- Пойдем.
Мы пошли по аллеям, под березами и кленами, мимо старых и новых памятников.
- Вот, - подвела меня Ирка.
Ленты на венках и искусственные цветы уже поблекли, но не истрепались. И памятника пока не было - в землю был вставлен простой деревянный крест табличкой.
Я облокотился на ограду, стал смотреть на могильный холмик.
- Ты думаешь о том, что такое могло произойти и со мной? - спросила Ирка.
- Я о всяком думаю, - уклончиво ответил я. Иногда я пугался того, насколько хорошо она читает мои мысли. Мне бы не хотелось, чтобы она разгадала мой замысел.
- Ты не волнуйся, - сказала она. - Вечером я по городу пешком не хожу. Отец возит меня на машине. Забирает из гостей, если я в гостях...
- А другие? - сказал я. - Те, у кого нет машин?
- Другие ходят компаниями.
Я покачал головой. Ирка коснулась моей руки.
- Я понимаю, что тебе все это не нравится. Мне это нравится еще меньше, я ведь живу с этим, внутри этого. Но неужели ты веришь, будто у тебя получится что-нибудь изменить, даже с помощью твоего опекуна?
- Посмотрим, - сказал я.
На кладбище было так мирно, так спокойно. Мы погуляли еще некоторое время, навестили могилу моих родителей, могилу Дормидонтова. Помню, как я стоял перед двойным надгробным камнем, на котором были высечены имена матери и отца... Я оплатил его установку, созвонившись из Москвы и дав заказ, но до сих пор так и не собрался съездить, поглядеть, что и как сделано, вот, только сейчас навестил... Я вспоминал всю нашу жизнь, последние дни отца, последние дни матери, но, в первую очередь, то хорошее и светлое, что было до этих последних дней... Не знаю, сколько я там простоял. Ирка молчала, понимая, что сейчас мне нужно отрешиться от всего, а когда я наконец повернулся и пошел прочь, она так же молча последовала за мной и лишь спустя минут десять задала мне какой-то вопрос.
Потом мы прошлись по новым аллеям, где выстроились помпезные памятники погибшим бандюгам и другим нынешним хозяевам жизни. Увидел я там и надгробия тех двоих, которые погибли в автокатастрофе, после того, как попытались "наехать" на Иркиного отца. Надгробия эти были мраморными, со скульптурами ангелов. И вообще, памятников было на удивление много, похоже было на то, что борьба за деньги и власть шла не на жизнь, а на смерть в прямом смысле этого выражения. При этом, аллея выходила к свободному концу кладбища, так что ее можно было продолжать и продолжать.
- Что ж, места еще много, - пробормотал я.
- Ты о чем?
- О том, что как будто специально побольше места оставили, чтобы эти гады могли и дальше истреблять друг друга, - сказал я.
- А... да, - Ирка оглядывалась.
А вокруг было так хорошо, так спокойно. Над могилами, и скромными, и вычурными, дрожала листва, щебетали птицы. Умиротворение чувствовалось во всем, и чем больше это умиротворение в меня проникало, тем больше я убеждался в правильности того, что хочу сделать, тем больше развеивались мои сомнения.
Потом мы еще бродили, говорили о будущем. Ирка предложила прогуляться по центру города, по старым улочкам, но я отказался:
- Обязательно встретим знакомых, начнут расспрашивать, что у меня да как, а мне совсем не хочется отвечать на вопросы и рассказывать про нынешнюю жизнь.
Поэтому после кладбища мы прошлись по паркам на окраинах, наткнулись на летнее кафе, посидели там немного... Расстались мы около семи вечера, я проводил Ирку до самой двери ее квартиры. Она приглашала зайти поужинать, но я сказал, что мне пора собираться на поезд.
На самом деле, на уме у меня было совсем другое.
Не успел я войти домой, как запищал мой мобильный.
- Ну? - спросил опекун. - Нагулялся? К утру в Москве будешь?
- Надеюсь, - ответил я.
- То есть, как это - надеюсь?
- Сейчас собираюсь на поезд. Но еще не решил, чем поеду, поездом или автобусом.
- Ты решай уж, а как решишь - позвони. Или, лучше, позвони уже с дороги, когда будешь знать, во сколько приезжаешь. Машину за тобой так и так присылать, метро-то ходить еще не будет.
