Пятидесяти пяти лет от роду, г-н Норбер Томери, казалось, действительно находится в полном расцвете сил, а раннее появление лысины компенсировалось выразительным взглядом черных блестящих глаз и усами, большими, широкими, возможно слегка подкрашенными, которые придавали ему вид отставного офицера.
В действительности же г-н Норбер Томери не имел никакого отношения к армии, за исключением короткого периода его юности, когда он отправился служить добровольцем. Он был последним представителем большой семьи Томери, в которой с незапамятных времен от отца к сыну передавалось искусство переработки сахара.
Воспитанный в среде промышленников и деловых людей, сам очень активный и предприимчивый, привыкший вести переговоры со своими партнерами по-американски, быстро и по-деловому, Томери уже в первые годы своего управления сахарными заводами значительно увеличил и без того огромное состояние, завещанное ему отцом.
Очень красивый, к тому же и сказочно богатый мужчина, он пережил не одно любовное приключение: этот закоренелый холостяк пользовался, несмотря на то, что его возраст уже перевалил за полвека, репутацией отъявленного Дон Жуана.
Злые языки одно время намекали на существовавшую связь между ним и баронессой де Вибре — и на этот раз они не ошибались.
Впрочем, их тайные отношения сопровождались самым корректным поведением. Они всегда старались быть тактичными по отношению друг к другу и заботились о соблюдении приличий.
Затем, с возрастом, пришла усталость, как с одной, так и с другой стороны, особенно со стороны Томери, который, непостоянный, как многие представители сильного пола, отправился завоевывать новые женские сердца, а его страсть к баронессе де Вибре постепенно и незаметно превратилась в сильную и нежную, почти братскую дружбу, в то время как баронесса в глубине своего сердца хранила, наверное, более глубокое и более сильное чувство.
— Но почему, — спросил Томери, прервав разговоры о своем ревматизме, — я не вижу на ваших губах, мой дорогой друг, той прекрасной улыбки, которая придает вам такую прелесть?
Баронесса де Вибре, посмотрев своими прекрасными глазами в глаза Томери, грустно улыбнулась:
— Боже мой, нельзя же вечно улыбаться.
— У вас, наверное, какие-то неприятности?
— И да, и нет. Все то же самое, я не собираюсь от вас, моего старого друга, скрывать что-либо: опять дыра в финансах… Но не беда, деньги — дело наживное.
Томери покачал головой:
— Признаюсь, я ожидал этого, бедная моя Матильда, вы никогда не станете благоразумной!
Баронесса сделала недовольную гримасу:
— Вы хорошо знаете, что я веду себя благоразумно… Просто бывают такие моменты, когда испытываешь финансовые затруднения! Вчера я направила письмо своим банкирам с просьбой прислать мне пятьдесят тысяч франков, но до сих пор я не получила от них никаких вестей…
— Это не имеет большого значения, в банке Барбе-Нантей вы всегда получите кредит…
— О, — воскликнула баронесса де Вибре, — я на этот счет не испытываю никаких опасений, но просто обычно они тут же присылают требуемую сумму, в то время как сегодня никто не явился из банка…
— Матильда, — нежно пожурил ее Томери, — вы, должно быть, провернули очередную неудачную сделку, раз вам так срочно понадобилась кругленькая сумма! Держу пари, что вы опять купили одну из этих медных шахт на Урале?
— Я думала, что их акции поднимутся, — извиняющимся тоном ответила баронесса, опустив глаза, словно уличенная в чем-то дурном девица из пансиона.
Томери, который в это время поднялся и расхаживал вдоль и поперек гостиной, остановился напротив нее:
— Прошу вас, когда вы будете еще раз заключать подобного рода сделки, советуйтесь со сведущими компетентными людьми. Банк Барбе-Нантей всегда даст вам полезные советы; я сам, вы это знаете…
— Бог с ними, с деньгами, это не имеет никакого значения, — перебила баронесса де Вибре, не очень желая выслушивать предостережения своего очень мудрого друга, — чего вы хотите? Это последнее развлечение, которое у меня осталось! Я люблю игру, которая заставляет переживать, волноваться… Это единственное удовольствие, которое осталось для старой женщины…
Томери хотел возразить и продолжить свои наставления, но тут баронесса де Вибре неожиданно заявила, бросив вопросительный взгляд на стенные часы, висевшие рядом с камином:
— Я сегодня заставлю вас немного подождать с ужином.
