Она глубоко вдохнула и наконец сделала тот решительный шаг в пропасть, к которому так долго шла:
— Лоббирование интересов компаний — это самая разветвленная часть ваших взаимных обвинений. Исключить ее нельзя, равно как нельзя расписать по пунктам.
Попробуем изъять наиболее скандальные отрасли и взять то, что более-менее усреднено.
К этому моменту она уже так накачала Панкратова своим обаянием, что тот просто расцвел. Мизянский же сник, судорожно сопоставляя наказ Налимова не перечить Алене Соколовой с тем, что разворачивалось перед его ошарашенными глазами.
— Значит, мы исключим бензин, цветные металлы и табак.
— И недвижимость, — добавил Панкратов. Алена с трудом сохранила на лице спокойствие:
— Если исключить еще и недвижимость, то спорить будет не о чем. Пожмете друг другу руки в эфире и разойдетесь добрыми друзьями.
— А разве это плохо?
Тут Алена поняла, что Панкратов со своими улыбочками — просто какой-то урод.
— Плохо! — заверила она его. — Потому что никто из зрителей не поймет, зачем вы пришли в студию «Политического ринга» и что это за ринг такой, где противники милуются от начала поединка до самого финала. И поверьте мне, после третьей минуты передачи большинство ваших потенциальных избирателей выключат телевизор. Давайте начистоту — что вы хотите получить от передачи? Я полагаю, что голоса, так? Значит, имеет смысл убеждать людей, а убедить никого не удастся, если программу никто не посмотрит. Постная политическая передача, где лидеры в спокойной обстановке произносят скучные монологи, сейчас никого не заинтересует. Нужна борьба, скандал, столкновение, стычка — называйте это как хотите. И если не будет остроты, то не будет и рейтинга. А нет рейтинга — нет и голосов.
Панкратов с Мизянским с минуту молчаливо обдумывали ее речь. Алена молила всех известных ей святых, чтобы последний не выдал своей радости от сознания, что она все-таки на его стороне. Мизянский понял, конечно, понял, что она имела в виду, отстаивая право «Демократической свободы» обвинять «Народную силу» в том, что та лоббирует интересы компаний, занимающихся недвижимостью. Ведь именно к таковым относится фирма «Дом». Панкратов вряд ли вообще знал о ней — это было слишком мелким делом, поэтому никто его не предупредил, что тут скрыт криминал. Спустя пять минут напряженных молчаливых раздумий оба пресс-секретаря согласились с доводами Алены, причем оба при этом имели весьма довольный вид.
«А вот теперь ты влипла! — заключила про себя Алена. — Вот теперь именно ты подставила Горина. Тут уж не отвертеться и не сослаться на злой рок при разборках. И что из этого выйдет, неизвестно. Как неясен финал для самого Горина, так пока и непонятно, что с тобой сделают после эфира!»
* * *
«Какой же странный тип этот Терещенко!» — Алена задумчиво уставилась в гудящее пространство родной редакции журнала «Оберег». После всех треволнений в «Останкино» этот милый сердцу муравейник показался ей таким спокойным. Она тут же расслабилась и привычно принялась размышлять о любимом следователе.
Собственно говоря, и раздумывать-то было не о чем — Вадим, разумеется, не подлец, и на то, в чем она его сегодня обвинила, он не способен. А она наорала на него совершенно сознательно, чтобы отвязался. Вот и все. Теперь он будет чувствовать себя виноватым, маяться (что, собственно, тоже в ее интересах, значит, будет о ней думать), потом придет просить прощения. Но для этого решительного шага он должен созреть, а пока он зреет, она успеет не только подготовить, но и снять передачу. «Это не Вадим странный, а я .странная, — неожиданно решила для себя Алена. — Это я изменилась. Я стала какой-то холодной и расчетливой. Я играю с людьми, как с шахматными фигурами, используя их эмоции и желания. А сама — словно железная. Господи, неужели и на меня так повлияло участие в политических баталиях? Нужно с этим завязывать, а то ведь превращусь в настоящую стерву! Или уже поздно?..»
Эта мысль повергла Алену в смятение. Она моргнула, потерла глаза, поправила волосы, достала зеркальце из сумки, внимательно вгляделась в свое отражение — вроде бы все в порядке: ни пламени из ноздрей, ни пробивающихся на макушке рогов, зрачки нормальные, не вертикальные, словно у кошек и ведьм. Да и вообще, отражение есть, значит, она пока не вампир и не нечисть какая-нибудь, значит, человек. Только вот внутри у нее все равно похолодело: откуда этот сосредоточенный пронизывающий взгляд, эти складочки на переносице, почему опущены уголки губ? «Может, я старею?»
