Оторвал от пятки стельку в ботинке, вырезал небольшое углубление, вклеил в него “жучок”, небольшую прокладку и снова подклеил стельку. Этот клей моментально схватывает — не оторвешь.
— А запах? — обеспокоенно произнес Зорик. — Что, если он почуял запах клея?
— Ерунда! — махнул рукой Эхтибар. — Даже если и почуял, то не обратил на это внимания. Стал бы ты на его месте обращать внимание на запахи?
— Не стал бы! — согласился Зорик.
* * *
Все еще дрожащий от ужаса Гоша нащупал в темноте свои брюки и ботинки. К его удивлению, бандиты оставили ему пистолет и кошелек. Впрочем, покушаться на его кошелек особого смысла не имело, а вот пистолет…
"Интересно, кто эта Сулико, которую замочили? — думал Крестовоздвиженский, непослушными руками натягивая штаны. — Возлюбленная одного из нападавших? Кто ее замочил и за что? Интересно, что бы я сделал, если бы кто-нибудь убил Оленьку? Тоже попытался бы отомстить? Интересно, смог бы я собственными руками разделаться с убийцей?”
Гоша взял ботинок, и в ноздри снова ударил запах растворителя, но милиционер, занятый мыслями о Сулико, Оленьке и мести, не обратил на Него внимания.
"Оленька! — спохватился он. — Она же будет Меня ждать! Еще не хватало, чтобы я опоздал на Кидание!”
Оля Кузина недовольно посмотрела на часы. Сначала этот чокнутый милиционер звонит ей чуть ли не среди ночи и умоляет о встрече, а теперь его нет. Опаздывает уже на пятнадцать минут. И как ее только угораздило поддаться на его уговоры? Сидела бы спокойно дома, готовя материалы к завтрашнему слушанию.
"Все! Больше не буду ждать!” — решила она и, резко развернувшись на каблуках, направилась к дому.
— Оля! — донесся до нее душераздирающий вопль. — Оля! Я здесь. Не уходи!
Девушка оглянулась, а вместе с ней оглянулись и остальные прохожие.
По тротуару огромными прыжками несся Гоша с таким видом, словно его преследовал разъяренный тигр. Пешеходы испуганно шарахались в стороны, провожая его возмущенными взглядами.
"Надо было мне раньше уйти, — расстроенно подумала Оля. — Знала же, что он ненормальный. Как я только позволила себя уговорить?”
Мчащийся на всех парах Гоша не успел затормозить и чуть не врезался в вовремя отшатнувшуюся Кузину.
Девушка с удивлением уставилась на его выпачканное пылью и грязью лицо, на котором явственно проступали размытые ложбинки, сползающие вниз от уголков глаз.
— Ты что, плакал?
— Плакал? Нет! С чего ты взяла? — с видом оскорбленного достоинства приосанился Крестовоздвиженский. — Настоящие мужчины не плачут!
— Странно. Мне показалось, что у тебя на лице следы слез. А почему ты такой грязный?
— Это не слезы. Это пот, — соврал Гоша. — Только что на меня напала грузинская мафия. Поэтому я и задержался. Сначала пришлось разобраться с ними.
— Это самое невероятное оправдание, которое мне когда-либо давали опаздывающие на свидание мужчины, — вздохнула Оля. — Впрочем, один из моих поклонников как-то заявил, что его пытались похитить инопланетяне.
— Ты считаешь, я вру? — возмутился милиционер. — Посмотри на меня. Думаешь, я специально так извозился перед свиданием?
— Меня бы это не удивило, — заметила Оленька. — Особенно если учесть, каким образом мы познакомились. Кстати, что от тебя нужно было грузинской мафии?
— Они думали, что я замочил Сулико.
— Какую Сулико? — удивилась Кузина.
— Понятия не имею, — пожал плечами Крестовоздвиженский.
— А почему они вдруг решили, что это ты ее убил?
— Похоже, меня с кем-то спутали, — объяснил Гоша.
— И тебе всегда так везет?
— Что ты имеешь в виду?
— Просто мне хотелось узнать, бывают ли в твоей жизни минуты, когда ты не напиваешься, не вываливаешься из окон, не воюешь с дворничихами и не разбираешься с грузинской мафией? Нечто обыденное и примитивное, вроде как спокойно погулять или посидеть с газетой перед телевизором?
