Все они обещали прийти к концу дня.
Сестра Кабура, жившая в Кретейе, собиралась привезти с собой детей, ей не с кем было оставить их после школы. Она даже не знала, что брат ее ездил в Марсель.
— А где Малле?
— У другого телефона, на связи с Марселем. Они позвонили полчаса назад, сообщили кое-что любопытное, показания служанки гостиницы. Той самой гостиницы «Отель де Мессажери». Малле хочет поговорить со служанкой, ему это кажется важным.
— Что «это»?
— Лучше я передам ему трубку, я не очень в курсе.
— Ладно, я все равно сейчас буду. Ты отыскал родственников актрисы?
— У меня есть адреса, которые нашли у нее. Продюсеры, актеры. Те, с кем я смог связаться, плохо ее знают. Они не говорят этого, но, видимо, считают ее занудой.
Было четверть четвертого, когда он приехал в префектуру, позабыв взять счет у шофера такси.
Как раз в это время допрашивали мадам Риволани, он взглянул на нее издалека, приоткрыв дверь в комнату инспекторов. На ней было красное пальто, которое она завтра же отдаст перекрасить в черный цвет, она напряженно сидела на стуле, зажав в зубах кончик платка. Алуайо печатал на машинке, не решаясь взглянуть ей в лицо.
Малле сидел за своим столом и, низко наклонив голову, что-то писал. Он поднял на Грацци покрасневшие от усталости глаза.
— В среду вечером, когда Жоржетта Тома и стюард возвратились в гостиницу — было одиннадцать часов, — служанка слышала их разговор на лестнице. Ее зовут Сандра Леи. Я позвонил по телефону и попросил, чтоб она как можно точнее повторила их слова. Вот приблизительно о чем они говорили…
Он взял со стола листок бумаги. Жоржетта Тома якобы сказала: «Да нет, у меня все в порядке. Не обращай внимания. И потом, я не совсем уверена». Они поднимались в ее номер и, проходя мимо Сандры Леи, замолчали. Служанка говорит, что эта сцена показалась ей странной, потому что Жоржетта Тома не только не поздоровалась с ней, но как бы даже не заметила ее. Она утверждает, что обычно красотка говорила ей что-нибудь приятное.
— Что же она подумала?
— Она хорошо запомнила: «Я не совсем уверена». Она убеждена, что это точные слова. Она решила, что красотка беременна и это ее мало радует.
— Ерунда. Судебно-медицинская экспертиза обнаружила бы…
— Но сама красотка могла заподозрить такое. Кто знает? Во всяком случае, в Марселе тотчас же послали к стюарду. Через несколько минут они должны сюда позвонить.
Таркен тоже решил, что все это глупости, но Жоржетта вполне могла ошибиться и подумать, что забеременела.
Таркен сидел за своим столом в пиджаке, в шляпе, и перед ним лежала целая гора папок из отделов криминалистики и информации, где имелись сведения обо всех случаях кражи и исчезновения револьверов. Он перехватил взгляд Грацци и сказал: нечего ломать себе голову, я человек разумный, я затребовал это еще утром и сейчас как раз просматриваю. Он добавил, что и сам потрясен тем, сколько оружия исчезает и переходит из рук в руки.
— Тащат оружие даже у нас, просто невероятно. В феврале забрали одного жулика, он стащил «пушку» у регулировщика из комиссариата Сен-Сюльпис, когда тот возвращался домой. К счастью, револьвер не был заряжен, а то бы он всадил ему в башку его же собственную пулю, а так ограничился ударом свинцовой трубки.
Он похлопал ладонью по лежавшим перед ним папкам и сказал, что эти штуковины многому могут научить, просто с ума сойти, ну, а ты откуда пришел?
Грацци опустился в кресло напротив него, расстегнул пальто и рассказал о встрече с Эриком Гранденом.
— Эти ребята тоже многому могут научить, — заметил Таркен. — Надо бы тебе как-нибудь в субботу пообедать с моим оболтусом. Уж скоро двадцать два, а ума не больше, чем в тот день, когда я впервые сказал ему «гули-гули» в родильном доме Сент-Антуана. Желаю тебе от души, чтобы твой сын тебя радовал.
— Мы тоже были такими, — отозвался Грацци.
