— Самое время задать классический вопрос, — заявил Колльберг. — Что делал Стенстрём в том автобусе?
— Нужно поговорить с его девушкой, — ответил Мартин Бек.
— С Осой Турелль? Да ты ведь сам с ней беседовал. А потом ее допросили еще раз.
— Кто ее допросил? — спросил Мартин Бек.
— Рённ, больше недели назад.
— Только не Рённ, — словно размышляя вслух, сказал Мартин Бек.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Меландер.
— Рённа нельзя ни в чем упрекнуть, — ответил Мартин Бек, — однако он не совсем понимает суть этого дела. Кроме того, у него не было тесного контакта со Стенстрёмом.
Колльберг и Мартин Бек долго молча смотрели друг на друга, пока наконец Меландер не нарушил тишину:
— Ну? Так что же Стенстрём делал в том автобусе?
— У него могло быть там свидание с девушкой, — медленно произнес Колльберг, — или с осведомителем.
Роль Колльберга заключалась в том, что в дискуссиях подобного рода он всегда был оппонентом, однако на этот раз он сыграл ее неубедительно.
— Ты забываешь об одном, — возразил Меландер. — Вот уже в течение десяти дней мы обнюхиваем каждый угол в этом районе. И до сих пор мы не нашли никого, кто слышал бы о Стенстрёме до этого происшествия.
— Это ни о чем не говорит. В этой части города полно притонов и подозрительных заведений, где недолюбливают полицейских.
— Версию подруги в любом случае мы можем отбросить, если речь идет о Стенстрёме, — сказал Мартин Бек.
— Почему это? — мгновенно возразил Колльберг.
— Я в это не верю.
— Но ты согласен с тем, что так могло быть?
— Да.
— Хорошо. В таком случае отбросим ее. Пока.
— Итак, главный вопрос: что Стенстрём делал в том автобусе? — Сказав это, Мартин Бек сразу же встретился со встречным вопросом.
— А что там делал неопознанный?
— Его мы можем временно оставить в покое.
— Вовсе нет. Его присутствие там точно так же достойно внимания, как и присутствие Стенстрёма. Тем более, что нам неизвестно, кто это был, куда он ехал и по какому делу.
— Он попросту ехал в автобусе.
— Попросту ехал?
— Да. Многие, кому негде жить, поступают так. За крону можно проехать дважды из конца в конец. А это два часа.
— В метро теплее, — заметил Колльберг. — Кроме того, в метро можно ездить сколько угодно, главное, не выходить со станции, а только пересаживаться с одного поезда на другой.
— Да, конечно, но…
— Ты забываешь об одной важной вещи. У неопознанного были не только крошки гашиша и других наркотиков в карманах. У него оказалось больше денег, чем у всех остальных пассажиров, вместе взятых.
— Это исключает подозрение, что речь идет о грабеже, — вставил Меландер.
— Не будем забывать, — сказал Мартин Бек, — что, как ты сам упоминал, эта часть города буквально нафарширована притонами и пансионатами особого рода. Возможно, он жил в одной из этих дыр? Нет, давайте вернемся к главному вопросу: «Что Стенстрём делал в автобусе?».
Почти минуту они сидели молча. В кабинете за стеной звонил телефон. Время от времени до них доносились голоса Гюнвальда Ларссона и Рённа. Наконец Меландер спросил:
— А что Стенстрём умел делать?
Ответ знали все трое. Меландер кивнул и сам ответил на свой вопрос:
— Стенстрём умел следить.
— Да, — подтвердил Мартин Бек. — В этом деле он был ловким и упрямым. Он мог неделями за кем-нибудь ходить.
— Помню, как он довел до бешенства того сексуального маньяка, который убил девушку на Гёта-канале, четыре года назад.
— Он буквально затравил его, — сказал Мартин Бек.
Никто не возразил ему.
— Уже тогда он умел это делать. А потом научился еще лучше, — заметил Мартин Бек.
— Ты наконец спросил у Хаммара, — внезапно оживился Колльберг, — чем Стенстрём занимался летом, когда мы изучали нераскрытые дела?
