- Ладно мне зубы-то заговаривать. Колись давай.
- Ну, так и быть. В конце концов, надо же хоть перед кем-то похвастать своим могучим интеллектом. Я Нинкино убийство по дороге в пансионат вычислила. До допроса.
- Это когда на тебя напал столбняк? И ты ни словом не обмолвилась, никого не предупредила? Тоже мне, друг называется...
- Да как я могла предупредить, если мне в спину дышал этот легавый щенок?
- Небось, если бы захотела, нашла бы способ!
- Да и не уверена я была. Это уж когда Белов представился следователем Крымской прокуратуры, у меня все до конца выкристаллизовалось.
- И что же? Ты сразу огорошила его демонстрацией своих гениальных способностей?
- Ну не сразу. Сначала он провел со мной маленькую светскую беседу. Среди воспитанных людей не принято брать быка за рога.
- Кого это ты воспитанным человеком называешь? Себя или шпиона Белова?
- Шпиона Белова, наверное. Про себя - тебе - сказать такое я не рискнула бы. Ты тут же облил бы меня помоями с ног до головы.
- Сейчас по башке получишь.
- Это я уже слышала. Лучше расскажи о своей реакции, когда Белов тебе про убийцу и подушку все объяснил. Что ты сделал, чтобы укрыться от его пронзительного взора? Под стол залез или в обморок упал?
- По обморокам - это ты у нас специалистка, как выяснилось. Я же мужественно выдержал шпионский рентген, даже глаз не отвел. Хотя новость была - и впрямь хоть со стула падай. И главное, совершенно неожиданная.
- Ну уж и неожиданная! Ты что же, не заметил, какими подозрительными взглядами буравил нас тот хлюпик в форме?
- Заметил, но он же совсем еще мальчишка. Я подумал, может, ему везде злоумышленники мерещатся. А если учесть, что рядом была ты, его подозрительность и вовсе становится понятной.
- Прошка, а если без дураков, что ты обо всем этом думаешь?
- Честно говоря, Варька, не знаю, что и думать. Надеюсь, убийца все-таки кто-то посторонний. Не так уж это маловероятно, как считает Леша. Что мы знаем о делах Мирона? Ничего. Может, за ним сюда киллера прислали.
- Чушь. Во-первых, зачем киллеру забираться так далеко? Мог бы потерпеть недельку-другую и пристукнуть Мирона в Москве, с комфортом. Во-вторых, Нинка-то здесь при чем? Если Мирона убрали по деловым соображениям, тогда душить подушкой надо было не Нинку, а Славок. Они партнеры Мирона и, насколько я понимаю, преемники. В-третьих, они же не нефтью и оружием занимаются и даже не импортными шмотками. У них узкая и довольно специфическая область деятельности - обучающие программы и чисто научные программные пакеты. Рынок там маленький и тихий, особенно больших денег не сделаешь. Так что киллера ты придумал неудачно. Ирочкин маньяк и то убедительнее.
- Если это маньяк, то какой-то странный. Во-первых, до нашего приезда ничем себя не проявил; во-вторых, у каждого маньяка обычно имеется свой контингент жертв. Одни избавляют от земных страданий старушек, другим детишки почему-то не нравятся, третьим девицы легкого поведения покоя не дают. А этому все равно, что ли? И способы убийства разные. Уж если тебя тянет душить людей подушками, со скал ты их сбрасывать не станешь. И наоборот.
- Все-таки я не пойму, почему вы вдруг так сразу уверились, что Мирона кто-то столкнул? Марк говорит, что не верит в случайные совпадения, но это могло быть вовсе не совпадением. Допустим, кому-то позарез понадобилось убить Нинку, но он никак не мог выбрать подходящего момента. А тут разбился Мирон, Нинке вкатили снотворного и оставили спать. Представляешь, какой удобный случай? Вокруг - никого, все взбудоражены смертью Мирона и ничего вокруг не замечают, а жертва спит и даже на помощь не может позвать. Вот убийца и избавился от нее под шумок.
- Вообще-то предположение совсем не глупое, даже странно, как оно тебе в голову пришло. Но я согласен с Марком. Нина сама по себе на роль жертвы не тянет. Вот если она могла вывести на чистую воду убийцу Мирона - тогда другое дело.
