В какой-то смутной улыбке приподнялась его верхняя губа.
– Продолжайте, – сказал он, – это – завораживающее зрелище.
Гесслер продолжал:
– Счастлив слышать это, Лиза. Вы выходили сегодня утром?
– Да.
– Тем же маршрутом?
– Да, – ответила Лиза. – Я долго вглядываюсь в каждое тюремное окно, по крайней мере, в те, которые видны с улицы. Мне кажется, что за одним из них я увижу его. В конце концов, я начинаю казаться подозрительной. Вчера ко мне подошел полицейский и принялся задавать мне вопросы, но я сделала вид, что не понимаю его.
– Кстати, – прервал ее Гесслер, – вы работали над словарем?
– Я пыталась.
– Сейчас проверим...
Он собрался и, закрыв глаза, спросил:
– Дует сильный ветер?
– Der Wind weht heftig, – перевела Лиза.
– Извините, что беспокою вас?
– Entschuldigung dass ich Sie storen.
Фредди прищелкнул пальцами и проворчал:
– Ни черта не понимаю!
– Заткнись, – ответил Паоло, – мне понятно!
– Продолжать? – спросила Лиза Франка.
– Пожалуйста, – попросил он.
– Das Schiff? – покорно произнес Гесслер.
– Корабль, – ответила Лиза.
– Die See.
– Море.
– Auf Wiedersehen.
– Прощайте.
Адвокат глубоко вздохнул.
– Jch liebe Sie!
Лиза отвернулась. Гесслер повторил еще тише, бесконечно нежно:
– Jch liebe Sie!
Лиза продолжала молчать, ее плотно сжатые губы побелели.
– Jch Hebe Sie! Jch Hebe Sie! – закричал Гесслер.
Он замолчал, казалось, смутившись внезапной вспышки страсти, и промокнул лоб носовым платком.
– Эту фразу она никогда не хотела повторять, ни по-немецки, ни по-французски.
Лиза подошла к Франку.
– Jch Hebe Sie, Франк! – нежно произнесла она.
– А что это означает? – спросил Паоло.
– Это означает: я люблю вас, – перевел Гесслер.
Словно какие-то смутные чувства накатили на всех присутствующих, и они склонили головы.
– Эй! Эй! Парни! – вдруг процедил Фредди.
За стеклянной дверью, выходившей на порт, маячил силуэт полицейского.
– Ни одного слова по-французски! – добавил Гесслер. Он повернулся к двери в тот момент, когда в нее постучал полицейский. – Войдите!
Полицейский открыл дверь и козырнул. Он был скорее хилым, с землистым цветом лица и оттопыренными ушами.
– В чем дело? – сухо спросил у него адвокат.
Его властный вид, казалось, смутил пришедшего.
– Вы давно здесь находитесь? – спросил он, оглядывая помещение.
На мгновение его внимание привлекли распакованные бильярды. Наверное, эти большие игрушки успокоили полицейского, потому что его лоб разгладился от морщин.
– Мы пришли сюда сразу после полудня. А что?
– Вы случайно не видели черный фургон?
– Какой фургон?
– Тюремный.
– Что за странная мысль! Нет. А что?
– А они тоже не видели? – продолжал настаивать полицейский, указывая на остальных.
– Найн, – быстро ответила Лиза.
Полицейский скрестил руки за спиной, как будто собирался провести смотр своему невеликому войску. Затем он подошел к Фредди и встал перед ним.
– Найн, – сказал Фредди.
Паоло счел для себя более благоразумным просто отрицательно покачать головой. Хотя он не понял вопроса, заданного полицейским, смысл его он легко угадал.
Франк с агрессивным видом принялся насвистывать какую-то песенку. Полицейский подошел к нему. Присутствующие поняли, что у беглеца зародилось опасное желание. Они мысленно застонали, особенно Фредди, вспомнивший о своем револьвере.
– Вы тоже ничего не видели? – спросил полицейский.
И, поскольку Франк продолжал насвистывать, глядя на него, он заорал:
– Эй! Я к вам обращаюсь!
Присутствующие обливались холодным потом. Франк, перестав свистеть, покачал головой.
В комнату вошел Баум. Он еще не снял с себя форменного кителя, который был на нем во время нападения на фургон. Гесслер бросил на него испепеляющий взгляд, и Баум, не растерявшись, с завидной быстротой бросился за гору коробок.