— Ты шутишь? Ты мог позволить себе курить одну за другой такие дорогие сигареты? Тебе тоже не давали покоя живопись или ферма в Австралии? Ты бы мог после ужина делить свою подружку с приятелем, который в кабачке играет танго? Мы тоже были такими, но только с той разницей, бедный мой простофиля, что они с другой планеты.
В 15 часов 50 минут Малле снова связался по телефону с Марселем. Пьер Бекки не мог припомнить тот разговор в среду вечером, говорил, что Жоржетта Тома, как и все, попадала в разные передряги, и он не обратил на это внимания.
Впрочем, помнил он или нет, уже не имело значения, так как у инспектора-корсиканца, звонившего сейчас из Марселя, того самого, который передал первое сообщение, появились новые сведения и он изложил их со своим корсиканским акцентом без излишнего энтузиазма, так как еще не знал, скажут ли ему за это спасибо или обзовут болваном.
У Малле, он сам не знал почему, то ли от усталости — ведь он три ночи не спал, — то ли от сознания, что ему сообщили нечто очень важное, закружилась голова. Он проговорил: «спасибо, старина», уцепившись отяжелевшей рукой за край стола, потом посидел с минуту, уставившись в пустоту, сжав пальцами переносицу. Семьсот тысяч старых франков! Цена дешевого автомобиля. Разве можно убить человека ради семисот тысяч франков?
Он встал, направился к двери, обернулся к Алуайо, который оставался в комнате один и сидел, прижав трубку к уху, и сказал:
— Жорж, Жорж, говорю тебе, не стоит тратить нервы, оставь это, думаю, мы напали на след.
Он вошел в кабинет к шефу, где сидели Грацци и Таркен, и проговорил: простите меня, может, я и скажу сейчас глупость, но красотка, актриса и шофер не стоят каждый и двухсот пятидесяти тысяч старых франков. На прошлой неделе в одном марсельском кафе был продан лотерейный билет. Он выиграл семьсот тысяч старыми. Понятно, выигрыш не самый крупный, но что вы на это скажете?
На губах у шефа сразу заиграла улыбка, отвратительно самодовольная улыбка. Грацци же, соображавший куда медленней, еще секунды две сидел, повернувшись к двери, глядя на Малле, ничего не понимая. Потом он вскочил и протянул руку к телефону.
Таркен уже успел схватить трубку и попросил соединить его с кем-нибудь из компании Национальной лотереи, и побыстрее, а также заказал два разговора с Марселем, с префектурой и с кафе на улице, как ее там (Феликса Пиа, подсказал Грацци), на улице Феликса Пиа. Не знаю я, как это пишется, и номера телефона тоже не знаю, не лезьте ко мне со своими глупыми вопросами.
Номер билета был 51708 (разряд 2). Он был в продаже в кафе на улице Феликса Пиа в последний четверг сентября вместе с двадцатью тремя другими билетами полного номинала.
Хозяин кафе считает, что нечего поднимать столько шума из-за такой мелочи. В 1935 году он продал билет с главным выигрышем, в пять миллионов тогдашних франков. Можете себе представить… А сейчас билетов, выигрывающих до миллиона старыми, он продает в год больше полусотни. Популярности ему они не принесли. «Билет-убийца — конечно, такой заголовок мог бы произвести впечатление, но господа из Парижа не дети, они сами должны понимать, что он предпочел бы обойтись без подобной рекламы.
Кто купил билет, он не знает. Как, впрочем, не знает и кто именно его продал. В кафе их трое: сам хозяин, хозяйка и официант, Роже Трамони, славный парень, страдающий астмой.
К шести часам вечера в среду, когда служащий из Национальной лотереи пришел за непроданными билетами, шестнадцать билетов разошлись, в том числе и счастливый.
Жоржетта Тома заходила в кафе во вторник вечером, чтобы встретиться с Пьером Бекки. Он играл в карты с другими посетителями.
Ожидая, пока они закончат свою партию, она выпила аперитив, перекинулась несколькими словами с хозяйкой.
Может быть, как раз тогда она и купила лотерейный билет, но ни сам Ламбро, ни его супруга продать ей его не могли, так как она вскоре отправилась готовить ужин, а он не отходил от стойки в течение всего вечера.
