Нехорошо я поступал. Но все же этот тягостный немой разговор с самим собой успокаивал меня.
Значит, ее звали Люсьенн.
– Люсьенн!
Собственное имя вывело женщину из гипнотического состояния, и, повернувшись, она взглянула на меня. К лицу ее, оттого что она лежала уткнувшись в подушку, прилила кровь.
Вглядевшись в меня, она страшно удивилась, потому что, наконец, осознала, что я незнаком ей.
– Кто вы?
– Меня зовут Уильям Робертс, полковник американской армии. Я должен поговорить с вами, мадам.
– Вы пришли по поводу дома?
– Дома?
– Ну, вы же, наверно, знаете, что Жан-Пьер строит красивые дома. С кр... круг... круглыми окнами. Только его сейчас нет.
Последние слова вызвали в ней какую-то непонятную тоску. Не ту, которая беспричинно нападает на пьяного человека, а настоящую, что причиняет душе нестерпимую боль.
– И может быть, он никогда больше и не вернется, – прошептала она.
Я вздрогнул.
– Почему вы так говорите?
– Уходя, он крикнул мне "прощай"! Прощай! О! Жан-Пьер, Жан-Пьер, мой любимый!..
Бурно зарыдав, она прижалась ко мне. Рыдания сотрясали ее тело с головы до ног. Пальцы ее больно вцепились мне в плечо, волосы щекотали лицо.
Я нежно обнял ее и принялся баюкать, как убаюкивают огорченного ребенка. И она затихла, успокоилась, только продолжала судорожно цепляться за меня.
Так прошло некоторое время, – мы не пошевелились. Я даже перестал дышать, чтобы не разрушить странного очарования этой минуты. Затем она тихо, так тихо, что я с трудом расслышал ее, прошептала:
– Я люблю тебя, любовь моя. Я знала, что ты вернешься. Я знала, что ты поймешь, что я не могу жить без тебя. Не могу, Жан-Пьер! Не могу!..
Я резко отстранился от нее. Ее голова безвольно качнулась, остекленевшие глаза были похожи на кукольные.
– Я не Жан-Пьер, мадам Массэ!
– Кто вы?
– Я уже сказал вам: полковник американской армии Уильям Робертс. Я...
По тому, как она смутилась, мне показалось, она вспомнила наш разговор.
– Ах да! Вы пришли по поводу дома...
– Нет, мадам Массэ, к сожалению, нет! Дом меня не интересует!
Но теперь она не услышала моих слов. Обнаружив, что я обнимаю ее, она рассердилась и с гневом воскликнула:
– Отпустите же меня!
Я отпустил ее, и она села.
– Извините, – пробормотал я, – у меня не было дурных намерений.
Мой удрученный вид, видимо, развеселил ее. Она рассмеялась.
– Дайте мне пить, меня мучает жажда.
– Что вы будете пить?
– Виски. Налейте в стакан много воды и положите побольше льда.
– Думаю, вам лучше выпить кофе.
– Я хочу виски!
– Хорошо, сейчас сделаю!
Прежде чем выйти, я усадил ее поудобнее, подперев со всех сторон подушками. Поза, в которой она замерла, была совершенно неестественной – она походила на человека, прошедшего курс таинственной подготовки к полету в космос. Опьянение физически утомило ее, и она задыхалась. Со столика-бара на колесиках я взял резной хрустальный стакан. Столик был щедро уставлен бутылками, в основном с виски, причем нескольких сортов. Я отметил, что большинство бутылок еще не начаты, и подумал, а не позваны ли к Массэ сегодня вечером гости. Мне мечталось о звонке в дверь, который бы избавил меня от грустных обязанностей.
Налив в стакан виски – чтобы только закрыть дно, – я отправился на поиски кухни. Мои недолгие блуждания увенчались успехом.
Уходя, горничная оставила все в безупречном порядке. Кухня была очень просторной, современной, с разными кухонными приборами, что делало ее похожей на выставочный стенд. В громадном холодильнике оказалось полно продуктов, но они явно не предназначались для приема гостей: остатки запеченного мяса, сливочное масло, яйца, сыр, молоко... Взяв из морозилка два кубика льда, я наполнил стакан содовой водой.
Я рассчитывал, что этот большой стакан воды с капелькой виски приведет хозяйку в чувства. Мне не терпелось избавиться от моей тайны, она жгла меня!