– Превосходно, спасибо! – бросил полицейский, удаляясь.
– Собака, – проскрипел Фредди. – Так напугать нас – это нечестно!
– Как ты думаешь, он узнал тебя? – встревожилась Лиза.
Франк покачал головой.
– Я не настолько знаменит, а у них не было времени опубликовать мою фотографию. Он говорил о фургоне?
– Да, – ответил Фредди. – Мы правильно сделали, что не оставили его на складе, иначе погорели бы.
Гесслер подошел к стеклянной двери и принялся разглядывать Эльбу и корабли, стоявшие на якоре между громадными кранами.
– Черт! – неожиданно бросил он. – Полицейские катера патрулируют у всех причалов.
– Если предположить, что они обнаружат фургон, то сначала они подумают, что произошел несчастный случай. По крайней мере, до тех пор, пока не вытащат его и не откроют!
– Да непохоже это на несчастный случай! – проворчал Фредди. – Чтобы добраться до воды, нужно сто метров трястись по развалинам!
Баум обратился с тирадой к Гесслеру. Тот, покачав головой, повернулся к французам.
– Баум предлагает, чтобы вы прямо сейчас устроились в ящике на тот случай, если полицейские вернутся на склад до прихода корабля.
– Который час, Паоло? – спросил Франк.
– Почти двадцать минут!
– Значит, еще слишком рано забираться в этот ящик. – Ты прав, – согласился Паоло, – если какому-нибудь легавому, у кого мозгов побольше, чем у других, придет в голову заглянуть туда, ему даже не придется трудиться, чтобы зацапать нас.
Лизе была по душе окружающая их тревожная обстановка: лучше уж надвигающаяся опасность, чем зловещий допрос ее воздыхателя.
– Ну что, они идут? – нетерпеливо спросил Баум.
– Не сейчас, позже, – лаконично ответил Гесслер.
Лицо Баума стало злым. Ему заплатили за выполнение опасной работы, и он был вынужден повиноваться.
– Иногда "позже" означает "никогда", – бросил он.
– Что он там лопочет? – забеспокоился Паоло.
Фредди перевел ему:
– Он говорит, что "позже" – иногда это слишком поздно. Так, мэтр?
– Абсолютно верно, – похвалил его Гесслер.
– Мы спустимся за пять минут до прихода корабля, – решил Франк. – Объясни ему, Фредди.
Баум посмотрел на часы, постучал себя пальцем по лбу, выражая тем самым свое неудовольствие, и пошел вниз к Варнеру.
Достав револьвер Фредди, Франк принялся подбрасывать его. От страха Лиза вскрикнула.
– Осторожно! – бросил Фредди, – у этой игрушки нет предохранителя: он может сам выпулить!
– В общем, – агрессивно заговорил Франк, – если верить той комедии, которую вы только что разыграли, Гесслер являлся к тебе каждый день только для того, чтобы дать тебе урок немецкого языка?
– Франк! – выкрикнула в отчаянии молодая женщина. – Сейчас не время возвращаться к этому вопросу!
– Да нет же, Лиза: только это время у нас и осталось.
Засунув револьвер обратно в брюки, Франк ощутил прикосновение холодного ствола к своей коже. Это прикосновение придавало ему уверенности.
– Господа присяжные заседатели, ваше мнение? – обратился он к своим сообщникам.
– Лиза права: не время болтать обо всем этом! – решительно сказал Паоло, не пытаясь скрыть своего раздражения.
– Ах, вот как ты считаешь?
– Да, я так считаю!
Франк дружелюбно хлопнул его по затылку.
– До чего же приятно и просто разделять твою философию, Паоло!
– Что ты еще там напридумывал! – возразил человечек, пожимая плечами. – У меня нет никакой философии.
И, повернувшись к Фредди, он прибавил:
– Иначе – я бы знал об этом!
* * *
На берегу фарватера суетились тени в полицейской форме. К ним медленно направлялся катер. Когда он вошел в устье канала, человек, стоявший на мостике, включил прожектор. Громадный белый луч погрузился в серую воду. Перегнувшись через поручни, комиссар и инспекторы вглядывались в открывшуюся перед ними фантасмагорическую картину. В нескольких метрах под ними, на куче мусора, слегка покосившись набок, покоился тюремный фургон. Его затухающие фары были похожи на гигантские тусклые сонные глаза.
– Это – именно он, – сказал комиссар. – Господа, пусть только внутри не окажется охранников.