- А если не убийцу Мирона? Просто вывести кого-то на чистую воду?
- Нет, Варька. У Нины ни с кем из нас никаких дел не было. Ты, например, когда видела ее последний раз? Я - месяца четыре назад, у Генриха. Посидели за столом, поговорили о кино, о живописи и разошлись. А перед тем и я, и Генрих почти год с Полторацкими не общались. Хотя нет, вру, еще раз - в январе, на свадьбе Славки и Татьяны. А ведь мы с Генрихом куда чаще с ними виделись, чем ты, Марк или Леша. С Ирочкой и Татьяной Нина тоже встречалась исключительно во время застолий и тоже раз в год по обещанию. Со Славками, конечно, чаще. Они иногда к Мирону с работы заскакивали пивка выпить или пульку расписать. Но и с ними, я думаю, у Нины были чисто светские отношения.
- Все-таки мы опять вернулись к своим, - вздохнула я. - Неужели нельзя придумать убедительную версию, которая позволила бы свалить все на постороннего? В конце концов, у Нинки ведь был свой круг общения. Она на курсы модельеров ходила, в какой-то клуб, занималась подводным плаванием. Вдруг кто-то из ее знакомых остановился в том же пансионате? Недруг какой-нибудь. Нинку заметил, а сам на глаза постарался не попадаться. Идеальные условия для безнаказанного убийства. Пансионат большой, народу много, всех не проверишь. Чем не вариант?
- Вот и предложи его Белову. Пусть займется постояльцами пансионата, а нас оставит в покое. Работы ему там и без нас до конца жизни хватит.
- Ладно, предложу, - пообещала я.
Следователь Константин Олегович Белов обрадовался мне, как родной.
- Заходите, заходите, Варвара Андреевна! Вы очень пунктуальны - довольно редкое в наше время свойство. Присаживайтесь, прошу вас. Может быть, вам удобнее на диване?
- Нет, спасибо, на этом диване мне точно неудобнее.
Белов выдержал паузу, откашлялся, повертел в руках ручку и несколько неуверенно заговорил:
- Варвара Андреевна, прежде чем приступить к официальному разговору, мне хотелось бы сделать небольшую преамбулу неформального, если так можно выразиться, плана. - И он отвел глаза.
"Что это с ним? - тревожно подумала я. - Никак, предложение делать собрался?"
- Вы позволите мне называть вас Варей?
- Нет, - быстро, но твердо ответила я.
На безликом лице следователя Белова появилось ошарашенное и несколько обиженное выражение.
- Но... почему?
- Потому что это не мое имя. Меня отродясь так никто не звал. Вот вы позволили бы мне называть вас... ну, скажем, Конни?
- Но Конни, по-моему, женское имя.
- Совершенно верно. Уменьшительное от Констанции, но для Константина тоже подходит. Во всяком случае, не меньше, чем Костя.
- Простите, но как же вас тогда зовут родные, друзья?
- Варькой. Или Варварой - в зависимости от настроения.
Физиономия шпиона Белова вытянулась.
- Варькой я не могу вас называть. Неловко как-то. Все же я - лицо официальное. А "Варвара" мне, признаться, не очень нравится.
- Константин тоже имечко не дай бог, - обиделась я. - Только умоляю, не просите называть вас Костей. Этого я не вынесу.
Тут нам обоим стало понятно, что мы зашли в тупик. Белов лихорадочно соображал, как выйти из положения, а я с холодным интересом наблюдала за его потугами.
- Извините, Варвара Андреевна, но у меня почему-то складывается впечатление, что вы относитесь ко мне враждебно. Я чем-нибудь вас обидел?
- Нет, по-моему, напротив, это я вас обидела, - честно признала я. - Моя недоброжелательность - мера чисто превентивная, так сказать. Аванс за все обиды, которые вы мне нанесете в ближайшем будущем.
- А это непременно должно произойти?