— Привет! — за столом Бакунина послышалось шевеление.
Она повернулась к нему. Лешка появился на удивление поздно и просто источал жизнерадостность.
«А может, он всегда был таким веселым и энергичным, просто я и сама была такой же, поэтому не замечала. Зато сейчас… А вдруг я умираю?!»
— Впервые за три месяца провел ночь в пьянстве и разврате! — радостно сообщил Лешка. — Как же я много упускаю!
Он хлопнул по монитору компьютера и заявил:
— Все, теперь буду работать только в свободное от отдыха время!
— Лешка. Я похожа на старую стерву?
— Что? — не понял он.
— Я похожа на старую стерву?
Бакунин смерил ее изучающим взглядом:
— На стерву-то ты всегда была похожа…
— Сволочь, — она улыбнулась.
— Нет, на старую пока не тянешь, — он ответил ей тем же, — особенно когда на этих прелестных губках блуждает столь чарующая улыбка.
— Ты мерзкий развратник.
— И горжусь этим. Возьми трубку!
Алена нехотя повиновалась. Лешка вновь вдохнул в нее надежду. «Никогда больше не свяжусь с политикой!» — пообещала она себе, прежде чем ответить на звонок:
— Слушаю.
— Могу я поговорить с Аленой Соколовой? — голос в трубке звучал хрипло.
— Я Соколова. С кем имею честь?
— Мое имя вам ни о чем не скажет.
— А кроме вашего загадочного имени, вам есть чем со мной поделиться?
— Перестаньте, мне не до шуток.
— Да какие уж тут шутки, — усмехнувшись, Алена покосилась на Бакунина, который делал ей энергичные знаки, мол, бросай все, пошли пить кофе.
— Вы хотите знать, кто убил Андрея Титова? — Хрип перешел в шепот.
— Неужели вы? — Она махнула рукой Бакунину:
«Проваливай, не мешай вести светскую беседу».
— Если будете шутить, я положу трубку.
— Послушайте, — она сочла своим долгом возмутиться, — во-первых, я уверена, что это вы пытаетесь меня разыграть. Правда, я пока не понимаю, почему вы решили, что мне интересно, кто убил Андрея Титова…
— Почему? — хохотнули в трубке. — Да вся Москва об этом знает!
— Что? — Она судорожно оглядела редакцию, дабы проверить, кто из коллег решил над ней посмеяться столь глупым способом. Но из всех присутствующих по телефону говорила только помощница Борисыча — Варя, а голос в трубке принадлежал явно мужчине. Причем мужчине простуженному. Варя в этот образ никак не вписывалась.
— Вы сегодняшние «7 Дней» читали?
— «7 Дней»?
— Да, там как это… ну, вроде рекламы вашего будущего интервью.
— Анонс, что ли?
— Наверное… Так вы хотите знать правду?
— А вы ее сами-то знаете?
— Бросьте шутить, сказал! — разозлились на другом конце провода. — Если б не знал, стал бы я звонить! И еще, я назову свою цену. Без торга…
— Подождите… — Она мотнула головой, надеясь, что эта не правдоподобная ситуация как-то сама собой развеется. — Вы что, хотите продать мне информацию?
— Можете называть это и так.
Она выдержала паузу. Причем просто выдержала, как в театре, ни о чем не думая — для создания особенного пафосного настроения в разговоре. Потом хмыкнула и объявила:
— Я вам не верю.
В трубке тоже немного помолчали. Но по другой причине: видимо, в голове звонившего судорожно работали не слишком расторопные мозги.
— Машина была неисправна, — хрипоты прибавилось.
— Это любой может заявить.
— Я слесарь, который позаботился об этом.
— Кто вас попросил это сделать? — Алена все еще сомневалась, но холодок, пробежавший где-то между ребрами, заставил ее вздрогнуть и посерьезнеть.
— Вот это уже стоит денег, — в ухе захлюпал чужой смешок.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Что так?
— В каком смысле?
— Что так много?
— А потому что люди, в этом замешанные, тоже не мелкие.
Тут ее заколотила мелкая дрожь. Не то чтобы она испугалась, вовсе нет.
Просто ей никогда не приходилось торговаться с убийцей по телефону. Ну не было у нее раньше опыта покупки информации. «Вот влипла в политику!» — в который раз про себя сокрушилась Алена.
— У меня сейчас нет таких денег.
— Хотите, чтобы я рассказал другим?