Он дал команду пристать и выскочил на захламленный берег. Дождь поливал спорящих о чем-то двух полицейских в форме и молодую блондинку.
– Предупредите портовых пожарных! – приказал комиссар. – Немедля ни минуты нужно вытащить этот фургон...
Полицейские на мгновение осветили электрическими фонариками старый бункер.
– Нет ни малейшего сомнения, – сказал комиссар, – мы можем быть уверены, что речь идет о побеге.
– Должно быть, беглец уже далеко, – вздохнул один из инспекторов.
– Да, – согласился комиссар. – Мне кажется, побег был серьезно подготовлен.
И он грустно взглянул на затопленный автомобиль. Зрелище было зловещим. Марику сотрясали конвульсивные рыдания.
* * *
– А когда она выучила немецкий язык, что еще вы там вдвоем варганили в этой чертовой комнате с окном, выходящим в парк? – крикнул Франк, встряхивая Гесслера за лацканы пиджака.
Взяв его за запястье, адвокат резким движением высвободился.
– Я продолжал говорить ей о любви, а она рассказывала мне о вас, – признался он, – но вы никогда не поверите нам... Хотя, может быть, чему-то и поверите, если вам нужно будет поверить! Сейчас вашей тюрьмой стало сомнение, и никто больше ничего не может сделать для вас. Пока вы любите Лизу, это мучение никогда не кончится, оно будет сверлить вас, как бормашина.
– Заткнись! – крикнул Франк, бросившись на него.
Он схватил Гесслера за горло, не обращая внимания на крики Лизы и попытки Паоло разнять их. Когда он отпустил его, адвокат был пунцового цвета и задыхался. И все же немцу удалось улыбнуться.
– Как этой женщине удалось сделать из меня преступника? Своим телом или своей душой? И что было бы предпочтительнее для вас: что я занимался с ней любовью или что я учил ее немецкому языку? – задыхаясь, выговорил адвокат. – Подумайте хорошенько, потому что проблема заключается именно в этом, именно в этом лежит великая тайна!
Его лицо приняло нормальный цвет. Погладив себя по шее – он еще чувствовал боль – Гесслер с ненавистью смерил Франка взглядом и продолжал:
– Да, милейший, я люблю Лизу. Все, что я сделал, я сделал ради нее. Однажды днем, вы припоминаете, Лиза, мы прогуливались с вами по берегу Ауссен-Альстера. Дело было зимой, и все здания в Гамбурге были как из мрамора. Озеро уже замерзало, в его лед вмерзла барка. Вы сказали мне: "Я похожа на нее – я раздавлена отсутствием Франка. Если он вскорости не выйдет из тюрьмы, я потеряю все человеческое". Не так ли, Лиза? Это – ваши собственные слова.
Она закрыла глаза рукой.
– Мы гуляли там около часа, – продолжила Лиза. – Я как сейчас вижу белые от изморози лужайки, пустые скамейки...
Тоскливое состояние любовницы угнетало Франка.
– Боже мой, Лиза, – сказал он, – мне кажется, что я начинаю понимать. Ты больше не была влюблена в меня, ты была влюблена в мое отсутствие. Влюблена в свою тоску, в свое одиночество. Влюблена в Гамбург и, может быть, в конце концов, влюблена в Гесслера.
– Ты все разрушаешь собственными руками, Франк, – ответила она.
– Вы вместе гуляли... на берегу озера... зимой!
Снаружи до них донесся шум полицейских сирен, рев моторов, свистки. Подбежав к стеклянной двери, Фредди рискнул выглянуть на улицу.
– Если бы ты видел всю эту суматоху! – вырвалось у него. – От военной формы в глазах темно. Как в мае сорокового!
Паоло скорчил свою знаменитую гримасу.
– Признайтесь, что было бы глупо попасться за несколько минут до прихода корабля.
С яростным видом, как обвинитель, он ткнул указательным пальцем во Франка:
– Мы сидим на бочке с порохом, а ты тут выпендриваешься с Лизой. Надеюсь, что завтра, когда ты уже будешь в Дании, то, наконец, усвоишь, что ты свободен, а жизнь прекрасна!
Лиза почувствовала надежду, заключенную в этих словах, поэтому она бросилась к Франку, пытаясь защитить его, неизвестно от какой напасти.
– Он прав, Франк, ты сам увидишь...
Франк на мгновение прижал ее к своей груди.
