– По-моему, это ни к чему, – сказал Торстейн.
Тогда Гуннлауг схватил его за руку и сказал:
– Уважь, пожалуйста, мою просьбу.
– Ну, пусть будет по-твоему, – сказал Торстейн, – но все присутствующие должны знать, что это будет только для виду.
Тогда Гуннлауг назвал свидетелей и обручился с Хельгой. Он спросил затем, правильно ли он совершил обряд, и Торстейн ответил, что правильно. Все это очень позабавило присутствующих.
V
На юге, на Мшистой Горе, жил человек по имени Энунд. Он был очень богатый человек. Он был годи там, на юге. Он был женат, и женой его была Гейрню, дочь Гнула и внучка Мольда-Гнупа, который при заселении Исландии занял Заборный Залив, на юге. У них было три сына: Храфн, Торарин и Эйндриди. Все они подавали большие надежды, однако Храфн выделялся среди них во всех отношениях. Он был рослый, сильный и очень красивый юноша и хорошо сочинял стихи. Когда он возмужал, он стал ездить в чужие края, и его очень уважали всюду, куда бы он ни приехал. Тогда жили на юге в Уступе, в Эльвусе, Тородд Мудрый, сын Эйвинда, и Скафти, его сын, который был тогда законоговорителем в Исландии. Мать Скафти была Раннвейг, дочь Гнула и внучка Мольда-Гнупа, так что Скафти и сыновья Энунда были сыновьями родных сестер. Родичи были очень дружны между собой. А в Красном Холме жил тогда Торфинн, сын Торира Тюленя. У него было семь сыновей, и все они подавали большие надежды. Троих из них звали: Торгильс, Эйольв и Торир. Они были там самыми уважаемыми людьми. Все, кто был только что назван, жили в одно время.
Вскоре после этого случилось – и это было лучшее событие, какое когда-либо произошло в Исландии, – что страна стала христианской и весь народ оставил старую веру. Гуннлауг Змеиный Язык, о котором рассказывалось раньше, в течение шести лет жил попеременно то в Городище, у Торстейна, то дома, в Крутояре, у своего отца Иллуги. Ему было тогда восемнадцать лет, и с отцом он теперь хорошо ладил.
Жил человек по имени Торкель Черный. Он был домочадцем и близким родичем Иллуги, у которого он вырос. Ему досталось наследство на Гряде, на севере, в Озерной Долине, и он попросил Гуннлауга поехать с ним. Тот так и сделал, и они поехали вдвоем на Гряду, и с помощью Гуннлауга Торкель получил причитавшееся ему добро от тех, у кого оно хранилось.
Когда они ехали обратно на юг, они остановились на ночлег в Гримовом Междуречье у богатого бонда, который там жил. Утром пастух хозяина взял лошадь Гуннлауга и поехал на ней. Она была вся в мыле, когда он вернул ее. Гуннлауг ударил пастуха, и тот упал без памяти. Хозяин не хотел оставить так дела и потребовал виры. Гуннлауг предложил ему одну марку серебра. Тому показалось мало этого. Тогда Гуннлауг сказал такую вису:
Я предложил немало,
Марку метели тигля,
Бонду. Бери, да живее,
Даритель жара прилива!
Если же ты из рук
Упустишь перину дракона,
Как бы тебе потом
Первым о том не заплакать.
Они сошлись на том, что предложил Гуннлауг, и после этого Гуннлауг с Торкелем поехали на юг.
Спустя немного времени Гуннлауг снова попросил своего отца, чтобы тот снарядил его в путешествие. Иллуги сказал:
– Пусть будет по-твоему. Ты теперь стал лучше, чем был раньше.
Вскоре Иллуги уехал из дому и купил для Гуннлауга половину корабля, что стоял в устье Паровой Реки и принадлежал Аудуну Цепному Псу. Этот Аудун не захотел переправить за море сыновей Освивра Мудрого после убийства Кьяртана, сына Олава, как рассказывается в саге о людях из Лососьей Долины, но это случилось позднее, чем то, о чем здесь рассказывается.
Когда Иллуги вернулся домой, Гуннлауг очень благодарил его. Торкель Черный собрался ехать с Гуннлаугом, и их товары были доставлены на корабль. Гуннлауг был в Городище, пока снаряжали корабль. Ему было веселее беседовать с Хельгой, нежели работать с торговыми людьми.