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — торжественно заявил Гоша.
— О чем? — удивилась Оля. — О том, чтобы посидеть с газетой перед телевизором?
— Нет, — драматично помотал головой милиционер. — О том, что, возможно, мне никогда больше не придется сидеть с газетой перед телевизором.
— Ну вот, — вздохнула Кузина. — Этого еще не хватало. Ты используешь прием, старый, как борода Мафусаила. Если бы ты знал, сколько мужчин пытались затащить меня в постель, намекая, что скоро им суждено погибнуть и я могу стать их единственным и последним утешением.
— Значит, вот ты как, — обиделся Гоша. — А я-то думал… Ну да ладно. Не хочешь — не надо. Извини, что отнял у тебя время.
Шмыгнув носом, Крестовоздвиженский повернулся с видом оскорбленного достоинства и решительным шагом направился к метро, отчаянно надеясь, что Оля окликнет его и попросит прощения, но девушка спокойно стояла на месте, с интересом наблюдая за удаляющимся Гошей. Шаги милиционера стали менее решительными. Он остановился и, обернувшись, бросил на Кузину исполненный тоски взгляд.
— Прощай. Прощай навсегда. Оля расхохоталась.
— Ладно. Раз уж ты здесь, может, объяснишь, о чем ты так срочно хотел со мной поговорить?
Расплывшись в блаженной улыбке, Гоша подбежал к девушке и нежно взял ее руки в свои.
— Я должен стать приманкой для киллера, — мужественно улыбнувшись, сообщил он.
* * *
— Невероятно! Нет, это просто невероятно! — восхищенно воскликнул Тофик Магомаев. — Ты настоящий волшебник. Значит, я могу спокойно сидеть дома и слушать все, о чем они говорят? И все из-за этой крошечной таблетки, которую вы впихнули в его ботинок?
— Современная техника, — гордо объяснил Додик. — Такой даже у ФСБ нет. Наши ребята в Штатах прямо в ЦРУ их оптом берут. Там народ тоже налево оборудованием приторговывает. Прямо как у нас в армии. Зарплата и у них не ахти. Сигнал передается через спутник, поэтому нет необходимости, как раньше, находиться вблизи от передатчика. Ты мог бы подслушивать разговоры своего Христопродавцева даже из Австралии. Правда, могут возникнуть перебои, когда спутник заходит в тень, но это, как правило, ненадолго.
— А что будет, если мент наденет другие туфли? — забеспокоился Тофик.
— Нет проблем, — ухмыльнулся Дацаев. — Пока Христопродавцев развлекается со своей кралей, мои ребята проникнут в его квартиру и начинят микрофонами комнаты и его остальные ботинки, благо на милицейскую зарплату особенно обувью не разживешься, так что, считай, он у тебя в кармане. Теперь ему осталось только найти убийцу — и дело в шляпе.
— Додик! Я люблю тебя! — растроганно воскликнул Магомаев.
* * *
— Вы с ума сошли! — покачала головой Оля. — Вы что, действительно решили шантажировать генерала ФСБ?
— А у тебя есть другие идеи? — поинтересовался Гоша.
— Нет, но эта идея мне не нравится.
— Мне она тоже не нравится, особенно если учесть, что охотиться будут на меня. Но нам надо каким-то образом выйти на убийцу, а на официальные каналы в данном случае рассчитывать не приходится. Тогда уж нам всем точно каюк. Спецслужбы умеют избавляться от нежелательных людей.
— Брось это дело, — покачала головой Кузина. — Просто брось — и все. Мало ли на свете мерзости. Бороться с ней бессмысленно — все равно ты ничего не исправишь, а вот свою жизнь точно испортишь.
— Как ты думаешь, для чего я пошел в милицию? Именно для того, чтобы бороться с мерзостью. Если бы я не верил в то, что делаю, зачем бы я стал ежедневно рисковать своей жизнью?