- Обязательно позвоню.
- Что ж, всего тебе доброго.
Закончив разговор, я отключил мобильник, чтобы никакой внезапный звонок не мог меня отвлечь. После этого я достал шар с кусочком янтаря в центре и поставил на стол.
От меня не требовалось никаких особых действий. Просто надо было сосредоточиться на шаре и ждать, что он мне покажет. Если особая сила у меня действительно есть, то она обязательно проявится, думал я. А если нет, то я просто скоротаю время до самого отхода ночного поезда, только и всего.
Я смотрел долго, и, наконец, мне начало мерещиться, будто я вижу в шаре какие-то картинки. Да, в глубине шара обозначились и картежники, и черные тени над ними... Лишь потом я сообразил, что все это - образы из моего сна, и что я не вижу их, а лишь придумываю, что вижу, внушаю себе. Я глядел, боясь моргнуть, весь в напряжении, чтобы постоянно фокусировать взгляд в одной точке. А когда вот так зрительно напрягаешься, то может привидеться что угодно. Я уже различал в рогатом жуке черты опекуна, карикатурно искаженные, видел и злобную ухмылку, которая в жизни у него никогда не появлялась, но в этом пародийном отражении проступила очень явно. Потом у меня перед глазами все стало расплываться. Похоже, что я сам себя гипнотизировал. Но больше ничего не происходило.
Я упорно продолжал смотреть, и вдруг шар начал превращаться во что-то, он то вытягивался, становясь похожим на яйцо, и янтарь смотрелся причудливым недоразвившимся желтком, а рогатый жук - эмбрионом какого-то чудовища, то шар, наоборот, сплющивался, и сплющивался, и сплющивался...
Кажется, я задремал. И, похоже, во сне мне опять виделись и "картежники", и над ними черная тень, наподобие гигантской летучей мыши. И, кажется, я подсаживался к их столу, и говорил: "Играю с вами, на все ваши жизни", а тень злорадно ухмылялась, и, вроде, подглядывала в их карты и подсказывала мне, с какой ходить...
Я встрепенулся. Шар так и стоял передо мной. Свет люстры красиво отражался в нем и преломлялся, стягивался в янтаре, золотистой дымкой обволакивая рогатого жука... Но больше - ничего. Никаких подсказок, на которые я так надеялся, в которые - после моего сна - так верил. А время приближалось к полуночи. Пора было отправляться на ночной поезд.
С большой неохотой я встал, уложил шар в сумку, вышел из дому, запер дверь. Затворив за собой калитку, я еще раз оглянулся на дом. Он стоял, такой родной, такой приземистый, между кустами уже отцветшей сирени и облепихи. Казалось, его окошки подмигивают мне - или прощаются, или благословляют на что-то...
Не оглядываясь больше, я пошел по пустынным улицам по направлению к вокзалу. Почему-то я решил идти не через центр, а по мосту через нашу речушку и по Второй Рабочей улице. То ли путь сократить хотел, то ли на ночную реку взглянуть.
Время у меня было, и я несколько минут постоял на мосту, смотря на темную неспешную воду, в голубовато-золотистых отсветах и блестках, на белые пятнышки цветов по берегам реки - возникая из тьмы, эти белые смутные звездочки казались волшебными.
Хочу подчеркнуть: не было у меня никакого предчувствия, никакого ощущения, будто шар меня "ведет". И когда случилось то, чего я ждал и чего страшился, когда на Второй Рабочей возникли они, между продуктовым магазином, аптекой и "Хозтоварами", для меня это стало полной неожиданностью. Я-то считал, что эта глава уже прочитана и закрыта, раз мое "гадание на шаре" ни к чему не привело.
А они были точно такими же, как четверо головорезов в моем сне, и то, как они на меня двигались, не оставляло сомнений в их гнусных намерениях. Один из них выдвинулся чуть вперед - точнее, трое остальных практически вытолкнули его вперед, и я услышал хриплый шепот:
- Ну, давай, давай... Не дрейфь! Сам играл - сам и рассчитывайся!..
И в руке у этого, шедшего впереди, блеснул нож, а трое остальных держали руки так, как будто тоже готовы выхватить ножи из карманов.
Теперь или никогда, понял я. Теперь я либо получу доказательства, что и впрямь за мной есть сила управлять стеклом, либо погибну.
