Пепел он выбросил в окно. Положив руку на плечо Эвелин, он сказал:
- Не думай больше об этом. Этот парень сделал бы тебя несчастной.
Эвелин улыбнулась сквозь слезы:
- Я уже забыла о нем, отец.
Заворчал мотор. Наблюдая за дорогой, Гастон Беррьен думал о том, как тяжела жизнь для честного человека, дети которого не знают о подстерегающих их опасностях.
ГЛАВА 3
БУРЖУА - от слона, имеющего значение: состоятельный человек, живущий и городе.
Словарь Л арусс
Всем парижанам известна улица Мулен, которая совсем недавно вместе с улицей Шабанэ являлась красой первого округа. Квартал, исполненный печали после принятия законов, стоивших стольких чернил и слез, не стал тем не менее местом скорби. Напротив, улица Пети-Шам остается одной из самых оживленных в Париже со своим автобусом шестьдесят шестого маршрута, который появляется на линии преимущественно в часы "пик", и круговертью пассажа Шуазель, выходящего к станции метро "4-е сентября".
Ради собственного спокойствия Гастон Беррьен никогда не пользовался машиной, отправляясь к месту работы. Каждое утро он спускался в метро, которое от "Порт де Сен-Клу" доставляло его с пересадкой на "Гавр-Комартен" к станции "4-е сентября". Это позволяло ему вместо нервотрепки за рулем спокойно просмотреть по пути весь номер "Фигаро".
Вот и сегодня, как всегда, без четверти одиннадцать он вышел из подземки, взглянул на витрину, чтобы убедиться, насколько безукоризненно он одет, поправил ленту на своей - "Только от Беррьена" - шляпе и вошел в пассаж Шуазель. Перейдя Пети-Шам, он сразу же по ходу и направо вышел на улицу Мулен к витрине своего магазина, над которым золотом блестела вывеска: "Беррьен. Головные уборы".
Войдя в дверь, он одним взглядом охватил всю картину: мадемуазель Роза уже находилась на своем месте - у кассы, молоденькая продавщица также стояла там, где ей подобало - за прилавком. Гастон жизнерадостно всех поприветствовал, снял шляпу, перчатки и поинтересовался утренней выручкой.
Мадемуазель Роза доложила: всего два клиента, из которых один "обещал подумать". После этого Гастон Беррьен пересек магазин и вошел к себе в кабинет. Через стеклянную дверь он мог наблюдать за всем, что происходило в его заведении. Он сел, и тут же зазвонил телефон.
- Магазин головных уборов Беррьена, вас слушают. Женский хрипловатый и немного вульгарный голос произнес:
- Я хотела бы переговорить с месье Максом.
- Он у телефона, - сказал Гастон.
- Месье Макс, говорит Жильда. Вчера вечером все прошло, как вы хотели?
Гастон открыл шкатулку, вытащил оттуда сигару и послюнявил конец. Да, все произошло так, как было задумано. Двери были открыты, свет зажегся ровно в десять часов, диван был развернут к окну, хорошо симулированный обморок...
- Да, Жильда. Благодарю вас, было отлично. После моего ухода молодой человек не доставил вам слишком много хлопот?
- Хм, и да и нет! Он кричал, что ему подстроили западню, что все это так просто не сойдет с рук и он расскажет, как я завлекла его к себе при помощи таинственного письма, что он явился, не подозревая, что я с ним сделаю, что я его напоила... в общем, он не был доволен.
- Вам удалось его успокоить?
- Думаю, что да, - раздался легкий смех. - Он ушел только около двух ночи, обещая вернуться.
Гастон закурил. На его губах поигрывала улыбка. Он возобновил разговор:
- Превосходно, спасибо, Жильда. Вы, естественно, уничтожили письмо, которым его завлекли?
- Ясное дело, оно было у него в бумажнике.
- Великолепно.
- Должна ли я возвратить вам ключи от виллы?
- Не стоит. Сегодня вечером вас навестит месье Фред, вручит обещанную сумму и заодно заберет и их. Судя по голосу, Жильда колебалась.
- Извините меня, месье Макс, но... он неплохой парень, этот Ги. Почему вы не хотите, чтобы он женился на вашей дочери?
