Кстати, эту великолепную идею подсказал мне доктор Эванс. Что вы на это скажете?
Она торжествующе смотрела на полковника и Грэди.
Первым пришел в себя полковник.
– Так ведь это… это настоящая коммуна! Однако вы не можете просто…
– Я могу, – еще торжественнее заявила Дороти и обратилась к Стелле Грэди: – Вы будете очень нужны на кухне. Тридцать – сорок детей, их надо всех накормить.
Старая почтальонша хотела съязвить в ответ, но не успела. В прихожей зазвонил телефон, и тут же появился добрый дух дома Патриция, которая сообщила Дороти, что господин Шеннон хотел бы с ней поговорить.
Дороти извинилась и вышла из зала. И тут несколько оглушительных взрывов сотрясли все помещение. Стены шатались и трескались, в полу образовалась большая черная дыра, из которой шипя поднялось зловонное облако и смешалось с известковой пылью.
Когда пыль немного осела, Дороти, прибежавшая из прихожей, увидела, что взрыв причинил лишь материальные разрушения. Ее заклятые враги не пострадали, если не считать нескольких синяков и ушибов. Правда, Грэди стонала:
– Помогите, помогите, я умираю! – Но, к сожалению, она ни на дюйм не была ближе к смерти, чем до взрыва.
Воздушная волна даже не вырвала сигару изо рта доктора Эванса. Он был весь покрыт известковой пылью и похож на снеговика, что, однако, не помешало ему констатировать:
– Это был научный несчастный случай, наверняка вызванный бомбой цепной реакции. – И не без разочарования добавил: – Ее сила оказалась значительно меньше, чем я рассчитывал, но я не понимаю, как могла бомба взорваться сама по себе. Собственно говоря, это совершенно исключено.
– С одной стороны, исключено, с другой стороны, несчастный случай, обычный в науке, – гаркнул полковник. – Это было покушение.
– Ну кто бы хотел убить вас? – пропыхтела презрительно Патриция.
– Я-то знаю человека, который хотел бы нас сжить со света, чтобы потом вести распутную жизнь, – прошипела Грэди, бросив презрительный взгляд на Дороти.
– Глупости, – ответила Дороти презрительно, – если бы речь шла только о вас, я бы еще могла пойти на такой риск. Но неужели вы серьезно думаете, что я попыталась бы отправить на тот свет такого милого человека, как доктор Эванс? Уже сама эта мысль кажется мне преступлением.
– Ясно одно: нужно вызвать полицию, – решительно заявил полковник. – Во всяком случае, у меня нет никакого желания снова взлететь на следующий этаж через потолок.
– У меня тоже, – процедила Грэди. – Кроме того, чрезвычайно странно, что как раз за минуту до взрыва известное лицо было вызвано к телефону, в то время как мы… – Ее охватил ужас, словно она увидела себя в гробу.
Появление Фишера прервало спор. Он тяжело дышал, но, как всегда, был корректен, почтителен, как подобает учтивому дворецкому.
Осмотревшись, он обратился к Дороти:
– Я был в саду, когда услышал взрыв. Надеюсь, что никто из вас не пострадал серьезно. Если миледи разрешит заметить, то я всегда был против того, чтобы в подвале жилого дома проводились такие опасные эксперименты.
Доктор Эванс наморщил лоб.
– Что значит опасные? Если не принимать во внимание потусторонние силы, то этот аппарат мог взорваться только при включении его в электрическую сеть. А это мог сделать каждый из нас. Например, я сам.
– Если это так, сэр, – сказал решительно Фишер, – то я хотел бы сделать предложение, если мне позволит миледи. Было бы благоразумно оповестить полицию, чтобы разобраться в этом происшествии.
Дороти заколебалась. Такое предложение ей явно было не по душе.
– Ну что ж, не возражаю, – сказала она наконец. – Позвоните сержанту Вильямсу или лучше в Скотланд-ярд. Но запомните одно, мои дорогие, – она многозначительно посмотрела на присутствующих, – что полицейские как клопы. Если они хоть раз появятся в доме, то от них не так-то легко будет избавиться,
Дороти и сама не подозревала, насколько она была права.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой ситуация становится все более запутанной. В нее вмешивается инспектор Бейли, который в равной степени безжалостно уничтожал преступников и крепкий портер, но умел ловко скрывать свои способности за упрощенной манерой поведения.