— Да, — ответил Мартин Бек. — Но из этого ничего не вышло. Стенстрём был у Хаммара, они разговаривали об этом. Хаммар предложил ему несколько дел, каких, он уже не помнит, однако тот отказался, так как эти дела оказались слишком старыми. Вернее, Стенстрём был слишком молод. Ему не хотелось заниматься тем, что произошло, когда ему было десять лет и он еще играл на улицах Халстахаммара в полицейских и преступников. В конце концов он решил остановиться на том исчезнувшем, которым занялся и ты.
— Он никогда не говорил об этом, — сказал Колльберг.
— Очевидно, он ограничился тем, что там было написано.
— Очевидно.
Молчание снова прервал Меландер. Он встал и спросил:
— Ну и к какому же выводу мы пришли?
— Честно говоря, непонятно, — констатировал Мартин Бек.
— Извините, — сказал Меландер и вышел в туалет.
Когда дверь за ним закрылась, Колльберг посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Кто сходит к Осе?
— Ты. Это занятие для одного человека, и ты лучше всего для него подходишь.
Колльберг ничего не ответил.
— Тебе не хочется? — спросил Мартин Бек.
— Не хочется. Но я схожу.
— Сегодня вечером?
— Да, но только предварительно мне нужно уладить два дела. Одно в Вестберге и одно дома. Позвони ей и скажи, что я приду около половины восьмого.

Через час Колльберг пришел к себе домой на Паландергатан. Было около пяти, но уже давно стемнело.
Жена, одетая в старенькие джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, красила кухонные табуретки. Рубашка принадлежала Колльбергу, однако он давно не носил ее. Гюн подвернула рукава и небрежно подвязала полы. Руки, ноги и даже лоб у нее были измазаны краской.
— Разденься, — сказал Колльберг.
Она замерла с поднятой кистью и руке и испытующе посмотрела на него.
— Тебе совсем невтерпеж? — с улыбкой спросила она.
— Да.
Она сразу стала серьезной.
— Ты должен уйти?
— Да, у меня допрос.
Она кивнула, опустила кисть в банку с краской и вытерла руки.
— Допрос Осы, это будет ужасно.
— Тебе нужна прививка?
— Да.
— Ты испачкаешься краской, — сказала она, расстегивая рубашку.
XX
Перед одним из домов на Клуббакен в Хегерстене какой-то мужчина, весь в снегу, пытался прочесть что-то на листке бумаги. Листок уже намок, чернила начали расплываться, и текст нелегко было прочесть при такой метели и слабом свете уличных фонарей. Однако, судя по всему, мужчине это наконец удалось. Он встряхнулся, как промокший пес, потом поднялся по ступенькам, позвонил, снял шляпу и стряхнул с нее снег.
Дверь приоткрылась, и в щель выглянула женщина средних лет, в фартуке и с испачканными мукой руками.
— Полиция, — хриплым голосом сказал мужчина. Он откашлялся и добавил: — Старший ассистент Нордин.
Женщина испуганно смотрела на него.
— У вас есть удостоверение? — наконец спросила она. — Я имею в виду…
Нордин вздохнул. Он взял шляпу в левую руку, расстегнул плащ и пиджак, вынул бумажник, а из бумажника достал удостоверение.
Женщина наблюдала за этой процедурой с таким страхом, словно ожидала, что он сейчас вытащит бомбу, автомат или что-то неприличное.
Он не выпустил удостоверение из рук, и она рассмотрела его через щель.
— А разве у агентов нет таких табличек? — поколебавшись спросила она.
— Да, конечно, у меня есть табличка, — меланхолично ответил Нордин.
Служебный жетон он носил в боковом кармане и теперь размышлял, как его достать, не надевая шляпу на голову.
— Ну ладно, не надо, — решилась женщина. — Так вы из Сундсвалла? Значит, вы приехали из Норланда, чтобы поговорить со мной?
— У меня в этом городе есть еще несколько дел.
— Да, я понимаю, но видите ли, я считаю… — Она замолчала.
— Что вы считаете?
— Я считаю, что в нынешние времена нужно быть очень осторожной. Никогда заранее не известно…
Нордин размышлял, что делать со шляпой. Снег падал ему на голову, снежинки таяли на лысине. Он не мог так стоять, с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. Может, понадобится что-нибудь записать. Самым практичным было бы надеть шляпу на голову, однако, с другой стороны, это выглядело бы не совсем вежливо. А положить шляпу на ступеньки было бы и вовсе глупо. Может быть, попросить, чтобы она его впустила. Однако это означало, что ей придется принять решение, а если он правильно оценил эту женщину, для того, чтобы на что-либо решиться, ей понадобилось бы много времени.