Но, вернувшись в гостиную, я обнаружил, что мадам Массэ заснула. Это было не то коматозное состояние, в котором она совсем недавно пребывала, а настоящий здоровый сон, что было видно по ее дыханию. Я поставил стакан виски с плавающими кубиками льда на столик рядом с фотографией Массэ. Мне следовало позвонить и во что бы то ни стало успокоить жену. Я взял телефон – у него был достаточно длинный шнур – и вышел в холл.
Сюда с лестничной клетки доносился шум голосов. К другим жильцам начинали собираться гости, там, за дверью, чувствовалась радостная атмосфера.
Когда я набрал номер и мой друг снял трубку, в уши мне ворвались звуки далекого праздника. Я услышал музыку, смех, детские крики.
– Алло!
Фергюсон гнусаво взвизгнул:
– Вилли! Где тебя черти носят, старый пень? Все уже в сборе! Мы уже подыскиваем нового мужа бедняжке Салли!
– Со мной произошел несчастный случай.
Он перестал орать и после небольшой паузы спросил изменившимся голосом:
– Что, серьезно?
– Да. Какой-то тип бросился под мою машину.
– Насмерть?
– Насмерть.
– Где ты?
– У его жены. Она... она в ужасном состоянии! Я не могу оставить ее.
– Должен смочь! И немедленно приезжай. Тебя ждет собственная жена! Дать ей трубку?
– Не стоит. Главное, ничего не говори ей, не надо ее беспокоить.
– Тогда давай пошевеливайся! Хватит искать приключений!
– О'кей.
И я повесил трубку, чувствуя, как отчаяние все больше охватывает меня. Вместо того чтобы успокоить, телефонный звонок усилил мое смятение. Я не знал, как выпутаться из этой истории.
– Мадам Массэ!
Она не пошевелилась. Ее грудь поднималась в коротком и легком дыхании. Какой же трогательной казалась она мне в этой позе брошенного ребенка!
После секундного колебания я прокашлялся и произнес:
– Люсьенн!
Услышав свое имя, она открыла глаза. Теперь я должен был собрать всю свою волю в кулак и рассказать, что произошло.
Опершись на локоть, женщина огляделась.
– Да ведь это не Блю-бар! – стыдливо прошептала она.
За время солдатской службы мне нередко приходилось хорошенько набираться, поэтому я понимал, что с ней происходит. Люсьенн Массэ была в той степени опьянения, когда мир в твоем мозгу разваливается на части. Ты видишь какие-то обрывки событий, и они никак не связываются между собой. Все перевернулось у нее с ног на голову.
– Вы тоже были в Блю-баре, я видела вас там! – обрадованно воскликнула она, вспомнив, где же встречала меня прежде.
– Точно.
– Вы дожидаетесь Жан-Пьера? Я хотела сказать, месье Массэ, моего мужа.
Должно быть, сейчас она была в состоянии выслушать мое сообщение. Только у меня не было сил выдержать ее пристальный простодушный взгляд, в котором сквозили страх и надежда. Я опустился на пуфик рядом с диваном и начал, не глядя на нее:
– Мадам Массэ, умоляю вас, соберитесь с духом и не волнуйтесь. Сегодня вечером произошла одна ужасная вещь...
Язык мой прилипал к нёбу. Я покосился на стакан с виски. Думаю, если в виски не было так сильно разбавлено, я бы выпил сейчас весь стакан.
– Я ехал в сторону Парижа... и на перекрестке...
У меня было чувство, что я нахожу совсем не те слова. Если бы только я мог объясниться по-английски!
– И на перекрестке, мадам, один мужчина неосмотрительно бросился под мою машину. Он... он упал... его голова стукнулась о... как его... бордюр тротуара... Это очень опасно. Очень, очень опасно! Думаю, что вы уже все поняли: тот человек – ваш муж...
Полная тишина, последовавшая за моим признанием, разорвала мне сердце. Мертвая тишина! Наверное, я сразил ее этой вестью.
Я медленно повернулся к мадам Массэ.
Она снова заснула и ничего не услышала, ничего...