Губы Гастона сжались. Он сухо отрезал:
- Вы знаете, Жильда, что от своего персонала я в первую очередь требую сдержанности. Вам известно, что проявлять любопытство опасно. ОЧЕНЬ опасно.
- Да, понятно. Извините меня. До свидания, месье Макс.
Гастон положил трубку, затянулся и откинулся в кресле, устремив глаза к потолку. Так почему же он хотел воспрепятствовать связи своей дочери с Ги Таннеем? Причина была очень простой. Даже несколько весьма простых резонов. Первый: он считал Эвелин слишком юной, чтобы выходить замуж и иметь детей. Пусть малышка поживет ещё в свое удовольствие. Второй: сын бывшего политического деятеля представлял несомненную опасность. Отцу захочется узнать, с какой семьей он связывается через эти брачные узы, и он наведет подробные справки относительно Гастона Беррьена. А это было совсем ни к чему, и Гастон не хотел подвергаться даже малейшему риску. Поэтому и была затеяна вся эта махинация, жертвами которой стали Ги и Эвелин. Не без боли наблюдал Гастон за горем дочери, но, когда желаешь добра близким, не следует скряжничать в отношении средств.
Через стеклянную дверь Гастон увидел, как в магазин вошел человек, в котором он сразу узнал одного из своих самых верных клиентов. Прежде чем пойти и обслужить его лично, он написал на листочке дату, час и адрес. Свернув бумажку, он сунул её в карман и вышел в магазин, излучая самую любезную улыбку.
- Не надо, - бросил он на ходу суетившейся молоденькой продавщице, - я сам займусь этим клиентом. - Здравствуйте, месье Лоранжис, чем могу быть полезным?
Месье Лоранжис, рослый старик, высочайшей пробы элегантности, носил монокль в правом глазу. Он также поприветствовал хозяина магазина и затем сказал:
- Мой дорогой друг, мне нужен котелок серо-жемчужного цвета для присутствия на скачках. Что-нибудь добротное и ноское,
- Разве хотя бы одна из моих шляп вас разочаровала?
Оба рассмеялись. Гастон, усадив клиента, пошел за головным убором, который он, соблюдая все предосторожности, распаковал. Котелок пришелся точно по размеру, и старик выразил свое удовольствие:
- Ну и память же у вас! Вы держите в ней размеры голов всех ваших клиентов?
- Только лучших из них, - в шутку ответил Гастон, незаметно засовывая за подкладку головного убора записку, вытащенную им из кармана.
Он протянул котелок продавщице, которая завернула его в тонкую бумагу и положила в обшитую сатином коробку. Клиент прошел к кассе и передал банкноту мадемуазель Розе. В ожидании пакета месье Лоранжис поинтересовался здоровьем мадам Бсррьен, которую он имел удовольствие когда-то встретить в магазине.
- Жена чувствует себя хорошо, благодарю вас. А вот дети доставляют хлопоты.
- Вы знаете, это удел всех отцов, - посочувствовал клиент. - Кажется, ваш сын готовится к поступлению в "Большие школы"?*
* "Большие школы" - сеть основанных ещё Наполеоном высших учебных заведений для подготовки специалистов высокого класса для ключевых постов в администрации. Дает столько привилегий, что поступление в них можно уподобить штурму неприступной крепости.
В его устах это прозвучало как "БОЛЬШИЕ ШКОЛЫ".
- Да нет, он хочет стать кинорежиссером. Знаете, все эти "новые волны"! Просто взбрело парню в голову.
_ Это возрастное. Пусть перебесится, - любезно посоветовал Лоранжис. К тому же, имея за спиной такого отца, как вы, он всегда выпутается в случае каких-нибудь передряг.
- И все же! Вы представляете себе: кино! Ну пусть хотя бы уж театр! Это по меньшей мере серьезно: там разоряются, но ставят Клоделя... Вы любите Клоделя, месье Лоранжис?
Тот воскликнул:
- Люблю ли я Клоделя? Мой друг, я не засну, если перед этим не прочитаю хотя бы одну-две строчки из "Золотой головы". Этим сказано все!
С пакетом под мышкой месье Лоранжис покинул магазин. Гастон посмотрел на часы:
- Мадемуазель Роза, у меня семейный завтрак, и до трех меня не будет. Будьте предельно любезны при обслуживании клиентов.