И с оттенком хитрости в голосе произнесла, глядя прямо в глаза Томери, чтобы увидеть его реакцию:
— Но вы будете награждены за ваше ожидание, я пригласила сегодня к ужину Соню Данидофф.
Томери не успел ответить, как двери гостиной распахнулись.
Ослепительная красавица княгиня Соня Данидофф входила в комнату, шурша юбкой, под которой угадывались дерзкие прелести великолепного создания природы.
— Приношу мои извинения, дорогая баронесса, — воскликнула она, — что приехала так поздно, но улицы Парижа так забиты…
— И я живу так далеко, — добавила баронесса де Вибре.
— Вы живете в чудесном квартале, — поправила ее княгиня, будучи настоящей светской дамой.
Тут она наконец заметила гостя баронессы.
— Томери! Вы! — произнесла она, слегка напуская на себя равнодушный вид. — И вы здесь!
Изящным и благородным жестом княгиня протянула для поцелуя руку богатому сахарозаводчику.
Двери гостиной вновь широко распахнулись.
Антуан с серьезным и чопорным видом объявил:
— Госпожа баронесса, кушать подано!..
— Нет, нет, — воскликнула баронесса, отказываясь от руки, протянутой ей своим старым другом, — ведите княгиню, мой дорогой, а я буду следовать за вами… одна.
Томери покорился. Он шагал, высокий, сильный и широкоплечий, рядом с ним фигура Сони Данидофф казалась особенно хрупкой, гибкой, тонкой и нежной.
Подавив глубокий вздох, баронесса не могла не подумать, глядя на них, хотя сердце ее немного сжималось от боли: «Какой прекрасной парой они могли бы быть… Какой прекрасной парой они будут!»
Ужин затянулся, лишь около десяти гости баронессы де Вибре покинули столовую, чтобы пройти в гостиную.
Томери разрешили выкурить сигару, не удаляясь от дам, впрочем, княгиня согласилась выкурить одну сигарету восточного табака, а баронесса де Вибре, чтобы не остаться в долгу, позволила себе налить рюмку ликера.
После ужина, сопровождавшегося изысканными винами, разговор оживился и баронессе удалось, не подавая виду, что она к этому стремится, разговорить собеседников.
Она поняла, что зарождается серьезная связь, с каждым днем сближающая Томери с княгиней Данидофф, молодой, красивой и богатой вдовой.
Связь наверняка не такая, как другие, поскольку княгиня была, по-видимому, не из тех, кого покидают, не оставляя никаких гарантий. Это был флирт великосветской дамы, одновременно и серьезной и кокетливой, для которой перспектива выйти замуж за богача-миллионера не казалась непривлекательной.
Разумеется, о чем-либо определенном говорить было еще рано, но не Томери ли робко упомянул о том, что он намеревается вскоре устроить большой бал и тем самым якобы отметить завершение строительства нового особняка, который он приказал выстроить в парке Монсо…
И потом, он с таким мучительным ожиданием высказал мысль о том, что он хочет найти себе партнершу для того, чтобы вести котильон… так как Томери считал абсолютно необходимым вести котильон!
Тогда баронесса де Вибре высказала предположение, что помочь ему выступить в этой важной роли лучше всех сможет княгиня Соня Данидофф…
Княгиня и Томери захлопали в ладоши… и тут же приняли предложение.
Баронесса сделала для себя вывод: «Да, это становится очевидным, женитьба Томери — лишь вопрос времени…» Итак, следовало смириться с этой мыслью.
Около половины двенадцатого Соня Данидофф выразила желание уехать домой.
Томери, колеблясь, смотрел по очереди то на одну, то на другую женщину, не зная, что ему следует предпринять в сложившейся ситуации.