Инспектор Бейли был уже многие годы предрасположен к апоплексии. Он был низкого роста, но весил больше центнера, потому что имел обыкновение ежедневно вливать в себя свыше четырех литров портера. Его лицо приобрело сизый цвет. Ровно дышать он мог лишь сидя. Ожидавшийся на протяжении десятилетий апоплексический удар не наступал, и потому среди врачей он слыл медицинским феноменом. «Строго говоря, ваше место уже давно на том свете, а ваша плоть должна бы превратиться в другие формы жизни», – философствовал его домашний врач доктор медицины Гудор. Но инспектор мало заботился о состоянии своего здоровья, хотя ему угрожала апоплексия. Он очень любил жизнь, обладал веселым характером, и все шипы, встречавшиеся на его жизненном пути, не очень мешали ему. В полицейпрезидиуме Ливерпуля Бейли был известен как «улыбающаяся пивная бочка», и он больше других смеялся над своим прозвищем.
При всем этом он был умным, опытным криминалистом, которого нелегко было провести. Когда Бейли в сопровождении сержанта Вильямса прибыл в Карентин, то сразу же понял, что взрыв в подвале не был случайностью. И вся история, как он выразился, попахивала преступлением. Однако это не нарушало его хорошего настроения, тем более что Дороти дала знак принести пива и Патриция извлекла из подвала корзину с бутылками.
В других случаях Патриция не столь щедро угощала. На это у нее были свои личные мотивы. Ее давно скончавшийся муж, почтовый работник в Ливерпуле, однажды упал в гавани в воду, но отделался лишь насморком. Однако, чтобы вылечиться, он опорожнил дома бутылку виски, принял горячую ванну, в которой и утонул, заснув в пьяном состоянии.
– Сегодня жарко, и вас, наверное, мучает жажда, сэр, – сказала Патриция лицемерно, бросив тайком взгляд на сизый нос инспектора.
Бейли действительно томился жаждой. Он благодарно улыбнулся Патриции и высоко оценил ее поступок. Затем он перешел к завещанию Роберта Торпа.
– Человек, который несет такую чушь, не мог быть нормальным.
– Ненормальным он не был. Он был алкоголиком, – вырвалось у Патриции.
– Да, пьянство – это плохая черта, очень плохая. – Бейли понимающе кивнул и сделал глоток, влив в себя полстакана портера, затем сказал Дороти: – Я хорошо, даже очень хорошо могу вас понять, насколько нежелателен вам визит полковника и этой мисс Грэди.
– Я не выношу этих типов, – призналась Дороти искренне. – Если бы не последняя воля моего покойного мужа, я сейчас же сунула бы им в руки по двадцать тысяч фунтов, чтобы скорее освободиться от них.
Бейли одобрительно кивнул.
– Я вас очень хорошо понимаю. Очень хорошо. И все же я вынужден задать вам ряд вопросов. К сожалению, уже так сложилось, что полиция оплачивается за счет грошей налогоплательщиков, и поэтому часто даже против собственной воли она должна изучать причины всех дел, где речь идет о возможном преступлении.
– Вы полагаете, что здесь было состряпано дельце? – Дороти позаимствовала это выражение из детективного романа, который она недавно прочла перед сном.
Буль-буль-буль – инспектор влил в себя еще одну порцию портера, зажмурился от наслаждения и, казалось, полностью отключился от преступного мира. Но внешность его была обманчива.
– Да, к сожалению, мы вынуждены принимать в расчет и возможные покушения, – вздохнул он и поставил стакан на стол.
– Ну, а меня вы, конечно, считаете главным подозреваемым лицом? – спросила Дороти.
Бейли замахал руками, как будто он хотел отогнать слепня. Добрая улыбка собрала вокруг его носа сеть морщин.
– С чего вы взяли, что именно вас я считаю виновной?
– Ну, причина совершенно ясна. Вы долго допрашивали всех и прочитали завещание.