Однажды Торстейн спросил Гуннлауга, не хочет ли он поехать с ним в Долину Длинного Озера, где паслись его табуны. Гуннлауг согласился. Вот они поехали вдвоем и приехали на пастбище Торстейна, что зовется Торгильсов Двор. Там пасся табун Торстейна – четыре лошади, все гнедые. Среди них был жеребец, очень красивый, но мало объезженный. Торстейн предложил его Гуннлаугу в подарок, но тот сказал, что ему лошади не нужны, раз он собирается уезжать за море. Тогда они поехали к другому табуну. Там был серый жеребец и четыре матки. Этот жеребец был лучшим на Городищенском Фьорде, и Торстейн предложил его Гуннлаугу в подарок. Но Гуннлауг ответил:
– Этот жеребец мне так же не нужен, как и тот. Почему ты мне не предложишь того, что бы я охотно принял?
– Что же это такое? – спросил Торстейн.
– Это Хельга Красавица, твоя дочь, – ответил Гуннлауг.
– Ну, это нельзя так быстро решить, – сказал Торстейн и заговорил о другом, и они поехали домой вдоль Длинной Реки. Тогда Гуннлауг сказал:
– Я хочу знать, что ты мне ответишь на мое сватовство?
Торстейн ответил:
– Что за глупости ты говоришь!
Гуннлауг сказал:
– Это важное дело, а не глупости.
Торстейн возразил:
– Ты должен сперва сам узнать, чего ты хочешь. Разве ты не собрался поехать за море? Как же ты говоришь, что собираешься жениться? Ты Хельге не пара, раз ты сам не знаешь, чего хочешь, и не стоит об этом говорить!
Гуннлауг сказал:
– Кому же ты думаешь отдать в жены свою дочь, если ты не хочешь отдать ее сыну Иллуги Черного? Кто же на Городищенском Фьорде знатнее его?
Торстейн ответил:
– Я не хочу никого ни с кем сравнивать. Но если бы ты был таким человеком, как твой отец, ты не получил бы отказа.
Гуннлауг спросил:
– Кому же другому ты хочешь отдать в жены свою дочь?
Торстейн ответил:
– Здесь много достойных людей. У Торфинна в Красном Холме есть семь сыновей, и все они хоть куда.
Гуннлауг сказал:
– Ни Энунд, ни Торфинн не сравнятся с моим отцом, и даже тебе далеко до него. Вспомни, как он на тинге на мысе Тора вел тяжбу против годи Торгрима, сына Кьяллака, и его сыновей и добился своего.
Торстейн ответил:
– Я добился изгнания Стейнара, сына Энунда Сьони. Мне кажется, это было нешуточное дело.
Гуннлауг сказал:
– Тебе помогал Эгиль, твой отец. – И добавил: – Едва ли поздоровится тому, кто откажется вступить со мной в свойство.
Торстейн ответил:
– Прибереги свои угрозы для тех, кто живет на горах. Здесь, в Болотах, они тебе не помогут.
Вечером они приехали домой. На следующее утро Гуннлауг поехал в Крутояр и стал просить своего отца поехать с ним в Городище, чтобы посвататься. Иллуги ответил:
– Ты сам не знаешь, чего хочешь. Собираешься поехать за море, а говоришь, что тебе надо свататься. Я знаю, что такое поведение будет Торстейну не по нраву.
Гуннлауг ответил:
– Я все-таки поеду за море, но сейчас ты должен поехать со мной.
После этого поехал Иллуги и с ним одиннадцать человек, и Торстейн его хорошо принял. На следующее утро Иллуги сказал Торстейну:
– Я хочу поговорить с тобой.
Торстейн ответил:
– Подымемся на городище за домом и поговорим там.
Так они и сделали. Гуннлауг пошел с ними. Тогда Иллуги сказал:
– Мой сын Гуннлауг говорит, что он просил у тебя в жены твою дочь Хельгу. Я хотел бы знать твой ответ на его сватовство. Тебе известны его род и наше состояние. Я не пожалею ничего для того, чтобы у него было достаточно владений и власть годи, если это поможет делу.
Торстейн ответил;
– Одно мне не нравится в твоем сыне Гуннлауге – что он сам не знает, чего хочет. Если бы он был похож нравом на тебя, я бы не колебался.
Иллуги сказал:
– Нашей с тобой дружбе пришел бы конец, если бы ты отклонил сватовство.
Торстейн ответил:
– Раз ты просишь и ради нашей дружбы, пусть Хельга будет обещана Гуннлаугу, но не обручена с ним, и пусть ждет его три года. Гуннлауг же пусть едет за море и учится обычаям хороших людей. Но я буду свободен от всякого обещания, если он не вернется в Исландию в срок или если мне тогда не полюбится его нрав.