— Погодите. Давайте созвонимся минут через сорок… нет, лучше через час.
— К своему следователю побежите? — голос нервно задребезжал.
— Вы думаете — это в моих интересах?
— Вы всегда сдаете преступников в милицию.
— Только тех, которые пытаются меня убить.
— Мне ваша жизнь на фиг не нужна.
— Тогда вам не о чем беспокоиться.
Он положил трубку. Алена ошарашенно оглядела редакцию. Все сотрудники, как и пять минут назад, спокойно занимались своими делами. Для них мир остался прежним. Ну что на это скажешь? Она натолкнулась на нетерпеливый взгляд Бакунина, который теперь стоял возле Вариного стола и махал ей рукой, чтобы она наконец составила ему компанию по распитию кофе.
— Лешка! — крикнула она ему. — У меня крыша поехала или мы все неожиданно переместились в Лос-Анджелес?
Он расплылся в добродушной улыбке и развел руками:
— А с чего такие дикие предположения?!
— Мне только что попытались впарить непроверенные факты за большие деньги. По-моему, информацию продают в основном на Калифорнийском побережье.
— Ну что ты, дорогуша. Информацию сейчас продают везде.
— И все равно мне кажется, что мир перевернулся и я уже не в Москве. — Алене не хотелось шутить.
— Ты хоть одну звезду Голливуда наблюдаешь поблизости? — резонно вопросил Бакунин и, оглядев проходящего мимо Борисыча, отрицательно мотнул головой (за спиной у него, разумеется, зачем начальника расстраивать). — Нет, Алена! У тебя определенно поехала крыша.
— Да? — Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»
Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».
— Ленка! Какого черта?!
— Аленка, ну извини! — заныла та в трубке.
— Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!
— Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.
— Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.
— На хрена мне твое детство сдалось.
— Ты же мне все карты спутала, идиотка.
— А ты заметку-то хоть читала?
— Нет пока, но реакцию на нее уже получила. — Да? Какую? . — Мне теперь маньяки звонят.
— Круто!
— Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.
— Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.
— Хитро придумано. — Алена даже охнула. — Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?
— Ну…
— И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:
— Алло!
— Ты что-нибудь съела?
— Ой, Ален, ты, что ли? — Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.
— Я.
— Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…
— Образно. Хочешь, долью еще?
— А что случилось?
— Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…
— Та-ак, — погрустнела Катька, — беда не приходит одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Лоббирование интересов компаний — это самая разветвленная часть ваших взаимных обвинений. Исключить ее нельзя, равно как нельзя расписать по пунктам.
Попробуем изъять наиболее скандальные отрасли и взять то, что более-менее усреднено.
К этому моменту она уже так накачала Панкратова своим обаянием, что тот просто расцвел. Мизянский же сник, судорожно сопоставляя наказ Налимова не перечить Алене Соколовой с тем, что разворачивалось перед его ошарашенными глазами.
— Значит, мы исключим бензин, цветные металлы и табак.
— И недвижимость, — добавил Панкратов. Алена с трудом сохранила на лице спокойствие:
— Если исключить еще и недвижимость, то спорить будет не о чем. Пожмете друг другу руки в эфире и разойдетесь добрыми друзьями.
— А разве это плохо?
Тут Алена поняла, что Панкратов со своими улыбочками — просто какой-то урод.
— Плохо! — заверила она его. — Потому что никто из зрителей не поймет, зачем вы пришли в студию «Политического ринга» и что это за ринг такой, где противники милуются от начала поединка до самого финала. И поверьте мне, после третьей минуты передачи большинство ваших потенциальных избирателей выключат телевизор. Давайте начистоту — что вы хотите получить от передачи? Я полагаю, что голоса, так? Значит, имеет смысл убеждать людей, а убедить никого не удастся, если программу никто не посмотрит. Постная политическая передача, где лидеры в спокойной обстановке произносят скучные монологи, сейчас никого не заинтересует. Нужна борьба, скандал, столкновение, стычка — называйте это как хотите. И если не будет остроты, то не будет и рейтинга. А нет рейтинга — нет и голосов.
Панкратов с Мизянским с минуту молчаливо обдумывали ее речь. Алена молила всех известных ей святых, чтобы последний не выдал своей радости от сознания, что она все-таки на его стороне. Мизянский понял, конечно, понял, что она имела в виду, отстаивая право «Демократической свободы» обвинять «Народную силу» в том, что та лоббирует интересы компаний, занимающихся недвижимостью. Ведь именно к таковым относится фирма «Дом». Панкратов вряд ли вообще знал о ней — это было слишком мелким делом, поэтому никто его не предупредил, что тут скрыт криминал. Спустя пять минут напряженных молчаливых раздумий оба пресс-секретаря согласились с доводами Алены, причем оба при этом имели весьма довольный вид.