— Я тебя понимаю, — вздохнула Оля. — Я ведь тоже стала адвокатом, чтобы защищать невиновных людей, но со временем взгляды меняются. Я уже не знаю, что справедливо, а что не справедливо. Почему люди, ворующие миллионы, остаются безнаказанными, а отец семейства, стянувший на рынке батон колбасы, чтобы накормить голодных детей, должен идти в тюрьму? Почему милиция берет взятки и отпускает преступников на свободу, а невинных людей избивают до потери сознания, выколачивая у них признания, которые помогут закрыть дохлое дело? Все это мерзость, но, сколько бы ты с ней ни боролся, ты все равно ничего не изменишь. Один человек не способен противостоять системе и естественным законам, управляющим обществом. Почему бы тебе не ограничиться только тем, что в твоих силах? Лови обычных воров и убийц, это тоже полезное и нужное дело, но упаси тебя бог связываться со спецслужбами. Даже если ты чудом поймаешь одного фээсбэшного киллера и при этом ухитришься остаться в живых, на его место тут же придет другой. Свято место пусто не бывает.
— Я не могу, — покачал головой Гоша. — Я понимаю, что в твоих словах есть резон, но я не могу последовать твоему совету. — Почему?
— Не знаю. Возможно, я просто не хочу сдаваться. Это было бы не правильно. Это было бы все равно что предать самого себя, свои идеалы.
— Дурак, — сказала Оля.
— Дурак, — согласился с Кузиной Тофик Магомаев, заинтересованно прислушивающийся к беседе Гоши и Оли. — Понятия не имел, что в милиции еще остались такие кретины.
— Во-первых, дуракам везет, — заметил Додик Дацаев, — а во-вторых, тебе это только на руку. Действуя с подобным рвением, этот играющий в героя мент рано или поздно выйдет на киллера, тут-то мы и преподнесем убийцу на блюдечке Аглае Тихомировне.
— А ты слышал — они собираются шантажировать генерала ФСБ, — задумчиво произнес Тофик. — Похоже, у них там есть какие-то весьма пикантные фотографии.
— А вот это действительно ценная информация, — затягиваясь сигаретой, глубокомысленно кивнул Додик.
Генерал ФСБ Петр Ильич Елагин сладострастно застонал и зажмурился от удовольствия.
"Нет, пора с этим завязывать, — подумал он. — Когда-нибудь все это плохо кончится. Я уже не мальчик, надо и о здоровье подумать. Надо научиться контролировать себя. Это как наркомания. Тебе кажется, что все находится под контролем, что в любой момент ты можешь остановиться, а потом ломка, передозировка — и ты труп”.
Генерал сглотнул слюну, открыл глаза и попытался отвести взгляд от искушающего его объекта в надежде, что он исчезнет и все разрешится само собой. Однако объект не исчезал и, даже будучи вне поля зрения, продолжал настойчиво испускать запахи, от которых у генерала, совсем как у Каменской при виде Соловьева, опускались руки и мутилось в голове. Петр Ильич сделал усилие и отвернулся.
— Ну что же ты, пупсик! Совсем ничего не ешь. Так недолго и дистрофиком стать, — послышался мягкий и обволакивающий, как патока, голос его жены Агриппины Тимофеевны, молодящейся платиновой блондинки, мирной и рыхлой, как дрожжевое тесто, и пухлой, как рождественская индейка.
Раздираемый противоречивыми чувствами, генерал тяжело вздохнул и, повернув голову, отважно посмотрел на врага в виде свежеиспеченных пирогов с осетриной, щедро сдобренных черной икрой.
— Ну нельзя же так, Грушенька, — с укором произнес он. — Кто же ест на завтрак пироги с осетриной? Это ведь сплошной холестерин. Я уже и так в форменные брюки не влезаю.
— Ну что ты, пупсик! Тебе же всегда нравились пирожки с осетринкой. Ты ведь не буржуй английский, чтобы на завтрак овсянку с чаем лопать или какой-нибудь там завалящий тост с повидлом, как английские недоумки из МИ-5. Это капиталисты пусть худеют. А ты русский генерал. За тобой разведки всего мира следят. Что ж тебе, голодом себя морить? Пусть они у себя в ЦРУ знают, что генерал Елагин по утрам осетринкой балуется. Ну, хочешь, я тебя с ложечки покормлю? За папу, за маму, за Россию, за президента, за ФСБ, за твою Грушеньку…
Генерал снова тяжело вздохнул.
— Ладно, давай свои пироги. Только, чур, в последний раз. С завтрашнего дня сажусь на диету и начинаю следить за весом.
