего отношение к данному делу, — но вне всякого сомнения, казалась ему более легкой и безопасной, а к тому же более радостной, чем убийство. Мужчина вполне может внутренне сопротивляться тому, чтобы любимая женщина жертвовала своей карьерой ради него, и в еще большей степени внутренне сопротивляться тому, чтобы просить ее «погрязнуть с ним во грехе», как написано в Библии, но он должен быть умственным и моральным уродом, чтобы решиться предпочесть всему этому жестокое и бессмысленное убийство. Какие бы сиюминутные сложности и проблемы ни стояли на пути наших любовников, они, безусловно, знали, что время на их стороне и что в конечном итоге со всеми этими сложностями будет покончено.
С чем мы остаемся еще? Ложь, говорит обвинение, — ложь, доказывающая вину. Достопочтенные судьи, как же легко быть выше человеческих слабостей, рассматривая их с высокой трибуны суда, и совершенно забыть о них, вынося приговор! Но факт остается фактом: человека не обязательно называть убийцей или даже просто плохим человеком, если он однажды солгал. Мы можем только сожалеть о том, что Хилари столь неподобающим образом солгал полицейским, но ложь эта вполне объяснима и объяснена им самим. Неужели только виновным в каком-либо преступлении позволено обладать инстинктом самосохранения? Хилари совершенно ясно увидел, что сеть, сплетенная косвенными уликами, накрывала его, а нынешняя ситуация, в которой он оказался, — верное подтверждение правильности его опасений, порожденных его невиновностью. Что еще? Неподтвержденное алиби, говорит обвинение, которое невозможно проверить? Это правда — мы не смогли доказать алиби, как не смогли доказать и того, что обвиняемый находился в квартире жены между половиной первого и часом злополучного дня. Однако должен ли нас удивлять тот факт, что ни один из добровольных свидетелей не явился в полицию, чтобы подтвердить показания Хилари? В его внешности нет ничего необычного, ничего выдающегося… У него нет очевидных уродств или длинной черной бороды, — словом, на первый взгляд ничего, что выделяло бы его из толпы сограждан. Удивительно ли в таком случае, что он ухитрился нанести столь краткий визит жене, а сотни свидетелей не заявили тут же в полицию, что видели его там? Удивительно ли в таком случае, что его никто не заметил в «Овале»? Тысячи, десятки тысяч людей столпились во время матча на стадионе, и все они в отличие от мистера Хилари сконцентрировали свое внимание на игре — ведь за билет уплачены деньги! Почему же кто-то обязательно должен был запомнить его? Что касается неточности его описания матча, Хилари вполне вразумительно объяснил свое состояние, и это вполне приемлемое объяснение. Что же до меня, я утверждаю следующее: если бы Хилари на самом деле не был в тот день в «Овале», вряд ли он бы согласился на предложение полиции описать этот матч. Сама попытка сделать это говорит о его чистой совести, хотя и не о хорошей памяти. Итак, что осталось от пунктов обвинения, приведенных здесь для того, чтобы избавить вас от сомнений? Мы не смогли опровергнуть их, но мы смогли ответить на все вопросы, не обойдя ни одного из них, и ответить вполне разумно. Теперь разрешите мне обратить ваше внимание на некоторую психологическую недостоверность данного обвинения. Вы видели Чарльза Хилари на скамье подсудимых и слышали его свидетельские показания. Вне всякого сомнения, вы составили о нем свое мнение. Вы слышали о его работе, о его интересах, о его деятельности. Вы наблюдали его поведение. Это тихий, интеллигентный человек, который обязательно сначала подумает, а уж потом совершит поступок или заговорит. Всю свою жизнь он посвятил исследованиям, направленным на развитие сельского хозяйства и улучшение жизни своих сограждан. Это интеллигентный и добрый парень.
