Бришо, не имея особых оснований для самоуверенности, просто не знал страха.
Сандвичи имели горький привкус от положенных на хлеб ломтиков огурца. И кофе был скверным, даже не поймешь почему. Кофе-то по крайней мере здесь бывал хорошим. В самом деле, имеет смысл перейти в другое место, сменив кафе, всего-то на три угла дальше.
— Он велел убить Фанфарона? — спросил Буасси.
Шарль с Альбером переглянулись, как родители, когда ребенок сказал что-то неприличное.
Буасси редко что-нибудь приходило в голову, но, если уж приходило, он всегда спешил это обнародовать. И, как ребенок, не замечал взглядов своих коллег. Он продолжал:
— Тогда, может, те субчики, за которыми мы следили, это его люди. Они прирезали Фанфарона, убрали маленькую танцовщицу, а теперь охотятся за ее дружком-сутенером.
Хотя высказывание исходило от Буасси, к сожалению, что-то в этом было.
— Зачем? — спросил Шарль. — Зачем Реноде приказал убрать вольника, ту девушку, и для чего он охотится за ее сутенером?
Буасси молчал. Он ожидал похвал, а не того, что его станут отчитывать, задавая вопросы.
— Возможно, девушка и сутенер были только свидетелями первого убийства, — предположил Альбер. Буасси с благодарностью взглянул на него.
— А Фанфарон? — спросил Шарль.
— Кто еще вошел в долю, финансируя эти состязания? — ответил вопросом на вопрос Лелак.
Бришо забрал лежавший перед Буасси лист бумаги.
— О них нам мало известно. Двое — директора заводиков по производству питательных концентратов для спортсменов. Явно реклама. Потом Реноде. Он вошел, внеся довольно большую сумму в обмен на часть доходов от телепередач и оборота от видео.
— Чего только не бывает, — пробормотал Альбер.
— Этот господин — депутат, — продолжал Бришо. — Он проповедует теорию о том, что массам надо предоставлять развлечения, которые снимают напряженность. По его теории, если в каждом матче на футбольном поле подохнет куча игроков, болельщики будут уходить довольными и перестанут хулиганить. Именно он станет почетным президентом, он откроет соревнования, он будет раздавать призы победителям. Попутно получит часть дохода от продажи билетов, не говоря о телепередачах.
— Вижу, ты подготовился, — сухо прокомментировал Альбер.
Бришо не удостоил его ответом… Он готовился всегда. Считал естественным, получив список, справиться у своих друзей — их круг был обширным и разветвленным — о том, кто есть кто.
В списке было еще два имени. О них он не нашел и не узнал ничего, но, по мнению одного его друга, это, вероятно, подставные лица — штроманы, которые отдали только свои имена.
— А вместо кого? — Разумеется, вопрос задал Буасси. Он медленно, с великим удовольствием догрызал остатки сандвичей. Создавалось впечатление, будто он собирается еще что-то заказать.
— Можно их навестить, но сомневаюсь, что они скажут.
Альбер взглядом искал зубочистки. В этом дрянном кафе никогда не ставят на стол зубочистки.
— Не их надо прежде всего искать.
— А кого же?
— Дружка танцовщицы. — Альбер сдался, прекратил поиски зубочистки, попытался справиться с задачей пальцем.
— Завтра поищем, — сказал Бришо.
— Возможно, будет уже поздно.
— Но ведь у тебя сегодня выходной день?!
Альбер мог только восхититься Шарлем. Столько лет они знают друг друга, и все-таки тому удалось его провести! Он восхищался его невинным голосом, будто на самом деле у Бришо хоть на мгновенье мелькнула мысль отложить дело до завтра, принимая во внимание выходной день коллеги.
— В Париже есть и другие полицейские.
— Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела в отделе.
А он не знал. И его не интересовало. Он был озабочен лишь своими собственными делами. Но счел за лучшее промолчать. Бришо способен приступить к долгим объяснениям относительно того, какой коллега сколько работает сверхурочно, превращая ночь в день. Но сдаваться без боя Альбер не пожелал.
— Марта в полдень придет домой. Мы договорились вместе пообедать.