Баронесса де Вибре была благодарна ему за терзавшие его сомнения, не позволяющие решиться на определенный шаг.
Как женщина, навсегда распрощавшаяся со своей угасшей любовью, она решительным тоном, глядя Томери прямо в глаза, чтобы тот не заподозрил в ее словах никакой задней мысли, произнесла:
— Мой дорогой, я думаю, вы не собираетесь позволить княгине уехать в одиночестве? Я надеюсь, она разрешит вам проводить себя домой?
Сияющая от радости, княгиня крепко сжала руки баронессы де Вибре.
— Вы добрый, добрый друг! — воскликнула она в порыве искренней любви.
Затем, вопросительно заглянув баронессе в глаза, она взволнованно и не очень решительно произнесла:
— Я хотела бы вас обнять.
Вместо ответа баронесса де Вибре протянула руки, и обе женщины крепко обнялись.
Когда шум мотора автомобиля, увозящего княгиню Соню и миллионера Томери, затих вдали, баронесса де Вибре вернулась в свою спальню; на ресницах у нее блестела маленькая теплая слезинка. Но она тут же справилась с волнением.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите, — сказала она.
Это был Антуан.
— Прошу прощения, что побеспокоил госпожу баронессу, но сегодня до ужина госпожа баронесса, как мне казалось, с нетерпением ждала новостей… Поэтому я позволил себе принести госпоже баронессе последнюю почту…
— Вы правильно поступили, Антуан…
Г-жа де Вибре взяла с серебряного подноса, который протянул ей слуга, два лежавших там письма.
— Можете идти.
— Доброй ночи, госпожа баронесса…
— Доброй ночи, Антуан.
В тот момент, когда дворецкий подходил к двери, г-жа де Вибре вновь его окликнула:
— Антуан, скажите горничной, пусть она меня не ждет: я разденусь сама…
Баронесса де Вибре присела за письменный стол, чтобы прочитать свою почту.
— Ах, это милый Жак Доллон! Я как раз сегодня думала о нем… Да, да, надо съездить к нему…
Баронесса машинально положила записку художника-керамиста в свою сумочку, но тут же удивленно подняла брови, заметив на обратной стороне второго конверта инициалы Б. Н., которыми, как ей было известно, подписывали деловые бумаги ее банкиры господа Барбе и Нантей.
Письмо было очень длинное и подробное, написанное правильным мелким убористым почерком.
Сначала баронесса де Вибре читала письмо рассеянно, по-прежнему погруженная в мысли о Соне Данидофф и Томери, но вскоре чтение письма приковало все ее внимание.
— Ах, боже мой! Ах, боже мой! — несколько раз пробормотала она приглушенным голосом.
Уже давно все стихло в изящном особняке, стоящем на авеню Анри-Мартен…
С улицы не доносилось никаких посторонних звуков, было тихо и пустынно, только темная ночь царствовала за окном…
И когда стенные часы, висевшие в малой гостиной, пробили три часа, спальня баронессы де Вибре все еще была залита светом!
С того момента, как баронесса прочла письмо от своих банкиров Барбе-Нантей, она ни на миг не покидала места за письменным столом.
Баронесса беспрерывно писала…
…Вот что произошло за двое суток до непонятного происшествия, в результате которого несчастную женщину обнаружили мертвой в мастерской художника Жака Доллона.
Глава III. Исчезнувший труп
Около девяти часов утра журналисты «Капиталь», одной из крупных вечерних газет, собравшись в просторной комнате редакции, приступили к работе над своими газетными материалами. Вокруг царила привычная суета: то здесь, то там раздавался смех, завязывались горячие споры.
Если бы посторонний оказался в этой «клетке для диких зверей», он, наверное, просто подумал бы, что попал на переменку в школе, где резвятся школьники, а не оказался перед знаменитостями французской прессы.
Появление Жерома Фандора в редакционной комнате было встречено ироничным и одновременно дружеским гулом, сопровождавшимся веселыми шутками.
Один из его товарищей крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49