Следовало бы выслушать показания официанта Роже, но бедняга как раз сейчас отдыхает в Приморских Альпах, может быть, он что-нибудь и припомнит. Они постараются найти его и допросить, но на это понадобится время. Во всяком случае, господам из Парижа следовало бы понять: ради семисот тысяч франков никто не станет убивать человека. Согласен, они не нуждаются в моих советах. И все-таки.
— Убивают и ради гораздо меньших сумм, — сказал Таркен. — Точно, это она купила билет, тут все сходится. Во вторник вечером, ожидая, пока ее стюард закончит партию в белот, она пропускает стаканчик за стойкой, затем перекидывается несколькими словами с хозяйкой, а потом подходит к стойке, где лежат сигареты и где официант продает кому-то почтовые марки, просит дать ей пачку сигарет или там еще чего-то и добавляет: покажите-ка мне, какие у вас лотерейные билеты, может быть, у вас случайно есть «мой» номер.
Таркен вытащил из верхнего кармана пиджака сигарету, поискал спички, сказал: огня, пожалуйста, и добавил, что он, Грацци, может ему поверить, он так ясно видит эту сцену, как если бы сам присутствовал при этом, настоящее широкоэкранное кино.
— В среду вечером, дружок, она отправляется со своим прохвостом перекусить в пиццерию на улице, никак не запомню названия…
— Феликса Пиа, — подсказал Грацци.
— Да, именно так. Я все это вижу так ясно, как если бы сам там был. Неяркий свет, оркестр играет медленный вальс, в общем, все как полагается.
— В пиццерии Сен-Морон нет оркестра. Я это знаю, сам там был.
Таркен поднялся, наставил указательный палец на галстук Грацци, обошел стол и проговорил:
— Эх ты, недотепа, вот ты и попался, а я соображаю, работаю головой, тут недостаточно просто куда-то ездить. Может быть, там и нет оркестра, но будь уверен, играло радио или был включен телевизор.
— Не понимаю.
— Да ты никогда ничего не понимаешь. Тебе случалось в среду вечером слушать радио? Как ты думаешь, какое сообщение добрая половина людей ожидает по средам? Результатов последнего тиража Национальной лотереи, недотепа.
Грацци ответил: пожалуй, так, но не следует из этого раздувать целую историю, какой тут вывод?
— Она, конечно, не подпрыгнула от радости, — продолжал Таркен, — она сохраняла невозмутимость, даже не пикнула, только вид стал мечтательный. Так что ее дружок почти и не обратил внимания, только спросил: «Что это с тобой? Ты устала?». А она ответила: «Да нет, малыш, пустяки. И потом, я не совсем уверена». Потому что она и впрямь не была уверена. Она, видимо, дождалась, когда окажется в номере. И пока этот тип спокойно укладывался в постель, взглянула на свой билет. Говорю тебе, я все это вижу так, как если бы сам там был.
Он притушил окурок, взглянул на часы, взял трубку — как раз зазвонил телефон — и успел бросить Грацци:
— Она личность, твоя красотка.
Он постучал себя по груди, сказал: «алло». Грацци грыз ноготь большого пальца, думая о белье, которое было помечено буквой «Ж», о молодой черноволосой женщине, которая в четверг, выходя из гостиницы, купила газету, желая убедиться, что выиграла достаточно денег и может купить себе новый «дофин» со своими инициалами на дверцах, о тридцатилетней женщине с серьезной и внимательной улыбкой, сумевшей скрыть от посторонних глаз и удивление, и радость, и то, что ей никак не удается уснуть, но не сумевшей сохранить свои семьсот тысяч франков.
16 часов 20 минут.
Лотерейный билет номер 51708 был предъявлен к оплате неизвестным лицом 5 октября около 11:30 в отделении Национальной лотереи на улице Круа-де-Пти-Шан в Париже.
Кассиры запомнили человека, который явно нервничал, пряча свои семь тысяч новых франков в новеньких купюрах в старый кожаный бумажник. Они наверняка смогли бы его опознать. Память на лица — обязательное требование к людям их профессии.
Приметы: 35—40 лет, лицо длинное, нос длинный, шатен, волосы зачесаны наверх, чтобы казаться выше, рост приблизительно метр семьдесят, худой, цвет лица бледный, серое пальто, без головного убора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Сестра Кабура, жившая в Кретейе, собиралась привезти с собой детей, ей не с кем было оставить их после школы. Она даже не знала, что брат ее ездил в Марсель.