«А вот теперь ты влипла! — заключила про себя Алена. — Вот теперь именно ты подставила Горина. Тут уж не отвертеться и не сослаться на злой рок при разборках. И что из этого выйдет, неизвестно. Как неясен финал для самого Горина, так пока и непонятно, что с тобой сделают после эфира!»
* * *
«Какой же странный тип этот Терещенко!» — Алена задумчиво уставилась в гудящее пространство родной редакции журнала «Оберег». После всех треволнений в «Останкино» этот милый сердцу муравейник показался ей таким спокойным. Она тут же расслабилась и привычно принялась размышлять о любимом следователе.
Собственно говоря, и раздумывать-то было не о чем — Вадим, разумеется, не подлец, и на то, в чем она его сегодня обвинила, он не способен. А она наорала на него совершенно сознательно, чтобы отвязался. Вот и все. Теперь он будет чувствовать себя виноватым, маяться (что, собственно, тоже в ее интересах, значит, будет о ней думать), потом придет просить прощения. Но для этого решительного шага он должен созреть, а пока он зреет, она успеет не только подготовить, но и снять передачу. «Это не Вадим странный, а я .странная, — неожиданно решила для себя Алена. — Это я изменилась. Я стала какой-то холодной и расчетливой. Я играю с людьми, как с шахматными фигурами, используя их эмоции и желания. А сама — словно железная. Господи, неужели и на меня так повлияло участие в политических баталиях? Нужно с этим завязывать, а то ведь превращусь в настоящую стерву! Или уже поздно?..»
Эта мысль повергла Алену в смятение. Она моргнула, потерла глаза, поправила волосы, достала зеркальце из сумки, внимательно вгляделась в свое отражение — вроде бы все в порядке: ни пламени из ноздрей, ни пробивающихся на макушке рогов, зрачки нормальные, не вертикальные, словно у кошек и ведьм. Да и вообще, отражение есть, значит, она пока не вампир и не нечисть какая-нибудь, значит, человек. Только вот внутри у нее все равно похолодело: откуда этот сосредоточенный пронизывающий взгляд, эти складочки на переносице, почему опущены уголки губ? «Может, я старею?»
— Привет! — за столом Бакунина послышалось шевеление.
Она повернулась к нему. Лешка появился на удивление поздно и просто источал жизнерадостность.
«А может, он всегда был таким веселым и энергичным, просто я и сама была такой же, поэтому не замечала. Зато сейчас… А вдруг я умираю?!»
— Впервые за три месяца провел ночь в пьянстве и разврате! — радостно сообщил Лешка. — Как же я много упускаю!
Он хлопнул по монитору компьютера и заявил:
— Все, теперь буду работать только в свободное от отдыха время!
— Лешка. Я похожа на старую стерву?
— Что? — не понял он.
— Я похожа на старую стерву?
Бакунин смерил ее изучающим взглядом:
— На стерву-то ты всегда была похожа…
— Сволочь, — она улыбнулась.
— Нет, на старую пока не тянешь, — он ответил ей тем же, — особенно когда на этих прелестных губках блуждает столь чарующая улыбка.
— Ты мерзкий развратник.
— И горжусь этим. Возьми трубку!
Алена нехотя повиновалась. Лешка вновь вдохнул в нее надежду. «Никогда больше не свяжусь с политикой!» — пообещала она себе, прежде чем ответить на звонок:
— Слушаю.
— Могу я поговорить с Аленой Соколовой? — голос в трубке звучал хрипло.
— Я Соколова. С кем имею честь?
— Мое имя вам ни о чем не скажет.
— А кроме вашего загадочного имени, вам есть чем со мной поделиться?
— Перестаньте, мне не до шуток.
— Да какие уж тут шутки, — усмехнувшись, Алена покосилась на Бакунина, который делал ей энергичные знаки, мол, бросай все, пошли пить кофе.
— Вы хотите знать, кто убил Андрея Титова? — Хрип перешел в шепот.
— Неужели вы? — Она махнула рукой Бакунину:
«Проваливай, не мешай вести светскую беседу».
— Если будете шутить, я положу трубку.
— Послушайте, — она сочла своим долгом возмутиться, — во-первых, я уверена, что это вы пытаетесь меня разыграть. Правда, я пока не понимаю, почему вы решили, что мне интересно, кто убил Андрея Титова…
— Почему? — хохотнули в трубке. — Да вся Москва об этом знает!