На этом они расстались. Иллуги поехал домой, а Гуннлауг – на корабль. И когда подул попутный ветер, они вышли в море. Они подошли к Норвегии и поплыли вдоль побережья Трандхейма до устья реки Нид. Там они стали на якорь и выгрузились.
VI
В это время в Норвегии правил ярл Эйрик, сын Хакона, со своим братом Свейном. Ярл Эйрик жил тогда в Хладире, своей вотчине, и был могущественным государем. Сын Торстейна, Скули, жил в то время у ярла. Он был его дружинником и пользовался его уважением. Рассказывают, что Гуннлауг и Аудун Цепной Пес пришли в Хладир, и было их двенадцать человек. На Гуннлауге было серое платье и белые чулки. На щиколотке у него был нарыв, из которого во время ходьбы выступали кровь и гной. В таком виде явились они с Аудуном к ярлу и учтиво его приветствовали. Ярл знал Аудуна и попросил его рассказать, что нового в Исландии. Аудун рассказал ему новости. Затем ярл спросил Гуннлауга, кто он такой, и тот назвал ему свое имя и свой род. Ярл сказал:
– Скули, сын Торстейна, что за человек этот исландец?
– Государь, – ответил тот, – примите его хорошо, потому что он сын одного из лучших людей в Исландии – Иллуги Черного из Крутояра, и мы с ним вместе росли.
Ярл сказал:
– Что у тебя с ногой, исландец?
Гуннлауг ответил:
– На ней нарыв, государь.
– Однако ты идешь, не хромая, – сказал ярл.
Гуннлауг ответил:
– Я не стану хромать, пока обе мои ноги одинаковой длины.
Тогда один дружинник ярла, по имени Торир, сказал:
– Этот исландец очень заносчив, неплохо бы проучить его немного.
Гуннлауг посмотрел на него и сказал:
– Здесь в дружине твоей
Черный есть лиходей,
На злые дела горазд,
Смотри и тебя предаст!
Торир схватился было за секиру. Но ярл сказал;
– Оставь! Не надо обращать внимания на такие вещи.
– Сколько тебе лет, исландец?
– Восемнадцать, – отвечал Гуннлауг.
– Ручаюсь, что других восемнадцати ты не проживешь, – сказал ярл.
– Чем желать мне зла, лучше желай себе добра, – сказал Гуннлауг, но вполголоса.
Ярл спросил:
– Что ты там сказал, исландец?
Гуннлауг ответил:
– То, что мне показалось уместным: чтобы ты не желал мне зла, а желал бы себе самому чего-нибудь хорошего.
– Чего же именно? – спросил ярл.
– Чтобы ты не умер такой же смертью, как твой отец, ярл Хакон.
Ярл побагровел и велел тотчас же схватить этого дурака. Тогда Скули выступил перед ярлом и сказал:
– Исполни мою просьбу, государь, и пощади этого человека. Пусть он уедет прочь.
Ярл сказал:
– Пусть он убирается как можно скорее, если хочет остаться в живых, и пусть никогда больше не возвращается в мои владения.
Скули вышел с Гуннлаугом, и они пошли на пристань. Там стоял тогда корабль, готовый к отплытию в Англию, и Скули устроил на него Гуннлауга и его родича Торкеля. А Гуннлауг отдал на хранение Аудуну свой корабль и ту кладь, которую он не взял с собой. И вот корабль поплыл в Английское Море, и осенью приплыли они на юг к пристани в Лундунаборге, и там их корабль вкатили на берег.
VII
В Англии правил тогда конунг Адальрад, сын Ятгейра. Он был хорошим государем. В ту зиму он жил в Лундунаборге. В Англии был тогда тот же язык, что и в Норвегии и Дании. Язык изменился в Англии, когда ее завоевал Вильхьяльм Незаконнорожденный. С тех пор в Англии стали говорить по-французски, так как он был родом из Франции.
Гуннлауг тотчас пошел к конунгу и приветствовал его учтиво и почтительно. Конунг спросил его, из какой он страны. Гуннлауг ответил ему.
– Я потому, – продолжил он, – искал встречи с вами, государь, что сочинил вам хвалебную песнь и хотел бы, чтобы вы ее выслушали.
Конунг сказал, что он охотно ее выслушает. Тогда Гуннлауг сказал эту хвалебную песнь четко и торжественно. В ней был такой припев:
«Щедрому конунгу Англии
Люди хвалу слагают;
Рать и народ склониться пред Адальрадом».
Конунг поблагодарил его за песнь и в награду за нее дал ему пурпурный плащ, подбитый лучшим мехом и отделанный спереди золотом.
1 2 3 4 5 6