Бришо почесал голову. Марта была серьезным поводом. Марта принадлежала к числу тех, кого Шарль побаивался, и она, кроме того, была единственной женщиной, которую он глубоко уважал. Он поглядел на часы. Стрелка приближалась к половине двенадцатого.
— За полчаса ты туда доберешься, вторые полчаса уйдут на разговоры с соседями и осмотр квартиры. Если этот субчик окажется там, привезешь сюда, а мы под каким-нибудь предлогом задержим его у себя до завтра. Потом Буасси отвезет тебя домой. К двум будешь дома.
Охотнее всего Лелак пнул бы Шарля ногой, когда взглянул на его ухмыляющуюся физиономию. Он явно знал, чем обернется дело, уже тогда, когда они отправлялись завтракать. Право, он соглашается лишь потому, что у него нет охоты возвращаться домой на метро.
— Я не знаю адреса, — произнес он. Это была последняя отчаянная попытка, он и сам знал, что она сулила не много надежд.
— Вот он, — Бришо вытащил из внутреннего кармана листок.
До сих пор Альбер полагал, что они и имени того субъекта не знают, а мог бы, кажется, догадаться.
— Пусть лучше будет у тебя, все равно ты ведь ведешь машину, — сказал Шарль, передавая бумажку Буасси.
— А ты? — спросил Альбер. Бришо покачал головой.
— Охотно бы поехал, но должен остаться в конторе. Весь день замещаю шефа, он занят с той комиссией. Кстати, о комиссии. Чуть не забыл! Как у тебя там с ними?
Альберу лишь сейчас пришло в голову, что первоначально он хотел именно об этом поговорить. Он махнул рукой:
— Не представляет интереса.
Солнце на улице светило еще ярче, снявшие пиджаки мужчины, парнишки в майках, женщины в летних платьях, юбках с разрезами разгуливали по тротуару с чувством собственного достоинства. Словом, все было на своем месте, и все шагали в одном ритме с природой.
— Откуда я знал, что наступит такая жара? — бурчал Альбер.
V
Мишель Колль жил в Билланкуре. Кто бы мог подумать! Такой тип! Альбер охотнее всего переселился бы туда, но об этом районе он даже мечтать не смел, чтобы не причинять боли собственному сердцу. Конечно, квартал вилл элегантнее, возможно, и воздух там чище, но именно этот район предоставлял человеку все то, что прекрасно в Париже.
Они действительно добрались туда за полчаса. Доехали бы скорее, если бы не пришлось бы долгие минуты простоять за остановившимся для погрузки грузовиком. Некоторые гудели, но большинство, смирившись, околачивалось возле своих машин и глазело на неторопливо занимавшегося погрузкой шофера. Еще несколько лет назад в таких случаях шоферы начинали суетиться, торопясь быстрее справиться с работой, сопровождавшейся концертом клаксонов особо нетерпеливых автомобилистов. Потом взмахивали рукой в знак извинения, и все снова трогались в путь. С тех пор секта водителей грузовиков, стоящих поперек дороги перевоспитала автомобилистов.
— Почему нет ни одного полицейского… — бурчал Альбер. Буасси глянул на него. — Я имею в виду…
Потом еще несколько минут они потеряли, когда Буасси захотел купить газету. Он остановился посреди улицы, лениво сделал не слишком убедительный знак рукой идущим вслед за ним машинам, а потом долго отбирал привлекшие его внимание газеты.
Но все же за полчаса они добрались. Дом, в котором жил Колль, был построен примерно в последней четверти прошлого столетия и реконструирован после первой мировой войны. Роскошный дом старого ушедшего мира оборудовали тогда новейшими достижениями техники. На покрытых мрамором лестничных площадках в маленьких нишах стояли скульптуры, мозаичные полы изображали агонию греческого воина, пронзенного стрелами, за которой издали наблюдали обнаженные девы с пышными грудями. Над мрамором красовались позолоченные гипсовые украшения.
— Ах ты, мать вашу, — произнес Буасси. Он жил в Пантэне, в доме, лестницы которого сверху донизу были исписаны, а на дверях стояли двойные замки.
Прежде, чем они позвонили, раскрылась дверь консьержки и оттуда выглянула стройная, в темном костюме женщина лет пятидесяти.
— Вы кого-нибудь ищете?