— Что? — Она судорожно оглядела редакцию, дабы проверить, кто из коллег решил над ней посмеяться столь глупым способом. Но из всех присутствующих по телефону говорила только помощница Борисыча — Варя, а голос в трубке принадлежал явно мужчине. Причем мужчине простуженному. Варя в этот образ никак не вписывалась.
— Вы сегодняшние «7 Дней» читали?
— «7 Дней»?
— Да, там как это… ну, вроде рекламы вашего будущего интервью.
— Анонс, что ли?
— Наверное… Так вы хотите знать правду?
— А вы ее сами-то знаете?
— Бросьте шутить, сказал! — разозлились на другом конце провода. — Если б не знал, стал бы я звонить! И еще, я назову свою цену. Без торга…
— Подождите… — Она мотнула головой, надеясь, что эта не правдоподобная ситуация как-то сама собой развеется. — Вы что, хотите продать мне информацию?
— Можете называть это и так.
Она выдержала паузу. Причем просто выдержала, как в театре, ни о чем не думая — для создания особенного пафосного настроения в разговоре. Потом хмыкнула и объявила:
— Я вам не верю.
В трубке тоже немного помолчали. Но по другой причине: видимо, в голове звонившего судорожно работали не слишком расторопные мозги.
— Машина была неисправна, — хрипоты прибавилось.
— Это любой может заявить.
— Я слесарь, который позаботился об этом.
— Кто вас попросил это сделать? — Алена все еще сомневалась, но холодок, пробежавший где-то между ребрами, заставил ее вздрогнуть и посерьезнеть.
— Вот это уже стоит денег, — в ухе захлюпал чужой смешок.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Что так?
— В каком смысле?
— Что так много?
— А потому что люди, в этом замешанные, тоже не мелкие.
Тут ее заколотила мелкая дрожь. Не то чтобы она испугалась, вовсе нет.
Просто ей никогда не приходилось торговаться с убийцей по телефону. Ну не было у нее раньше опыта покупки информации. «Вот влипла в политику!» — в который раз про себя сокрушилась Алена.
— У меня сейчас нет таких денег.
— Хотите, чтобы я рассказал другим?
— Погодите. Давайте созвонимся минут через сорок… нет, лучше через час.
— К своему следователю побежите? — голос нервно задребезжал.
— Вы думаете — это в моих интересах?
— Вы всегда сдаете преступников в милицию.
— Только тех, которые пытаются меня убить.
— Мне ваша жизнь на фиг не нужна.
— Тогда вам не о чем беспокоиться.
Он положил трубку. Алена ошарашенно оглядела редакцию. Все сотрудники, как и пять минут назад, спокойно занимались своими делами. Для них мир остался прежним. Ну что на это скажешь? Она натолкнулась на нетерпеливый взгляд Бакунина, который теперь стоял возле Вариного стола и махал ей рукой, чтобы она наконец составила ему компанию по распитию кофе.
— Лешка! — крикнула она ему. — У меня крыша поехала или мы все неожиданно переместились в Лос-Анджелес?
Он расплылся в добродушной улыбке и развел руками:
— А с чего такие дикие предположения?!
— Мне только что попытались впарить непроверенные факты за большие деньги. По-моему, информацию продают в основном на Калифорнийском побережье.
— Ну что ты, дорогуша. Информацию сейчас продают везде.
— И все равно мне кажется, что мир перевернулся и я уже не в Москве. — Алене не хотелось шутить.
— Ты хоть одну звезду Голливуда наблюдаешь поблизости? — резонно вопросил Бакунин и, оглядев проходящего мимо Борисыча, отрицательно мотнул головой (за спиной у него, разумеется, зачем начальника расстраивать). — Нет, Алена! У тебя определенно поехала крыша.
— Да? — Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»
Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».
— Ленка! Какого черта?!
— Аленка, ну извини! — заныла та в трубке.
— Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!
— Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.
— Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.
— На хрена мне твое детство сдалось.
— Ты же мне все карты спутала, идиотка.
— А ты заметку-то хоть читала?
— Нет пока, но реакцию на нее уже получила. — Да? Какую? . — Мне теперь маньяки звонят.
— Круто!
— Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.
— Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.
— Хитро придумано. — Алена даже охнула. — Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?
— Ну…
— И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:
— Алло!
— Ты что-нибудь съела?
— Ой, Ален, ты, что ли? — Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.
— Я.
— Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…
— Образно. Хочешь, долью еще?
— А что случилось?
— Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…
— Та-ак, — погрустнела Катька, — беда не приходит одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51