- Непременно. Даже если вы человек редкостной души и прекрасно к нам всем, и ко мне в частности, относитесь, положение вынуждает вас терзать меня и моих друзей мучительными вопросами, ловить на неточностях и противоречиях и подозревать, подозревать, подозревать... Вам неважно при этом, что некоторые из нас пережили настоящий шок. Может, в глубине души вы и будете нам сочувствовать, но это не помешает вам добиваться своего любыми методами. В том числе и не очень чистоплотными, вроде вчерашнего фарса, который вы разыграли перед моими друзьями. А вам не приходило в голову, что ваша игра могла окончиться для кого-нибудь из них сердечным приступом? Не трудитесь отвечать. Даже если и приходило, вы это соображение просто отмели. Долг превыше всего.
- И тот факт, что я пытаюсь установить истину, не служит для меня оправданием? Неужели вас не волнует, кто убил ваших знакомых?
- Волнует. Но совсем не в том смысле, в каком вы думаете. Мне важно знать убийцу, чтобы никогда не заподозрить невинного. Я безгранично уверена в своих друзьях, но мне не хочется, чтобы даже тень сомнения могла омрачить нашу дружбу. Если бы вы, дружески побеседовав со всеми нами, назвали убийцу и ушли себе с миром, я признала бы себя вашей вечной должницей. Но вы не одинокий искатель истины, вы - часть системы, олицетворяющей наказание. А я не считаю, что зло должно быть наказано. Вернее, я знаю, что оно и так будет наказано, безо всяких усилий с вашей стороны. Человек, совершивший убийство - особенно если это человек нашего круга, - никогда больше не будет счастлив. Его до конца жизни будет мучить страх перед случайным разоблачением, сомнения, совесть наконец. А в общественные наказания я не верю. Нет ничего омерзительнее машины, которой доверены функции вершителя судеб. А вы - винтик этой машины.
Некоторое время следователь Белов переваривал мою филиппику в задумчивом молчании, а потом сказал:
- Знаете, Варвара Андреевна, я, пожалуй, все-таки произнесу свою вступительную речь. Во-первых, я отрепетировал ее заранее, и будет обидно, если мои усилия пойдут прахом. Во-вторых, сегодня вы полностью подтвердили то впечатление, которое сложилось у меня о вас вчера, и мне просто не будет покоя, если я не получу ответа на один крайне важный для меня лично вопрос. Вы не возражаете?
- Нет. Честно говоря, я просто изнемогаю от любопытства.
- Я так и думал. Так вот, люди моей профессии, если они не полные профаны, рано или поздно становятся чем-то вроде ходячих детекторов лжи. Посадите перед ними любого человека - хоть народного артиста - и через некоторое время они точно определят, говорит он искренне, умалчивает о чем-то или лжет. Если бы мы еще понимали, в чем именно лжет или о чем умалчивает свидетель, нераскрытых преступлений осталось бы совсем мало. За свою жизнь я допросил, наверное, несколько тысяч свидетелей и до вчерашнего дня верил в одну непреложную истину: если свидетель не случайный прохожий, если он входит в круг лиц, приближенных к жертве, он лжет или умалчивает о чем-то всегда. Он может сколь угодно долго говорить откровенно и искренне, но рано или поздно всплывет вопрос, на который он ни за что не захочет ответить правду. Причины тут самые разные. Один выгораживает себя или близких, другой боится разоблачения каких-то мелких грешков, третий не любит милицию, четвертый - просто лгун по натуре, ну и так далее. Ведут себя люди в таких ситуациях тоже по-разному кто-то становится не в меру болтливым, из кого-то клещами слова не вытянешь, кто-то начинает угрожать, кто-то держится вызывающе. Словом, вариантов масса, но суть одна: никому нельзя верить до конца. И вот вчера я впервые столкнулся с ситуацией, которая заставила меня усомниться в непреложности этой истины. Для меня это стало потрясением основ. Я не спрашиваю вас, Варвара Андреевна, лгали вы мне или нет, я знаю, что не лгали. Но у меня создалось такое впечатление, что вы и не будете ни лгать, ни увиливать от ответов, ни отмалчиваться. Ни при каких обстоятельствах. Мне кажется, что естественная потребность каждого человека оградить какую-то часть своей жизни и своего внутреннего мира от постороннего взгляда у вас попросту отсутствует. Вы не боитесь произвести невыгодное впечатление, не боитесь обидеть или вызвать неприязнь. Не боитесь никаких последствий своих слов и поступков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40