– Все правильно, – согласился он, – Дания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Продолжайте, – сказал он, – это – завораживающее зрелище.
Гесслер продолжал:
– Счастлив слышать это, Лиза. Вы выходили сегодня утром?
– Да.
– Тем же маршрутом?
– Да, – ответила Лиза. – Я долго вглядываюсь в каждое тюремное окно, по крайней мере, в те, которые видны с улицы. Мне кажется, что за одним из них я увижу его. В конце концов, я начинаю казаться подозрительной. Вчера ко мне подошел полицейский и принялся задавать мне вопросы, но я сделала вид, что не понимаю его.
– Кстати, – прервал ее Гесслер, – вы работали над словарем?
– Я пыталась.
– Сейчас проверим...
Он собрался и, закрыв глаза, спросил:
– Дует сильный ветер?
– Der Wind weht heftig, – перевела Лиза.
– Извините, что беспокою вас?
– Entschuldigung dass ich Sie storen.
Фредди прищелкнул пальцами и проворчал:
– Ни черта не понимаю!
– Заткнись, – ответил Паоло, – мне понятно!
– Продолжать? – спросила Лиза Франка.
– Пожалуйста, – попросил он.
– Das Schiff? – покорно произнес Гесслер.
– Корабль, – ответила Лиза.
– Die See.
– Море.
– Auf Wiedersehen.
– Прощайте.
Адвокат глубоко вздохнул.
– Jch liebe Sie!
Лиза отвернулась. Гесслер повторил еще тише, бесконечно нежно:
– Jch liebe Sie!
Лиза продолжала молчать, ее плотно сжатые губы побелели.
– Jch Hebe Sie! Jch Hebe Sie! – закричал Гесслер.
Он замолчал, казалось, смутившись внезапной вспышки страсти, и промокнул лоб носовым платком.
– Эту фразу она никогда не хотела повторять, ни по-немецки, ни по-французски.
Лиза подошла к Франку.
– Jch Hebe Sie, Франк! – нежно произнесла она.
– А что это означает? – спросил Паоло.
– Это означает: я люблю вас, – перевел Гесслер.
Словно какие-то смутные чувства накатили на всех присутствующих, и они склонили головы.
– Эй! Эй! Парни! – вдруг процедил Фредди.
За стеклянной дверью, выходившей на порт, маячил силуэт полицейского.
– Ни одного слова по-французски! – добавил Гесслер. Он повернулся к двери в тот момент, когда в нее постучал полицейский. – Войдите!
Полицейский открыл дверь и козырнул. Он был скорее хилым, с землистым цветом лица и оттопыренными ушами.
– В чем дело? – сухо спросил у него адвокат.
Его властный вид, казалось, смутил пришедшего.
– Вы давно здесь находитесь? – спросил он, оглядывая помещение.
На мгновение его внимание привлекли распакованные бильярды. Наверное, эти большие игрушки успокоили полицейского, потому что его лоб разгладился от морщин.
– Мы пришли сюда сразу после полудня. А что?
– Вы случайно не видели черный фургон?
– Какой фургон?
– Тюремный.
– Что за странная мысль! Нет. А что?
– А они тоже не видели? – продолжал настаивать полицейский, указывая на остальных.
– Найн, – быстро ответила Лиза.
Полицейский скрестил руки за спиной, как будто собирался провести смотр своему невеликому войску. Затем он подошел к Фредди и встал перед ним.
– Найн, – сказал Фредди.
Паоло счел для себя более благоразумным просто отрицательно покачать головой. Хотя он не понял вопроса, заданного полицейским, смысл его он легко угадал.
Франк с агрессивным видом принялся насвистывать какую-то песенку. Полицейский подошел к нему. Присутствующие поняли, что у беглеца зародилось опасное желание. Они мысленно застонали, особенно Фредди, вспомнивший о своем револьвере.
– Вы тоже ничего не видели? – спросил полицейский.
И, поскольку Франк продолжал насвистывать, глядя на него, он заорал:
– Эй! Я к вам обращаюсь!
Присутствующие обливались холодным потом. Франк, перестав свистеть, покачал головой.
В комнату вошел Баум. Он еще не снял с себя форменного кителя, который был на нем во время нападения на фургон. Гесслер бросил на него испепеляющий взгляд, и Баум, не растерявшись, с завидной быстротой бросился за гору коробок.
– Превосходно, спасибо! – бросил полицейский, удаляясь.