Они вынули удостоверения. Альбер слегка стыдился того, что был небрит. Не удивительно, что о полицейских думают, будто… а, пошли они все…
— Мы хотим видеть мосье Колля.
Женщина стояла в дверях, словно боясь, что они войдут.
— Он здесь не живет.
Альбер вздохнул. Он терпеть не мог тех, кто слишком много умничает. В особенности когда бывал усталым, вспотевшим да еще когда приходилось работать в выходной день.
— Пониже меня, худой, с усами, — сказал он. Теперь ему уже хотелось увидеть этого человека.
— Сожалею. Он здесь не живет.
Женщина попыталась захлопнуть дверь. Но с Альбера было достаточно, ему все это надоело. Именно сейчас надоело. Последняя капля переполнила чашу, а — Бог свидетель — чаша была очень вместительная. С поразительной быстротой Альбер пнул ногой закрывающуюся дверь, одновременно оттолкнул в сторону женщину, и ворвался в квартиру. Сам не зная почему, выхватил пистолет. Открывая ногами двери, промчался по двум маленьким комнатам. Рванул дверцы шкафов, заглянул под кровать. Женщина побледнела, на лице ее отразился ужас. Буасси, засунув руки в карманы, стоял позади нее. Он не понимал, что произошло, но верил в Альбера.
— Где он? — взвыл Альбер. Ужас женщины не утихомирил его ярость. Скорее подлил масла в огонь. Хватит с него! Пистолет на него наставляли, допрос с него снимали, с ним ссорились, ему врали. Теперь его очередь.
— Ушел, — сказала женщина. — Прошу вас, я…
— Куда? — Альбер засунул пистолет обратно под мышку, упер руки в бока, расставил ноги и стоял перед женщиной, словно собираясь ее ударить.
— Не знаю… он не сказал. Просто он меня бросил.
— Когда?
— Две недели назад.
— Сколько времени он здесь жил?
— Один год. Прошу вас, я…
— Откуда вы его знаете?
Перед ответом она лишь мгновенье поколебалась:
— Мы познакомились.
— Где?
Женщина повела головой. На глазах ее были слезы.
— В универмаге Лафайетт.
Альбер выпустил пар. Гнев его остыл. Он чувствовал себя усталым, опустошенным, печальным. Зачем понадобилось унижать эту женщину?
— Сударыня, — произнес он и тотчас понял, что совершил ошибку. Они уже прошли этап, когда нужно быть вежливым, и его жест она примет за признак слабости. И, вероятно, будет права. — Вы понятия не имеете, где он находится? Жизнь вашего бывшего друга зависит от того, найдем мы его или нет.
— Понятия не имею.
Сжатый рот, горькое лицо, макияж, которым пытаются прикрыть морщины. Она не сдавалась. Просто меблированная квартира, несколько красивых предметов старой мебели, несколько дешевых, но помоднее. Во что ей обошелся этот год? Или Колль ограничился уютом, уверенностью в безопасности, горячей пищей? Альбер не простился. Только вышел из двери с опущенной головой, прошагал по греческому воину и девам с пышными грудями. Слышал, как следует за ним Буасси, как захлопнулась за ними дверь. Без четверти час. Еще немного времени у них есть, можно заглянуть в то кафе, которое, по словам швейцара из «Рэнди кока», является насиженным местом приятеля Колля. Лучше, чем рано вернуться в пустую квартиру и предаваться раздумьям о том, что он такая же скотина, как остальные.
Он прибыл домой к трем. Вместо Марты его ждала записка, где сообщалось, что обед на кухонном столе. Внутри у Альбера все дрожало от волнения и тревоги. В записке не было упреков. Марта не могла знать, что Корентэн отпустил его в одиннадцать часов. Да если б и знала, вряд ли стала бы упрекать. Лучше она осыпала бы его упреками, тогда он мог бы защищаться.
Колля они не нашли. Не нашли и его приятеля. Альбер начал сомневаться в том, что швейцар из «Рэнди кока» сказал ему правду. Есть, конечно, еще две возможности. Колль мог узнать, что его ищут, и где-то спрятаться. Притаиться. Или его давно отыскали те трое, и тогда…
Лелак медленно, неохотно ел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31