— А где Малле?
— У другого телефона, на связи с Марселем. Они позвонили полчаса назад, сообщили кое-что любопытное, показания служанки гостиницы. Той самой гостиницы «Отель де Мессажери». Малле хочет поговорить со служанкой, ему это кажется важным.
— Что «это»?
— Лучше я передам ему трубку, я не очень в курсе.
— Ладно, я все равно сейчас буду. Ты отыскал родственников актрисы?
— У меня есть адреса, которые нашли у нее. Продюсеры, актеры. Те, с кем я смог связаться, плохо ее знают. Они не говорят этого, но, видимо, считают ее занудой.
Было четверть четвертого, когда он приехал в префектуру, позабыв взять счет у шофера такси.
Как раз в это время допрашивали мадам Риволани, он взглянул на нее издалека, приоткрыв дверь в комнату инспекторов. На ней было красное пальто, которое она завтра же отдаст перекрасить в черный цвет, она напряженно сидела на стуле, зажав в зубах кончик платка. Алуайо печатал на машинке, не решаясь взглянуть ей в лицо.
Малле сидел за своим столом и, низко наклонив голову, что-то писал. Он поднял на Грацци покрасневшие от усталости глаза.
— В среду вечером, когда Жоржетта Тома и стюард возвратились в гостиницу — было одиннадцать часов, — служанка слышала их разговор на лестнице. Ее зовут Сандра Леи. Я позвонил по телефону и попросил, чтоб она как можно точнее повторила их слова. Вот приблизительно о чем они говорили…
Он взял со стола листок бумаги. Жоржетта Тома якобы сказала: «Да нет, у меня все в порядке. Не обращай внимания. И потом, я не совсем уверена». Они поднимались в ее номер и, проходя мимо Сандры Леи, замолчали. Служанка говорит, что эта сцена показалась ей странной, потому что Жоржетта Тома не только не поздоровалась с ней, но как бы даже не заметила ее. Она утверждает, что обычно красотка говорила ей что-нибудь приятное.
— Что же она подумала?
— Она хорошо запомнила: «Я не совсем уверена». Она убеждена, что это точные слова. Она решила, что красотка беременна и это ее мало радует.
— Ерунда. Судебно-медицинская экспертиза обнаружила бы…
— Но сама красотка могла заподозрить такое. Кто знает? Во всяком случае, в Марселе тотчас же послали к стюарду. Через несколько минут они должны сюда позвонить.
Таркен тоже решил, что все это глупости, но Жоржетта вполне могла ошибиться и подумать, что забеременела.
Таркен сидел за своим столом в пиджаке, в шляпе, и перед ним лежала целая гора папок из отделов криминалистики и информации, где имелись сведения обо всех случаях кражи и исчезновения револьверов. Он перехватил взгляд Грацци и сказал: нечего ломать себе голову, я человек разумный, я затребовал это еще утром и сейчас как раз просматриваю. Он добавил, что и сам потрясен тем, сколько оружия исчезает и переходит из рук в руки.
— Тащат оружие даже у нас, просто невероятно. В феврале забрали одного жулика, он стащил «пушку» у регулировщика из комиссариата Сен-Сюльпис, когда тот возвращался домой. К счастью, револьвер не был заряжен, а то бы он всадил ему в башку его же собственную пулю, а так ограничился ударом свинцовой трубки.
Он похлопал ладонью по лежавшим перед ним папкам и сказал, что эти штуковины многому могут научить, просто с ума сойти, ну, а ты откуда пришел?
Грацци опустился в кресло напротив него, расстегнул пальто и рассказал о встрече с Эриком Гранденом.
— Эти ребята тоже многому могут научить, — заметил Таркен. — Надо бы тебе как-нибудь в субботу пообедать с моим оболтусом. Уж скоро двадцать два, а ума не больше, чем в тот день, когда я впервые сказал ему «гули-гули» в родильном доме Сент-Антуана. Желаю тебе от души, чтобы твой сын тебя радовал.
— Мы тоже были такими, — отозвался Грацци.