— Вот и хорошо, — проворковала Агриппина Тимофеевна, усмехаясь про себя. Генерал обещал сесть на диету уже девятьсот восемьдесят пять раз за последние десять лет. — Представь, что это не пироги, а вражеские шпионы, которых надо уничтожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— А запах? — обеспокоенно произнес Зорик. — Что, если он почуял запах клея?
— Ерунда! — махнул рукой Эхтибар. — Даже если и почуял, то не обратил на это внимания. Стал бы ты на его месте обращать внимание на запахи?
— Не стал бы! — согласился Зорик.
* * *
Все еще дрожащий от ужаса Гоша нащупал в темноте свои брюки и ботинки. К его удивлению, бандиты оставили ему пистолет и кошелек. Впрочем, покушаться на его кошелек особого смысла не имело, а вот пистолет…
"Интересно, кто эта Сулико, которую замочили? — думал Крестовоздвиженский, непослушными руками натягивая штаны. — Возлюбленная одного из нападавших? Кто ее замочил и за что? Интересно, что бы я сделал, если бы кто-нибудь убил Оленьку? Тоже попытался бы отомстить? Интересно, смог бы я собственными руками разделаться с убийцей?”
Гоша взял ботинок, и в ноздри снова ударил запах растворителя, но милиционер, занятый мыслями о Сулико, Оленьке и мести, не обратил на Него внимания.
"Оленька! — спохватился он. — Она же будет Меня ждать! Еще не хватало, чтобы я опоздал на Кидание!”
Оля Кузина недовольно посмотрела на часы. Сначала этот чокнутый милиционер звонит ей чуть ли не среди ночи и умоляет о встрече, а теперь его нет. Опаздывает уже на пятнадцать минут. И как ее только угораздило поддаться на его уговоры? Сидела бы спокойно дома, готовя материалы к завтрашнему слушанию.
"Все! Больше не буду ждать!” — решила она и, резко развернувшись на каблуках, направилась к дому.
— Оля! — донесся до нее душераздирающий вопль. — Оля! Я здесь. Не уходи!
Девушка оглянулась, а вместе с ней оглянулись и остальные прохожие.
По тротуару огромными прыжками несся Гоша с таким видом, словно его преследовал разъяренный тигр. Пешеходы испуганно шарахались в стороны, провожая его возмущенными взглядами.
"Надо было мне раньше уйти, — расстроенно подумала Оля. — Знала же, что он ненормальный. Как я только позволила себя уговорить?”
Мчащийся на всех парах Гоша не успел затормозить и чуть не врезался в вовремя отшатнувшуюся Кузину.
Девушка с удивлением уставилась на его выпачканное пылью и грязью лицо, на котором явственно проступали размытые ложбинки, сползающие вниз от уголков глаз.
— Ты что, плакал?
— Плакал? Нет! С чего ты взяла? — с видом оскорбленного достоинства приосанился Крестовоздвиженский. — Настоящие мужчины не плачут!
— Странно. Мне показалось, что у тебя на лице следы слез. А почему ты такой грязный?
— Это не слезы. Это пот, — соврал Гоша. — Только что на меня напала грузинская мафия. Поэтому я и задержался. Сначала пришлось разобраться с ними.
— Это самое невероятное оправдание, которое мне когда-либо давали опаздывающие на свидание мужчины, — вздохнула Оля. — Впрочем, один из моих поклонников как-то заявил, что его пытались похитить инопланетяне.
— Ты считаешь, я вру? — возмутился милиционер. — Посмотри на меня. Думаешь, я специально так извозился перед свиданием?
— Меня бы это не удивило, — заметила Оленька. — Особенно если учесть, каким образом мы познакомились. Кстати, что от тебя нужно было грузинской мафии?
— Они думали, что я замочил Сулико.
— Какую Сулико? — удивилась Кузина.
— Понятия не имею, — пожал плечами Крестовоздвиженский.
— А почему они вдруг решили, что это ты ее убил?
— Похоже, меня с кем-то спутали, — объяснил Гоша.
— И тебе всегда так везет?
— Что ты имеешь в виду?
— Просто мне хотелось узнать, бывают ли в твоей жизни минуты, когда ты не напиваешься, не вываливаешься из окон, не воюешь с дворничихами и не разбираешься с грузинской мафией? Нечто обыденное и примитивное, вроде как спокойно погулять или посидеть с газетой перед телевизором?
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — торжественно заявил Гоша.
— О чем? — удивилась Оля. — О том, чтобы посидеть с газетой перед телевизором?