Они понимающе переглянулись. У мадемуазель Розы вопреки её имени и скромному поведению был явный избыток физических достоинств, в данном случае кое-как прикрытых строгого покроя закрытым платьем. Молодая женщина ответила:
- Можете на меня рассчитывать, месье. Приятного аппетита.
Молоденькая продавщица бросилась открывать дверь, и владелец магазина головных уборов, поплотнее надвинув на лоб шляпу, вышел, натягивая на ходу перчатки.
Ярко светило солнце, женщины вокруг были очаровательны, с Эвелин урегулировано. В общем, все шло как нельзя лучше. Он позволил себе проехаться до Сен-Клу на такси.
* * *
Гастон был всегда рад видеть сестру Лили и её мужа Филиппа Малосена. Лили было под тридцать, Филипп выглядел не старше своей жены. Детей у них не было, и жили они на улице Тронше. Филипп был коммивояжером по сбыту сельскохозяйственной техники. Если продажа товаров и вынуждала его проводить восемь месяцев в году в разъездах по стране, то она же и позволяла ему жить на широкую ногу и иметь две машины. Это был высокого роста энергичный мужчина, со светлыми глазами, умевший блистательно говорить. Гастон его очень любил.
Он окинул удовлетворенным взглядом накрытый стол. Филипп говорил безудержно, Лили о чем-то шепталась с Франсуазой Беррьен, стройная фигура которой удивляла всех, кто знал, что она мать двух восемнадцатилетних близнецов. Гастон с нежностью взглянул на жену, а затем сосредоточил внимание на Эвелин, которая все время молчала и не притрагивалась к еде. Он вздохнул.
- Неужели ты думаешь, - говорил Филипп своему племяннику, - что карьера режиссера перспективна?
- Конечно, - пожал плечами Фредди, - стоящий режиссер выдает два фильма в год - то есть работает по шесть месяцев - и зарабатывает от пяти до десяти миллионов франков на каждом фильме.
- Но, прежде чем стать режиссером, надо побыть его ассистентом, и нередко это затягивается на долгие годы! - уточнил Гастон, которого сын удостоил притворно искренним взглядом.
- Отец, ты, кажется, так и не расстался с довоенными представлениями! В наши дни главное условие успеха в кино - никогда не быть ассистентом и не ступать на подмостки. Есть вспомогательное средство - критиковать! О, как я их всех критикую! Ты же читал мои статьи в "Эзотеризм для всех"? Так вот, я не лезу за словом в карман, устраивая разнос всем этим шишкам! Они все дрейфят в ожидании моего первого фильма! Пусть ещё немного понаслаждаются своими тепленькими местечками! Но наступили новые времена! Завтрашнее кино будет элитарным...
- Помолчи, пожалуйста, ты уже наскучил своими рассуждениями, - прервал его Гастон.
Разговор переключился на литературные темы, и в него вступили женщины. Лили прочитала очень интересный роман, но не помнила ни его названия, ни автора, ни сюжета. Однако в любом случае это было прекрасное произведение, и она посоветовала всем членам семьи как можно скорее достать его. Франсуаза попыталась порассуждать о Саган, но без видимого успеха.
- В конце концов начинаешь путаться в этих персонажах, которые то и дело спят друг с другом...
- Франсуаза Саган безмерно талантлива! - безапелляционно заявил Фредди.
Эвелин неожиданно встала из-за стола, воскликнув:
- Как я ненавижу всех этих писателей!
Она вышла, рыдая в салфетку. Повеяло холодом.
- Это все нервы, - объяснил Гастон. - Она готовится к очень трудному экзамену и слишком много работает. Через несколько дней ей станет лучше.
Гастон и Филипп попытались повернуть разговор в сторону политики. Оба согласились, что придерживаются умеренных взглядов, близких к конформизму. Фредди терпеливо слушал. Но когда отец и его дядя, перескакивая с одного сюжета на другой (политика внутренняя и внешняя, политика в Алжире, современная молодежь, "черноблузники"), дошли до яростных нападок на молодых преступников, Фредди не выдержал и, крепко стукнув по столу кулаком, заорал:
- Если молодежь и захлестывает преступность, то чья в этом вина, если не их родителей, которые подали нам пример малодушия, конформизма и бесхребетности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
- Не думай больше об этом. Этот парень сделал бы тебя несчастной.