Я расстегнул молнию сумки, нащупал шар, вытащил его.
Мне показалось, что шар вдруг стал невесомым, в точности, как в моем сне, и что он сам тянется куда-то, выбирая, как ему двигаться.
А первый уже выставил нож. Несколько неуверенно выставил, но я понимал, что момент неуверенности у него быстро пройдет. Времени на размышления не было.
И я запустил шар в их сторону, запустил наугад, и шар полетел по какой-то своей траектории, и, просвистев у них над головами, врезался в витрину заштатного магазинчика. Я увидел, как стекло витрины брызнуло во все стороны, и два огромных куска стекла врезались в тела, двое из четверых упали, с распоротыми животами, они даже кричать не могли, я слышал только сипящие, хриплые стоны.
Шедший впереди остановился - и третий осколок стекла вонзился ему в руку, в которой был нож. Я смотрел, как он орет и корчится от боли, и ничего не испытывал, ни жалости, ни отвращения, вообще ничего. Точнее, я испытывал нечто похожее на ощущения межзвездного странника, наблюдающего чужие ему формы жизни на чужой ему планете, и гадающего, неужели эти неестественные существа тоже могут страдать?
Единственное, что я чувствовал - это боль в крепко стиснутых кулаках. Я так крепко их сжал, что ногти до крови впились мне в ладони. И, когда я разжал кулаки, вокруг четвертого, попытавшегося бежать, будто вихрь стекла закружился, и на секунду мне показалось, что осколки приняли вид двух всадников с ятаганами в руках, а потом эти ятаганы обрушились на убегающего, пронзая и иссекая со всех сторон. Тут даже я не смог смотреть, во что он превращается, отвел взгляд. И тут увидел, что мой шар неспешно катится ко мне по неровному асфальту, я наклонился и подобрал его. На нем не было ни трещинки, ни царапинки.
С шаром в руках я подошел к последнему, остававшемуся в живых. Он упал, споткнувшись обо что-то, зажимая рану на правой руке, он пытался отползти от меня.
- Не надо, - лепетал он. - Я никого не убивал, клянусь... Я впервые... Я больше не буду... Я все брошу... Я завяжу с этой компанией...
Даже если бы я захотел его пощадить, от меня уже ничего не зависело. Этот подонок сам не заметил, что ползет к разбитой витрине, и что в верхней раме застрял огромный кусок стекла. Едва он ткнулся в витрину спиной, как этот кусок витрины сорвался, и...
...И в этот момент кто-то схватил меня сзади и потащил. Я и охнуть не успел, как оказался в автомобиле, подъехавшем абсолютно бесшумно, и опекун, запихнув меня на заднее сидение и захлопнув дверцу, опять сел за руль - и мы понеслись.
- Вовремя я успел, - заметил он, когда мы уже выехали из города. - Я только после нашего последнего разговора сообразил, что ты решил взять правосудие в свои руки. А мог бы и раньше догадаться. Но окончательно дошло только тогда, когда позвонил тебе еще разок, для проверки, и нарвался на твой отключенный мобильный. Мне стало ясно, зачем ты его отключил... Вот и поспешил перехватить, чтобы ты бед не наделал. И главное, чтобы с милицией объясняться тебе не пришлось.
- Как вы меня нашли? - пробормотал я. - По цветным стеклянным шарикам?
- Можно сказать, и так, - хмыкнул опекун.
Я поглядел на шар. Он был целехоньким.
- Отличная работа, - заметил опекун.
Тут все расплылось перед моими глазами, и дальнейшее я помню очень смутно. Так, всплывает обрывками, что в Москве меня извлекли из машины, отнесли в постель. Кажется, приходили какие-то врачи...
Да помню лишь отрывки бредовых видений, которые время от времени возникали у меня перед глазами. Например, мне мерещилось, как шар, которым я запустил в витрину, раскалывается на мелкие кусочки, и янтарь тоже раскалывается, и рогатый жук вырывается из янтаря, и вот он, с ровным гудением, расправляет крылья, и гудение все громче, и жук растет, и вот, за несколько мгновений, он вырастает в черный автомобиль опекуна, и этот автомобиль приближается к месту кровавой схватки, а потом, мягко и бесшумно, опускается на землю, чтобы меня забрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14