– Идею создать детский интернат и бассейн я нахожу великолепной, – похвалил инспектор. – Я могу себе представить, какие мины сделали непрошеные гости, когда увидели в дверях Фишера с резиновым крокодилом, а вы в это время рассказывали о своих планах.
Сделав паузу, Бейли продолжал:
– Доктор Эванс – единственный приятный человек, даже очень приятный. Мне кажется, что вы с ним подружились?
– Да, он мне нравится, хотя его дьявольская бомба чуть не стоила мне жизни.
– Было бы весьма жалко, если бы с вами что-нибудь случилось, – сказал Бейли сочувственно. – В этом случае пришлось бы навсегда расстаться с вашим проектом детского интерната, а когда речь идет о детях, я не могу оставаться равнодушным. Кстати, не поймите меня превратно, я позвонил в ведомство детских домов, но там никто не знает о вашем визите. Жаль, жаль.
– Они и не могли знать. Я там еще не была, – призналась Дороти. – И все же я серьезно намеревалась создать детский интернат. Ну, а теперь послушайте меня внимательно, инспектор. Я рада, что имею возможность так мило беседовать с вами за кружкой портера. Но я за ясность. А вы, мой друг, вот уже больше часа ходите вокруг да около, вместо того чтобы спросить меня напрямик.
– Это так, – подтвердил инспектор. – Но моей натуре претит пугать людей вопросами. Я за приятные беседы.
– А я за то, чтобы вы наконец сказали, что вы замышляете. Ведь меня вы считаете главным подозреваемым лицом, не так ли?
– Конечно, – утвердительно сказал Бейли. – У кого еще могут быть причины освободиться от этих неприятных людей?
– Получается так, – согласилась Дороти и неожиданно добавила: – То, что кажется правильным на первый взгляд, не всегда подтверждается.
– И такое случается.
– Что же вы собираетесь предпринять? Арестовать меня?
– Для этого не хватает показаний и материалов.
Бейли, не стесняясь, налил себе пива, с наслаждением сделал глоток и опять закрыл глаза.
Дороти показалось, что инспектор Бейли опаснее, чем мешок гремучих змей, причем именно потому, что он добродушен и гуманен. Он с большим интересом слушал, сколько труда ей стоило разбить около дома клумбы для дикой гвоздики, затем неожиданно начал разговор о пожаре, жертвой которого она чуть было не стала, а также о бороне под окном, неожиданно оказавшейся посреди вновь разбитой клумбы.
– О господи, это могло плохо кончиться для вас! Ожоги – самые болезненные раны. А если бы вы прыгнули из окна! Быть пронзенной зубцами бороны – это не менее болезненно. Слава богу, Фишер спас вас. Примерный слуга. А каково ваше мнение о нем? – спросил он участливо.
Дороти не очень хорошо представляла, что сказать о Фишере.
– Он сдержан, надежен. Ничего плохого о нем сказать не могу. – Вдруг она рассмеялась. – Моя экономка, правда, – но об этом вы, видимо, уже знаете, – другого мнения о нем. Она считает его убийцей и убеждена, что это он взорвал зал.
– Удивительно наивная особа эта Патриция Хайсмит, но не исключено, что и она может оказаться правой. Вы не задумывались, почему Фишер такой отличный шофер? Когда рассказывают о его искусстве вождения, меня пробирает озноб. Так ездить может лишь человек, который, образно говоря, родился в автомашине, но никак не садовник с безупречными профессиональными характеристиками.
– Я не могу об этом судить. – Дороти все больше начинала нервничать. Бейли посмотрел на нее участливо.
– Хорошо. Давайте на сегодня кончим. Вы так возбуждены, что скоро начнете грызть локти. Еще один, последний вопрос. Действительно ли вы большие друзья с трактирщиком Биллом Шенноном?
– Да, но план взорвать моих любимых гостей я придумала сама. Он возник не в «Кровавой кузнице». Билл Шеннон невинен, как овечка.
– Это радует меня, это очень меня радует. – Инспектор закончил разговор с таким выражением лица, будто хотел бережно погладить Дороти по темечку.
Поздним вечером он уехал вместе с экспертами, подробно изучившими лабораторию в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18