— Ты шутишь? Ты мог позволить себе курить одну за другой такие дорогие сигареты? Тебе тоже не давали покоя живопись или ферма в Австралии? Ты бы мог после ужина делить свою подружку с приятелем, который в кабачке играет танго? Мы тоже были такими, но только с той разницей, бедный мой простофиля, что они с другой планеты.
В 15 часов 50 минут Малле снова связался по телефону с Марселем. Пьер Бекки не мог припомнить тот разговор в среду вечером, говорил, что Жоржетта Тома, как и все, попадала в разные передряги, и он не обратил на это внимания.
Впрочем, помнил он или нет, уже не имело значения, так как у инспектора-корсиканца, звонившего сейчас из Марселя, того самого, который передал первое сообщение, появились новые сведения и он изложил их со своим корсиканским акцентом без излишнего энтузиазма, так как еще не знал, скажут ли ему за это спасибо или обзовут болваном.
У Малле, он сам не знал почему, то ли от усталости — ведь он три ночи не спал, — то ли от сознания, что ему сообщили нечто очень важное, закружилась голова. Он проговорил: «спасибо, старина», уцепившись отяжелевшей рукой за край стола, потом посидел с минуту, уставившись в пустоту, сжав пальцами переносицу. Семьсот тысяч старых франков! Цена дешевого автомобиля. Разве можно убить человека ради семисот тысяч франков?
Он встал, направился к двери, обернулся к Алуайо, который оставался в комнате один и сидел, прижав трубку к уху, и сказал:
— Жорж, Жорж, говорю тебе, не стоит тратить нервы, оставь это, думаю, мы напали на след.
Он вошел в кабинет к шефу, где сидели Грацци и Таркен, и проговорил: простите меня, может, я и скажу сейчас глупость, но красотка, актриса и шофер не стоят каждый и двухсот пятидесяти тысяч старых франков. На прошлой неделе в одном марсельском кафе был продан лотерейный билет. Он выиграл семьсот тысяч старыми. Понятно, выигрыш не самый крупный, но что вы на это скажете?
На губах у шефа сразу заиграла улыбка, отвратительно самодовольная улыбка. Грацци же, соображавший куда медленней, еще секунды две сидел, повернувшись к двери, глядя на Малле, ничего не понимая. Потом он вскочил и протянул руку к телефону.
Таркен уже успел схватить трубку и попросил соединить его с кем-нибудь из компании Национальной лотереи, и побыстрее, а также заказал два разговора с Марселем, с префектурой и с кафе на улице, как ее там (Феликса Пиа, подсказал Грацци), на улице Феликса Пиа. Не знаю я, как это пишется, и номера телефона тоже не знаю, не лезьте ко мне со своими глупыми вопросами.
Номер билета был 51708 (разряд 2). Он был в продаже в кафе на улице Феликса Пиа в последний четверг сентября вместе с двадцатью тремя другими билетами полного номинала.
Хозяин кафе считает, что нечего поднимать столько шума из-за такой мелочи. В 1935 году он продал билет с главным выигрышем, в пять миллионов тогдашних франков. Можете себе представить… А сейчас билетов, выигрывающих до миллиона старыми, он продает в год больше полусотни. Популярности ему они не принесли. «Билет-убийца — конечно, такой заголовок мог бы произвести впечатление, но господа из Парижа не дети, они сами должны понимать, что он предпочел бы обойтись без подобной рекламы.
Кто купил билет, он не знает. Как, впрочем, не знает и кто именно его продал. В кафе их трое: сам хозяин, хозяйка и официант, Роже Трамони, славный парень, страдающий астмой.
К шести часам вечера в среду, когда служащий из Национальной лотереи пришел за непроданными билетами, шестнадцать билетов разошлись, в том числе и счастливый.
Жоржетта Тома заходила в кафе во вторник вечером, чтобы встретиться с Пьером Бекки. Он играл в карты с другими посетителями.
Ожидая, пока они закончат свою партию, она выпила аперитив, перекинулась несколькими словами с хозяйкой.
Может быть, как раз тогда она и купила лотерейный билет, но ни сам Ламбро, ни его супруга продать ей его не могли, так как она вскоре отправилась готовить ужин, а он не отходил от стойки в течение всего вечера.