4
По-моему, самый мрачный город в мире – это Балтимор. Мой дед жил там рядом с портом, и я каждый год в пасхальные каникулы приезжал к нему на недельку. Однажды в том бедном квартале, где жил мой дед, устанавливали линию высокого напряжения. Под фундамент высоких опор землекопы в алюминиевых касках вырыли повсюду громадные ямы. И вот раз, по-моему, это было в воскресенье, я рискнул прыгнуть в одну из ям. Я уже давно хотел испытать себя подобным образом. Но, очутившись в яме, я не смог выбраться наверх. Мои башмаки скользили по глинистым откосам, как по льду. Это было кошмарно. Совсем рядом с ямой проходили люди, они могли бы вытащить меня, но я не решался позвать на помощь. Мне было стыдно, что я очутился в таком дурацком положении, а гордость не позволяла крикнуть. Я просидел в этом глиняном колодце несколько часов, дрожа от холода и страха, как загнанный зверь. К вечеру дед бросился искать меня. Ему помогали местные мальчишки. В конце концов меня нашли. Я мог бы вывернуться, сказав, что со мной произошел несчастный случай, но я всегда ненавидел ложь и хвастовство...
Чувство, которое я испытал, увидев, что Люсьенн Массэ спит и моя речь пропала впустую, было похоже на то, которое я пережил, сидя в той глинистой яме в Балтиморе. Нет ничего более ужасного, чем бесполезная храбрость. Рассказ о несчастном случае стоил мне неимоверных усилий, но они оказались напрасными.
Неужели сидеть всю ночь рядом с этой женщиной?
Но, с другой стороны, мог ли я оставить ее в такой беде?
И тут у меня родилась одна мысль. Наверняка у Люсьенн Массэ должны быть родственники. Мне достаточно связаться с ними, и они возьмут на себя заботы о ней.
Наклонившись над диваном, я встряхнул Люсьенн. Она вздрогнула и улыбнулась мне.
– Пришел Жан-Пьер?
– Нет.
– Он не звонил?
– Нет.
– Не было ли от него записки по пневматической почте?
– Почему он должен был послать записку?
– Когда он в Париже, он часто посылает мне пневматичку. Ведь мы безумно любим друг друга. Понимаете?
– Да, мадам, понимаю...
– А что вы делаете у меня?
– Видите ли, я...
– Это вы привезли меня из Блю-бара?
– Да.
– Спасибо. Я... Я слишком много выпила, понимаете? Хотя обычно я не пью...
Ей было гораздо лучше. Хотя язык ее еще заплетался, а взгляд блуждал, способность осознавать мир вокруг себя явно возвращалась к ней.
– Я была огорчена, понимаете?
– Почему?
– У нас произошла ужасная ссора...
– Из-за чего?
– Из-за Элен.
Перед моими глазами сразу возник образ девушки в леопардовом манто. Я был уверен, что речь идет о ней.
– Что такое сделала Элен?
– Ничего. Я приревновала к ней. Она так смотрела на него, так говорила с ним... Так...
– Кто эта Элен?
– Моя кузина, понимаете?
"Понимаете?" Едва ли не каждую свою фразу она заканчивала этим робким вопросом. Ей трудно было четко излагать свои мысли, и оттого казалось, что все сказанное ею так же туманно, как и в ее голове.
– Да, я понимаю. Она живет здесь?
– Жила. Она была помощницей Жан-Пьера. А затем ее отношение к моему мужу постепенно изменилось...
Теперь Люсьенн Массэ заговорила светским тоном, тщательно подбирая слова. Правда, при этом она слегка заикалась.
– Они стали похожи на сообщников. Они вместе работали. Я слышала, как они вместе громко смеются. Стоило мне войти в кабинет, они внезапно замолкали, будто я им помешала. Понимаете?
Я все прекрасно понимал. Дело прояснялось. Днем в доме произошла ужасная сцена. Кузина собрала свои вещи, а муж, который наверняка спал с ней, в ярости ушел.
Самоубийство! Тот кюре оказался прав. Жан-Пьер Массэ решил раз и навсегда покончить счеты с жизнью.
– Вы выгнали вашу кузину?
– Нет, она сама решила уйти. Мы страшно поругались.
– Куда она отправилась?
– Не знаю, должно быть, в какой-нибудь отель...
Если бы я только мог встретиться с этой девицей! Какой же я идиот, что отпустил ее, придя сюда в первый раз!
Люсьенн Массэ, прикрыв глаза руками, сильно нажала на них. Наверняка голову ей начала точить боль.
– Вы очень любезно поступили...
– Извините?
– ...проводив меня. Умоляю вас, не оставляйте меня одну. Без Жан-Пьера я не чувствую в себе сил жить. Я думала, что, когда успокоится, он придет в Блю-бар. Мы так часто встречались там... Но он не пришел. И я сказала себе: наверно, между нами все действительно кончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16