– Собака, – проскрипел Фредди. – Так напугать нас – это нечестно!
– Как ты думаешь, он узнал тебя? – встревожилась Лиза.
Франк покачал головой.
– Я не настолько знаменит, а у них не было времени опубликовать мою фотографию. Он говорил о фургоне?
– Да, – ответил Фредди. – Мы правильно сделали, что не оставили его на складе, иначе погорели бы.
Гесслер подошел к стеклянной двери и принялся разглядывать Эльбу и корабли, стоявшие на якоре между громадными кранами.
– Черт! – неожиданно бросил он. – Полицейские катера патрулируют у всех причалов.
– Если предположить, что они обнаружат фургон, то сначала они подумают, что произошел несчастный случай. По крайней мере, до тех пор, пока не вытащат его и не откроют!
– Да непохоже это на несчастный случай! – проворчал Фредди. – Чтобы добраться до воды, нужно сто метров трястись по развалинам!
Баум обратился с тирадой к Гесслеру. Тот, покачав головой, повернулся к французам.
– Баум предлагает, чтобы вы прямо сейчас устроились в ящике на тот случай, если полицейские вернутся на склад до прихода корабля.
– Который час, Паоло? – спросил Франк.
– Почти двадцать минут!
– Значит, еще слишком рано забираться в этот ящик. – Ты прав, – согласился Паоло, – если какому-нибудь легавому, у кого мозгов побольше, чем у других, придет в голову заглянуть туда, ему даже не придется трудиться, чтобы зацапать нас.
Лизе была по душе окружающая их тревожная обстановка: лучше уж надвигающаяся опасность, чем зловещий допрос ее воздыхателя.
– Ну что, они идут? – нетерпеливо спросил Баум.
– Не сейчас, позже, – лаконично ответил Гесслер.
Лицо Баума стало злым. Ему заплатили за выполнение опасной работы, и он был вынужден повиноваться.
– Иногда "позже" означает "никогда", – бросил он.
– Что он там лопочет? – забеспокоился Паоло.
Фредди перевел ему:
– Он говорит, что "позже" – иногда это слишком поздно. Так, мэтр?
– Абсолютно верно, – похвалил его Гесслер.
– Мы спустимся за пять минут до прихода корабля, – решил Франк. – Объясни ему, Фредди.
Баум посмотрел на часы, постучал себя пальцем по лбу, выражая тем самым свое неудовольствие, и пошел вниз к Варнеру.
Достав револьвер Фредди, Франк принялся подбрасывать его. От страха Лиза вскрикнула.
– Осторожно! – бросил Фредди, – у этой игрушки нет предохранителя: он может сам выпулить!
– В общем, – агрессивно заговорил Франк, – если верить той комедии, которую вы только что разыграли, Гесслер являлся к тебе каждый день только для того, чтобы дать тебе урок немецкого языка?
– Франк! – выкрикнула в отчаянии молодая женщина. – Сейчас не время возвращаться к этому вопросу!
– Да нет же, Лиза: только это время у нас и осталось.
Засунув револьвер обратно в брюки, Франк ощутил прикосновение холодного ствола к своей коже. Это прикосновение придавало ему уверенности.
– Господа присяжные заседатели, ваше мнение? – обратился он к своим сообщникам.
– Лиза права: не время болтать обо всем этом! – решительно сказал Паоло, не пытаясь скрыть своего раздражения.
– Ах, вот как ты считаешь?
– Да, я так считаю!
Франк дружелюбно хлопнул его по затылку.
– До чего же приятно и просто разделять твою философию, Паоло!
– Что ты еще там напридумывал! – возразил человечек, пожимая плечами. – У меня нет никакой философии.
И, повернувшись к Фредди, он прибавил:
– Иначе – я бы знал об этом!
* * *
На берегу фарватера суетились тени в полицейской форме. К ним медленно направлялся катер. Когда он вошел в устье канала, человек, стоявший на мостике, включил прожектор. Громадный белый луч погрузился в серую воду. Перегнувшись через поручни, комиссар и инспекторы вглядывались в открывшуюся перед ними фантасмагорическую картину. В нескольких метрах под ними, на куче мусора, слегка покосившись набок, покоился тюремный фургон. Его затухающие фары были похожи на гигантские тусклые сонные глаза.
– Это – именно он, – сказал комиссар. – Господа, пусть только внутри не окажется охранников.