Следовало бы выслушать показания официанта Роже, но бедняга как раз сейчас отдыхает в Приморских Альпах, может быть, он что-нибудь и припомнит. Они постараются найти его и допросить, но на это понадобится время. Во всяком случае, господам из Парижа следовало бы понять: ради семисот тысяч франков никто не станет убивать человека. Согласен, они не нуждаются в моих советах. И все-таки.
— Убивают и ради гораздо меньших сумм, — сказал Таркен. — Точно, это она купила билет, тут все сходится. Во вторник вечером, ожидая, пока ее стюард закончит партию в белот, она пропускает стаканчик за стойкой, затем перекидывается несколькими словами с хозяйкой, а потом подходит к стойке, где лежат сигареты и где официант продает кому-то почтовые марки, просит дать ей пачку сигарет или там еще чего-то и добавляет: покажите-ка мне, какие у вас лотерейные билеты, может быть, у вас случайно есть «мой» номер.
Таркен вытащил из верхнего кармана пиджака сигарету, поискал спички, сказал: огня, пожалуйста, и добавил, что он, Грацци, может ему поверить, он так ясно видит эту сцену, как если бы сам присутствовал при этом, настоящее широкоэкранное кино.
— В среду вечером, дружок, она отправляется со своим прохвостом перекусить в пиццерию на улице, никак не запомню названия…
— Феликса Пиа, — подсказал Грацци.
— Да, именно так. Я все это вижу так ясно, как если бы сам там был. Неяркий свет, оркестр играет медленный вальс, в общем, все как полагается.
— В пиццерии Сен-Морон нет оркестра. Я это знаю, сам там был.
Таркен поднялся, наставил указательный палец на галстук Грацци, обошел стол и проговорил:
— Эх ты, недотепа, вот ты и попался, а я соображаю, работаю головой, тут недостаточно просто куда-то ездить. Может быть, там и нет оркестра, но будь уверен, играло радио или был включен телевизор.
— Не понимаю.
— Да ты никогда ничего не понимаешь. Тебе случалось в среду вечером слушать радио? Как ты думаешь, какое сообщение добрая половина людей ожидает по средам? Результатов последнего тиража Национальной лотереи, недотепа.
Грацци ответил: пожалуй, так, но не следует из этого раздувать целую историю, какой тут вывод?
— Она, конечно, не подпрыгнула от радости, — продолжал Таркен, — она сохраняла невозмутимость, даже не пикнула, только вид стал мечтательный. Так что ее дружок почти и не обратил внимания, только спросил: «Что это с тобой? Ты устала?». А она ответила: «Да нет, малыш, пустяки. И потом, я не совсем уверена». Потому что она и впрямь не была уверена. Она, видимо, дождалась, когда окажется в номере. И пока этот тип спокойно укладывался в постель, взглянула на свой билет. Говорю тебе, я все это вижу так, как если бы сам там был.
Он притушил окурок, взглянул на часы, взял трубку — как раз зазвонил телефон — и успел бросить Грацци:
— Она личность, твоя красотка.
Он постучал себя по груди, сказал: «алло». Грацци грыз ноготь большого пальца, думая о белье, которое было помечено буквой «Ж», о молодой черноволосой женщине, которая в четверг, выходя из гостиницы, купила газету, желая убедиться, что выиграла достаточно денег и может купить себе новый «дофин» со своими инициалами на дверцах, о тридцатилетней женщине с серьезной и внимательной улыбкой, сумевшей скрыть от посторонних глаз и удивление, и радость, и то, что ей никак не удается уснуть, но не сумевшей сохранить свои семьсот тысяч франков.
16 часов 20 минут.
Лотерейный билет номер 51708 был предъявлен к оплате неизвестным лицом 5 октября около 11:30 в отделении Национальной лотереи на улице Круа-де-Пти-Шан в Париже.
Кассиры запомнили человека, который явно нервничал, пряча свои семь тысяч новых франков в новеньких купюрах в старый кожаный бумажник. Они наверняка смогли бы его опознать. Память на лица — обязательное требование к людям их профессии.
Приметы: 35—40 лет, лицо длинное, нос длинный, шатен, волосы зачесаны наверх, чтобы казаться выше, рост приблизительно метр семьдесят, худой, цвет лица бледный, серое пальто, без головного убора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27