Эвелин улыбнулась сквозь слезы:
- Я уже забыла о нем, отец.
Заворчал мотор. Наблюдая за дорогой, Гастон Беррьен думал о том, как тяжела жизнь для честного человека, дети которого не знают о подстерегающих их опасностях.
ГЛАВА 3
БУРЖУА - от слона, имеющего значение: состоятельный человек, живущий и городе.
Словарь Л арусс
Всем парижанам известна улица Мулен, которая совсем недавно вместе с улицей Шабанэ являлась красой первого округа. Квартал, исполненный печали после принятия законов, стоивших стольких чернил и слез, не стал тем не менее местом скорби. Напротив, улица Пети-Шам остается одной из самых оживленных в Париже со своим автобусом шестьдесят шестого маршрута, который появляется на линии преимущественно в часы "пик", и круговертью пассажа Шуазель, выходящего к станции метро "4-е сентября".
Ради собственного спокойствия Гастон Беррьен никогда не пользовался машиной, отправляясь к месту работы. Каждое утро он спускался в метро, которое от "Порт де Сен-Клу" доставляло его с пересадкой на "Гавр-Комартен" к станции "4-е сентября". Это позволяло ему вместо нервотрепки за рулем спокойно просмотреть по пути весь номер "Фигаро".
Вот и сегодня, как всегда, без четверти одиннадцать он вышел из подземки, взглянул на витрину, чтобы убедиться, насколько безукоризненно он одет, поправил ленту на своей - "Только от Беррьена" - шляпе и вошел в пассаж Шуазель. Перейдя Пети-Шам, он сразу же по ходу и направо вышел на улицу Мулен к витрине своего магазина, над которым золотом блестела вывеска: "Беррьен. Головные уборы".
Войдя в дверь, он одним взглядом охватил всю картину: мадемуазель Роза уже находилась на своем месте - у кассы, молоденькая продавщица также стояла там, где ей подобало - за прилавком. Гастон жизнерадостно всех поприветствовал, снял шляпу, перчатки и поинтересовался утренней выручкой.
Мадемуазель Роза доложила: всего два клиента, из которых один "обещал подумать". После этого Гастон Беррьен пересек магазин и вошел к себе в кабинет. Через стеклянную дверь он мог наблюдать за всем, что происходило в его заведении. Он сел, и тут же зазвонил телефон.
- Магазин головных уборов Беррьена, вас слушают. Женский хрипловатый и немного вульгарный голос произнес:
- Я хотела бы переговорить с месье Максом.
- Он у телефона, - сказал Гастон.
- Месье Макс, говорит Жильда. Вчера вечером все прошло, как вы хотели?
Гастон открыл шкатулку, вытащил оттуда сигару и послюнявил конец. Да, все произошло так, как было задумано. Двери были открыты, свет зажегся ровно в десять часов, диван был развернут к окну, хорошо симулированный обморок...
- Да, Жильда. Благодарю вас, было отлично. После моего ухода молодой человек не доставил вам слишком много хлопот?
- Хм, и да и нет! Он кричал, что ему подстроили западню, что все это так просто не сойдет с рук и он расскажет, как я завлекла его к себе при помощи таинственного письма, что он явился, не подозревая, что я с ним сделаю, что я его напоила... в общем, он не был доволен.
- Вам удалось его успокоить?
- Думаю, что да, - раздался легкий смех. - Он ушел только около двух ночи, обещая вернуться.
Гастон закурил. На его губах поигрывала улыбка. Он возобновил разговор:
- Превосходно, спасибо, Жильда. Вы, естественно, уничтожили письмо, которым его завлекли?
- Ясное дело, оно было у него в бумажнике.
- Великолепно.
- Должна ли я возвратить вам ключи от виллы?
- Не стоит. Сегодня вечером вас навестит месье Фред, вручит обещанную сумму и заодно заберет и их. Судя по голосу, Жильда колебалась.
- Извините меня, месье Макс, но... он неплохой парень, этот Ги. Почему вы не хотите, чтобы он женился на вашей дочери?