— Нет, — драматично помотал головой милиционер. — О том, что, возможно, мне никогда больше не придется сидеть с газетой перед телевизором.
— Ну вот, — вздохнула Кузина. — Этого еще не хватало. Ты используешь прием, старый, как борода Мафусаила. Если бы ты знал, сколько мужчин пытались затащить меня в постель, намекая, что скоро им суждено погибнуть и я могу стать их единственным и последним утешением.
— Значит, вот ты как, — обиделся Гоша. — А я-то думал… Ну да ладно. Не хочешь — не надо. Извини, что отнял у тебя время.
Шмыгнув носом, Крестовоздвиженский повернулся с видом оскорбленного достоинства и решительным шагом направился к метро, отчаянно надеясь, что Оля окликнет его и попросит прощения, но девушка спокойно стояла на месте, с интересом наблюдая за удаляющимся Гошей. Шаги милиционера стали менее решительными. Он остановился и, обернувшись, бросил на Кузину исполненный тоски взгляд.
— Прощай. Прощай навсегда. Оля расхохоталась.
— Ладно. Раз уж ты здесь, может, объяснишь, о чем ты так срочно хотел со мной поговорить?
Расплывшись в блаженной улыбке, Гоша подбежал к девушке и нежно взял ее руки в свои.
— Я должен стать приманкой для киллера, — мужественно улыбнувшись, сообщил он.
* * *
— Невероятно! Нет, это просто невероятно! — восхищенно воскликнул Тофик Магомаев. — Ты настоящий волшебник. Значит, я могу спокойно сидеть дома и слушать все, о чем они говорят? И все из-за этой крошечной таблетки, которую вы впихнули в его ботинок?
— Современная техника, — гордо объяснил Додик. — Такой даже у ФСБ нет. Наши ребята в Штатах прямо в ЦРУ их оптом берут. Там народ тоже налево оборудованием приторговывает. Прямо как у нас в армии. Зарплата и у них не ахти. Сигнал передается через спутник, поэтому нет необходимости, как раньше, находиться вблизи от передатчика. Ты мог бы подслушивать разговоры своего Христопродавцева даже из Австралии. Правда, могут возникнуть перебои, когда спутник заходит в тень, но это, как правило, ненадолго.
— А что будет, если мент наденет другие туфли? — забеспокоился Тофик.
— Нет проблем, — ухмыльнулся Дацаев. — Пока Христопродавцев развлекается со своей кралей, мои ребята проникнут в его квартиру и начинят микрофонами комнаты и его остальные ботинки, благо на милицейскую зарплату особенно обувью не разживешься, так что, считай, он у тебя в кармане. Теперь ему осталось только найти убийцу — и дело в шляпе.
— Додик! Я люблю тебя! — растроганно воскликнул Магомаев.
* * *
— Вы с ума сошли! — покачала головой Оля. — Вы что, действительно решили шантажировать генерала ФСБ?
— А у тебя есть другие идеи? — поинтересовался Гоша.
— Нет, но эта идея мне не нравится.
— Мне она тоже не нравится, особенно если учесть, что охотиться будут на меня. Но нам надо каким-то образом выйти на убийцу, а на официальные каналы в данном случае рассчитывать не приходится. Тогда уж нам всем точно каюк. Спецслужбы умеют избавляться от нежелательных людей.
— Брось это дело, — покачала головой Кузина. — Просто брось — и все. Мало ли на свете мерзости. Бороться с ней бессмысленно — все равно ты ничего не исправишь, а вот свою жизнь точно испортишь.
— Как ты думаешь, для чего я пошел в милицию? Именно для того, чтобы бороться с мерзостью. Если бы я не верил в то, что делаю, зачем бы я стал ежедневно рисковать своей жизнью?
— Я тебя понимаю, — вздохнула Оля. — Я ведь тоже стала адвокатом, чтобы защищать невиновных людей, но со временем взгляды меняются. Я уже не знаю, что справедливо, а что не справедливо. Почему люди, ворующие миллионы, остаются безнаказанными, а отец семейства, стянувший на рынке батон колбасы, чтобы накормить голодных детей, должен идти в тюрьму? Почему милиция берет взятки и отпускает преступников на свободу, а невинных людей избивают до потери сознания, выколачивая у них признания, которые помогут закрыть дохлое дело? Все это мерзость, но, сколько бы ты с ней ни боролся, ты все равно ничего не изменишь. Один человек не способен противостоять системе и естественным законам, управляющим обществом. Почему бы тебе не ограничиться только тем, что в твоих силах? Лови обычных воров и убийц, это тоже полезное и нужное дело, но упаси тебя бог связываться со спецслужбами. Даже если ты чудом поймаешь одного фээсбэшного киллера и при этом ухитришься остаться в живых, на его место тут же придет другой. Свято место пусто не бывает.