Нордин был родом из тех краев, где любого постороннего человека пускают в кухню, усаживают рядом с печью, чтобы он согрелся, и угощают чашечкой кофе; это просто входит в обязанности хозяев. Прекрасная и практичная традиция, подумал он. Хотя, впрочем, и не применимая в больших городах. Он сосредоточился и сказал:
— Вы звонили и упоминали что-то о каком-то мужчине и о гараже, так?
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас…
— Ну что вы, мы очень благодарны вам.
Женщина повернулась и посмотрела внутрь квартиры, почти закрыв при этом дверь. Судя по доносящемуся запаху, она, очевидно, пекла пироги и опасалась, чтобы они не подгорели.
— Чрезвычайно милые люди, — пробормотал Нордин. «Невероятно гостеприимные. Даже выдержать трудно», — подумал он.
Женщина приотворила дверь.
— Вы что-то сказали?
— Так я насчет гаража…
— Он там.
Нордин посмотрел в указанном направлении.
— Я ничего не вижу.
— А со второго этажа видно.
— Понятно. А что вы говорили насчет того мужчины?
— Он очень странно выглядел. А теперь вот уже две недели, как я не вижу его. Он такой низенький, чернявый.
— Вы постоянно наблюдаете за этим гаражом?
— Ну, его видно в окно спальни.
Она покраснела. «Я совершил какую-то ошибку», — подумал Нордин.
— Этим гаражом владеет иностранец. Там крутится много подозрительных типов. Поэтому человеку хочется знать…
Трудно было догадаться, замолчала она или продолжала говорить, но так тихо, что Нордин ни слова не мог услышать.
— И что же странного было в том невысоком темном мужчине?
— Ну как бы это сказать… Он смеялся.
— Смеялся?
— Ну да, очень громко.
— Вы не знаете, сейчас в гараже кто-нибудь есть?
— Минуту назад там горел свет. Я была наверху и видела.
Нордин вздохнул и надел шляпу.
— Я схожу туда разузнаю. Благодарю вас.
— А вы не хотите… войти?
— Нет, спасибо.
Она еще на какую то долю сантиметра приотворила дверь, пытливо оглядела его и с алчным видом спросила:
— Мне положено вознаграждение?
— За что?
— Ну… откуда мне знать.
— До свидания.
Он побрел в указанном ему направлении. Ему казалось, что на голове у него мокрый компресс. Женщина мгновенно закрыла дверь, сейчас она уже наверняка была наверху, на своем посту у окна спальни.
Гараж представлял собой маленький домик с этернитовыми стенами и крышей из оцинкованного железа. В нем могло поместиться максимум два автомобиля. Над дверями горела электрическая лампочка.
Нордин открыл одну створку дверей и вошел внутрь.
В гараже стояла зеленая «шкода-октавия», модель 1959 года. Не будь она такой разбитой, за нее можно было бы получить четыреста крон, подумал Нордин. Б?льшую часть времени, которое он прослужил в полиции, Нордин занимался автомобилями и связанными с ними аферами. Под автомобилем совершенно неподвижно лежал мужчина. Видны были только его ноги в голубом комбинезоне.
Труп, подумал Нордин. Его охватила ледяная дрожь. Он забыл о Сундсвалле и Йогбёле, где родился и вырос, подошел к автомобилю и толкнул ногой лежавшего.
Мужчина под автомобилем дернулся, как от удара электрическим током, выполз из-под машины и встал. Держа в руке переносную лампу со шнуром, он вытаращил глаза на гостя.
— Полиция, — сказал Нордин.
— У меня документы в порядке, — сразу же ответил мужчина.
— Я в этом не сомневаюсь, — заметил Нордин.
Владелец гаража выглядел лет на тридцать, он был худощавым, с темными глазами, вьющимися волосами и ухоженными бакенбардами.
— Итальянец? — спросил Нордин, который не слишком разбирался в иностранных акцентах и различал только финский.
— Швейцарец. Из немецкой Швейцарии.
— Ты хорошо говоришь по-шведски.
— Я живу здесь шесть лет. Что вам нужно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33