Губы Гастона сжались. Он сухо отрезал:
- Вы знаете, Жильда, что от своего персонала я в первую очередь требую сдержанности. Вам известно, что проявлять любопытство опасно. ОЧЕНЬ опасно.
- Да, понятно. Извините меня. До свидания, месье Макс.
Гастон положил трубку, затянулся и откинулся в кресле, устремив глаза к потолку. Так почему же он хотел воспрепятствовать связи своей дочери с Ги Таннеем? Причина была очень простой. Даже несколько весьма простых резонов. Первый: он считал Эвелин слишком юной, чтобы выходить замуж и иметь детей. Пусть малышка поживет ещё в свое удовольствие. Второй: сын бывшего политического деятеля представлял несомненную опасность. Отцу захочется узнать, с какой семьей он связывается через эти брачные узы, и он наведет подробные справки относительно Гастона Беррьена. А это было совсем ни к чему, и Гастон не хотел подвергаться даже малейшему риску. Поэтому и была затеяна вся эта махинация, жертвами которой стали Ги и Эвелин. Не без боли наблюдал Гастон за горем дочери, но, когда желаешь добра близким, не следует скряжничать в отношении средств.
Через стеклянную дверь Гастон увидел, как в магазин вошел человек, в котором он сразу узнал одного из своих самых верных клиентов. Прежде чем пойти и обслужить его лично, он написал на листочке дату, час и адрес. Свернув бумажку, он сунул её в карман и вышел в магазин, излучая самую любезную улыбку.
- Не надо, - бросил он на ходу суетившейся молоденькой продавщице, - я сам займусь этим клиентом. - Здравствуйте, месье Лоранжис, чем могу быть полезным?
Месье Лоранжис, рослый старик, высочайшей пробы элегантности, носил монокль в правом глазу. Он также поприветствовал хозяина магазина и затем сказал:
- Мой дорогой друг, мне нужен котелок серо-жемчужного цвета для присутствия на скачках. Что-нибудь добротное и ноское,
- Разве хотя бы одна из моих шляп вас разочаровала?
Оба рассмеялись. Гастон, усадив клиента, пошел за головным убором, который он, соблюдая все предосторожности, распаковал. Котелок пришелся точно по размеру, и старик выразил свое удовольствие:
- Ну и память же у вас! Вы держите в ней размеры голов всех ваших клиентов?
- Только лучших из них, - в шутку ответил Гастон, незаметно засовывая за подкладку головного убора записку, вытащенную им из кармана.
Он протянул котелок продавщице, которая завернула его в тонкую бумагу и положила в обшитую сатином коробку. Клиент прошел к кассе и передал банкноту мадемуазель Розе. В ожидании пакета месье Лоранжис поинтересовался здоровьем мадам Бсррьен, которую он имел удовольствие когда-то встретить в магазине.
- Жена чувствует себя хорошо, благодарю вас. А вот дети доставляют хлопоты.
- Вы знаете, это удел всех отцов, - посочувствовал клиент. - Кажется, ваш сын готовится к поступлению в "Большие школы"?*
* "Большие школы" - сеть основанных ещё Наполеоном высших учебных заведений для подготовки специалистов высокого класса для ключевых постов в администрации. Дает столько привилегий, что поступление в них можно уподобить штурму неприступной крепости.
В его устах это прозвучало как "БОЛЬШИЕ ШКОЛЫ".
- Да нет, он хочет стать кинорежиссером. Знаете, все эти "новые волны"! Просто взбрело парню в голову.
_ Это возрастное. Пусть перебесится, - любезно посоветовал Лоранжис. К тому же, имея за спиной такого отца, как вы, он всегда выпутается в случае каких-нибудь передряг.
- И все же! Вы представляете себе: кино! Ну пусть хотя бы уж театр! Это по меньшей мере серьезно: там разоряются, но ставят Клоделя... Вы любите Клоделя, месье Лоранжис?
Тот воскликнул:
- Люблю ли я Клоделя? Мой друг, я не засну, если перед этим не прочитаю хотя бы одну-две строчки из "Золотой головы". Этим сказано все!
С пакетом под мышкой месье Лоранжис покинул магазин. Гастон посмотрел на часы:
- Мадемуазель Роза, у меня семейный завтрак, и до трех меня не будет. Будьте предельно любезны при обслуживании клиентов.