— Я не могу, — покачал головой Гоша. — Я понимаю, что в твоих словах есть резон, но я не могу последовать твоему совету. — Почему?
— Не знаю. Возможно, я просто не хочу сдаваться. Это было бы не правильно. Это было бы все равно что предать самого себя, свои идеалы.
— Дурак, — сказала Оля.
— Дурак, — согласился с Кузиной Тофик Магомаев, заинтересованно прислушивающийся к беседе Гоши и Оли. — Понятия не имел, что в милиции еще остались такие кретины.
— Во-первых, дуракам везет, — заметил Додик Дацаев, — а во-вторых, тебе это только на руку. Действуя с подобным рвением, этот играющий в героя мент рано или поздно выйдет на киллера, тут-то мы и преподнесем убийцу на блюдечке Аглае Тихомировне.
— А ты слышал — они собираются шантажировать генерала ФСБ, — задумчиво произнес Тофик. — Похоже, у них там есть какие-то весьма пикантные фотографии.
— А вот это действительно ценная информация, — затягиваясь сигаретой, глубокомысленно кивнул Додик.
Генерал ФСБ Петр Ильич Елагин сладострастно застонал и зажмурился от удовольствия.
"Нет, пора с этим завязывать, — подумал он. — Когда-нибудь все это плохо кончится. Я уже не мальчик, надо и о здоровье подумать. Надо научиться контролировать себя. Это как наркомания. Тебе кажется, что все находится под контролем, что в любой момент ты можешь остановиться, а потом ломка, передозировка — и ты труп”.
Генерал сглотнул слюну, открыл глаза и попытался отвести взгляд от искушающего его объекта в надежде, что он исчезнет и все разрешится само собой. Однако объект не исчезал и, даже будучи вне поля зрения, продолжал настойчиво испускать запахи, от которых у генерала, совсем как у Каменской при виде Соловьева, опускались руки и мутилось в голове. Петр Ильич сделал усилие и отвернулся.
— Ну что же ты, пупсик! Совсем ничего не ешь. Так недолго и дистрофиком стать, — послышался мягкий и обволакивающий, как патока, голос его жены Агриппины Тимофеевны, молодящейся платиновой блондинки, мирной и рыхлой, как дрожжевое тесто, и пухлой, как рождественская индейка.
Раздираемый противоречивыми чувствами, генерал тяжело вздохнул и, повернув голову, отважно посмотрел на врага в виде свежеиспеченных пирогов с осетриной, щедро сдобренных черной икрой.
— Ну нельзя же так, Грушенька, — с укором произнес он. — Кто же ест на завтрак пироги с осетриной? Это ведь сплошной холестерин. Я уже и так в форменные брюки не влезаю.
— Ну что ты, пупсик! Тебе же всегда нравились пирожки с осетринкой. Ты ведь не буржуй английский, чтобы на завтрак овсянку с чаем лопать или какой-нибудь там завалящий тост с повидлом, как английские недоумки из МИ-5. Это капиталисты пусть худеют. А ты русский генерал. За тобой разведки всего мира следят. Что ж тебе, голодом себя морить? Пусть они у себя в ЦРУ знают, что генерал Елагин по утрам осетринкой балуется. Ну, хочешь, я тебя с ложечки покормлю? За папу, за маму, за Россию, за президента, за ФСБ, за твою Грушеньку…
Генерал снова тяжело вздохнул.
— Ладно, давай свои пироги. Только, чур, в последний раз. С завтрашнего дня сажусь на диету и начинаю следить за весом.
— Вот и хорошо, — проворковала Агриппина Тимофеевна, усмехаясь про себя. Генерал обещал сесть на диету уже девятьсот восемьдесят пять раз за последние десять лет. — Представь, что это не пироги, а вражеские шпионы, которых надо уничтожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45