Задумайтесь на мгновение о том обвинении, которое предъявлено этому человеку. Он обвиняется в том, что убил жену, задушив ее своими руками. Затем без капли жалости или раскаяния он прямиком направляется к своей любовнице и ведет ее в ресторан праздновать! — там они обедают, пьют шампанское и танцуют! Если Чарльз Хилари способен на это в то время, когда убийство жены еще свежо в его памяти, а руки его еще не остыли от прикосновения к ее теплой шее, тогда он — самое хладнокровное и бессердечное чудовище, которое когда-либо встречалось в уголовной практике. Взгляните на него, господа присяжные, взгляните! Вы видите перед собой именно такое чудовище? Или перед вами Чарльз Хилари такой, как он есть — интеллигентный и абсолютно невиновный, взглянувший в лицо смертельной угрозе несправедливого обвинения?!
И наконец, я хочу кратко коснуться еще одной стороны этого дела. В задачу защиты, разумеется, не входит необходимость искать других возможных убийц. Мы и не располагаем подобными фактами. Но вдумайтесь… Луизу Хилари никак нельзя назвать весьма милой особой. По обоюдному согласию сторон она жила отдельно от своего мужа, полностью находясь на его содержании, к тому же позволяя себе комфорт, даже роскошь. Она не любила его — она даже не испытывала к нему симпатии. Она ненавидела этого человека, щедротами и великодушием которого продолжала пользоваться. Зная о его безвыходной ситуации и о том, что наносит ему ощутимый вред, она все же отказывала ему в разводе. Вы можете заявить, что она имела юридическое право на это. Верно, она имела такое право. Но с точки зрения обычных человеческих норм поведения она действовала из побуждений зла и отмщения. Что еще мы знаем о ней? Она много и регулярно пила, можно сказать, была алкоголичкой. Она принимала таблетки, чтобы уснуть, и принимала таблетки, чтобы проснуться. Она никогда не следила за порядком. Вспомните, в три часа дня постель была еще не застелена, дорогой ковер прожжен окурками сигарет, полированная мебель — в пятнах от бутылок с вином. Можно ли обвинить меня в преувеличении, если я выскажу свое мнение о том, что Луиза Хилари была избалованной, бессердечной и неряшливой невротичкой? Думаю, нет! И все же она еще оставалась в некотором роде физически привлекательной. Вы видели ее фотографии? В молодости она считалась очень хорошенькой, и хотя беспорядочный образ жизни нанес непоправимый ущерб ее внешности, она все еще оставалась внешне довольно эффектной. Было бы совершенно естественно предположить, что у такой женщины имелся любовник или даже любовники. Вы можете возразить, что мы не получили тому подтверждения, и будете правы. Но вспомните, эта женщина пришла к почти патологическому решению не дать своему мужу возможности стать счастливым. Она обвиняла его в своих собственных неудачах, вынашивая злобные планы отмщения. Чтобы не дать свободу Чарльзу, она была готова прибегнуть к любым ухищрениям и скрыть подробности своей жизни. Я предоставляю возможность решить этот вопрос вам, господа присяжные: были ли у Луизы Хилари любовники, а если были, то не мог ли один из них задушить ее? Призовите на помощь свой разум и сделайте должный вывод. Мы знаем также, что она собиралась в течение суток покинуть страну, не располагая определенными планами, то есть совершить поступок, которого она ранее никогда не совершала. Что заставило ее решиться на столь неожиданный шаг? Можем ли мы быть уверены в том, что он никак не связан с преступлением, которое вскоре должно было совершиться? По существу, мы ничего не знаем о жизни этой женщины за последние два года, и именно этот пробел в наших знаниях должен заставить нас крепко задуматься. Вправе ли мы приговорить обвиняемого к смертной казни на фоне собственного столь трагического неведения? Можете ли вы поклясться, что знаете всю правду?
Достопочтенные судьи, у вас появились сомнения, а раз появились сомнения, как сказал вам мой уважаемый оппонент, вы должны только исполнить свой долг. Только вынеся приговор «Не виновен!», вы сможете быть уверены в том, что не совершили самую страшную из ошибок — судебную, несправедливо послав человека на смертную казнь!
По мере того как Мёргатройд продолжал свою убедительную и проникновенную речь, обращенную к судьям, Кэтрин почувствовала, как ледяной комок, сковавший ее грудь, начал потихоньку рассасываться. Все будет хорошо, она зря сомневалась. Жаль только, что королевскому прокурору каким-то образом удалось представить обвинение более сильным, чем оно являлось на самом деле, но теперь Мёргатройд не оставил от него камня на камне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32