Они понимающе переглянулись. У мадемуазель Розы вопреки её имени и скромному поведению был явный избыток физических достоинств, в данном случае кое-как прикрытых строгого покроя закрытым платьем. Молодая женщина ответила:
- Можете на меня рассчитывать, месье. Приятного аппетита.
Молоденькая продавщица бросилась открывать дверь, и владелец магазина головных уборов, поплотнее надвинув на лоб шляпу, вышел, натягивая на ходу перчатки.
Ярко светило солнце, женщины вокруг были очаровательны, с Эвелин урегулировано. В общем, все шло как нельзя лучше. Он позволил себе проехаться до Сен-Клу на такси.
* * *
Гастон был всегда рад видеть сестру Лили и её мужа Филиппа Малосена. Лили было под тридцать, Филипп выглядел не старше своей жены. Детей у них не было, и жили они на улице Тронше. Филипп был коммивояжером по сбыту сельскохозяйственной техники. Если продажа товаров и вынуждала его проводить восемь месяцев в году в разъездах по стране, то она же и позволяла ему жить на широкую ногу и иметь две машины. Это был высокого роста энергичный мужчина, со светлыми глазами, умевший блистательно говорить. Гастон его очень любил.
Он окинул удовлетворенным взглядом накрытый стол. Филипп говорил безудержно, Лили о чем-то шепталась с Франсуазой Беррьен, стройная фигура которой удивляла всех, кто знал, что она мать двух восемнадцатилетних близнецов. Гастон с нежностью взглянул на жену, а затем сосредоточил внимание на Эвелин, которая все время молчала и не притрагивалась к еде. Он вздохнул.
- Неужели ты думаешь, - говорил Филипп своему племяннику, - что карьера режиссера перспективна?
- Конечно, - пожал плечами Фредди, - стоящий режиссер выдает два фильма в год - то есть работает по шесть месяцев - и зарабатывает от пяти до десяти миллионов франков на каждом фильме.
- Но, прежде чем стать режиссером, надо побыть его ассистентом, и нередко это затягивается на долгие годы! - уточнил Гастон, которого сын удостоил притворно искренним взглядом.
- Отец, ты, кажется, так и не расстался с довоенными представлениями! В наши дни главное условие успеха в кино - никогда не быть ассистентом и не ступать на подмостки. Есть вспомогательное средство - критиковать! О, как я их всех критикую! Ты же читал мои статьи в "Эзотеризм для всех"? Так вот, я не лезу за словом в карман, устраивая разнос всем этим шишкам! Они все дрейфят в ожидании моего первого фильма! Пусть ещё немного понаслаждаются своими тепленькими местечками! Но наступили новые времена! Завтрашнее кино будет элитарным...
- Помолчи, пожалуйста, ты уже наскучил своими рассуждениями, - прервал его Гастон.
Разговор переключился на литературные темы, и в него вступили женщины. Лили прочитала очень интересный роман, но не помнила ни его названия, ни автора, ни сюжета. Однако в любом случае это было прекрасное произведение, и она посоветовала всем членам семьи как можно скорее достать его. Франсуаза попыталась порассуждать о Саган, но без видимого успеха.
- В конце концов начинаешь путаться в этих персонажах, которые то и дело спят друг с другом...
- Франсуаза Саган безмерно талантлива! - безапелляционно заявил Фредди.
Эвелин неожиданно встала из-за стола, воскликнув:
- Как я ненавижу всех этих писателей!
Она вышла, рыдая в салфетку. Повеяло холодом.
- Это все нервы, - объяснил Гастон. - Она готовится к очень трудному экзамену и слишком много работает. Через несколько дней ей станет лучше.
Гастон и Филипп попытались повернуть разговор в сторону политики. Оба согласились, что придерживаются умеренных взглядов, близких к конформизму. Фредди терпеливо слушал. Но когда отец и его дядя, перескакивая с одного сюжета на другой (политика внутренняя и внешняя, политика в Алжире, современная молодежь, "черноблузники"), дошли до яростных нападок на молодых преступников, Фредди не выдержал и, крепко стукнув по столу кулаком, заорал:
- Если молодежь и захлестывает преступность, то чья в этом вина, если не их родителей, которые подали нам пример малодушия, конформизма и бесхребетности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20