Он дал команду пристать и выскочил на захламленный берег. Дождь поливал спорящих о чем-то двух полицейских в форме и молодую блондинку.
– Предупредите портовых пожарных! – приказал комиссар. – Немедля ни минуты нужно вытащить этот фургон...
Полицейские на мгновение осветили электрическими фонариками старый бункер.
– Нет ни малейшего сомнения, – сказал комиссар, – мы можем быть уверены, что речь идет о побеге.
– Должно быть, беглец уже далеко, – вздохнул один из инспекторов.
– Да, – согласился комиссар. – Мне кажется, побег был серьезно подготовлен.
И он грустно взглянул на затопленный автомобиль. Зрелище было зловещим. Марику сотрясали конвульсивные рыдания.
* * *
– А когда она выучила немецкий язык, что еще вы там вдвоем варганили в этой чертовой комнате с окном, выходящим в парк? – крикнул Франк, встряхивая Гесслера за лацканы пиджака.
Взяв его за запястье, адвокат резким движением высвободился.
– Я продолжал говорить ей о любви, а она рассказывала мне о вас, – признался он, – но вы никогда не поверите нам... Хотя, может быть, чему-то и поверите, если вам нужно будет поверить! Сейчас вашей тюрьмой стало сомнение, и никто больше ничего не может сделать для вас. Пока вы любите Лизу, это мучение никогда не кончится, оно будет сверлить вас, как бормашина.
– Заткнись! – крикнул Франк, бросившись на него.
Он схватил Гесслера за горло, не обращая внимания на крики Лизы и попытки Паоло разнять их. Когда он отпустил его, адвокат был пунцового цвета и задыхался. И все же немцу удалось улыбнуться.
– Как этой женщине удалось сделать из меня преступника? Своим телом или своей душой? И что было бы предпочтительнее для вас: что я занимался с ней любовью или что я учил ее немецкому языку? – задыхаясь, выговорил адвокат. – Подумайте хорошенько, потому что проблема заключается именно в этом, именно в этом лежит великая тайна!
Его лицо приняло нормальный цвет. Погладив себя по шее – он еще чувствовал боль – Гесслер с ненавистью смерил Франка взглядом и продолжал:
– Да, милейший, я люблю Лизу. Все, что я сделал, я сделал ради нее. Однажды днем, вы припоминаете, Лиза, мы прогуливались с вами по берегу Ауссен-Альстера. Дело было зимой, и все здания в Гамбурге были как из мрамора. Озеро уже замерзало, в его лед вмерзла барка. Вы сказали мне: "Я похожа на нее – я раздавлена отсутствием Франка. Если он вскорости не выйдет из тюрьмы, я потеряю все человеческое". Не так ли, Лиза? Это – ваши собственные слова.
Она закрыла глаза рукой.
– Мы гуляли там около часа, – продолжила Лиза. – Я как сейчас вижу белые от изморози лужайки, пустые скамейки...
Тоскливое состояние любовницы угнетало Франка.
– Боже мой, Лиза, – сказал он, – мне кажется, что я начинаю понимать. Ты больше не была влюблена в меня, ты была влюблена в мое отсутствие. Влюблена в свою тоску, в свое одиночество. Влюблена в Гамбург и, может быть, в конце концов, влюблена в Гесслера.
– Ты все разрушаешь собственными руками, Франк, – ответила она.
– Вы вместе гуляли... на берегу озера... зимой!
Снаружи до них донесся шум полицейских сирен, рев моторов, свистки. Подбежав к стеклянной двери, Фредди рискнул выглянуть на улицу.
– Если бы ты видел всю эту суматоху! – вырвалось у него. – От военной формы в глазах темно. Как в мае сорокового!
Паоло скорчил свою знаменитую гримасу.
– Признайтесь, что было бы глупо попасться за несколько минут до прихода корабля.
С яростным видом, как обвинитель, он ткнул указательным пальцем во Франка:
– Мы сидим на бочке с порохом, а ты тут выпендриваешься с Лизой. Надеюсь, что завтра, когда ты уже будешь в Дании, то, наконец, усвоишь, что ты свободен, а жизнь прекрасна!
Лиза почувствовала надежду, заключенную в этих словах, поэтому она бросилась к Франку, пытаясь защитить его, неизвестно от какой напасти.
– Он прав, Франк, ты сам увидишь...
Франк на мгновение прижал ее к своей груди.
– Все правильно, – согласился он, – Дания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15