Со стоном сел.
«Крепко же тебя отмутузили, — подумал сыщик, разглядывая пришельца. — Живого места не оставили». Он снова прикрыл глаза, но пришелец тронул его за плечо:
— Спичку.
Бомж прикурил и с наслаждением затянулся.
— Издалека?
Владимир не ответил. Не собирался изображать словоохотливого простака. Болтунам не доверяют.
— Гордый.
Некоторое время темнорожий курил молча. Фризе уже стал задремывать, когда снова услышал его голос. Теперь голос звучал панически:
— Господи, спаси! Опять Чубайс! Полная хана!
Фризе еще раздумывал, что за Чубайс примерещился бомжу, когда получил сильный удар по ноге.
Он открыл глаза. Перед ним стоял высокий молодой милиционер. Младший лейтенант. Офицер и вправду походил на известного «писателя» и политика. А еще — на Адольфа Гитлера. Впрочем, и сам политик временами до того смахивал на фюрера, что вызывал в умах граждан странные мысли.
— Долго еще будешь рассиживаться? — спросил Чубайс. И пнул Владимира еще раз.
Фризе не спеша поднялся. Взял с пола сумку.
В это время темнорожий тоже вскочил. Владимир удивился, что на этот раз он не издал ни единого стона. Бочком, бочком, на полусогнутых ногах он попытался незаметно улизнуть за спинами челноков, но был остановлен громким окриком:
— Алексей, сволочь! Я тебя предупреждал?!
— Случайно, лейтенант. Случайно, — подобострастно зачастил тот, кого назвали Алексеем. — В аптечном киоске…
— Брысь отсюда, Памперс! — прошипел мент, не дослушав объяснений. — Еще раз увижу — сядешь надолго.
Бомж испарился.
Младший лейтенант снова обратил свой взор на Фризе, который стоял ссутулившись, стараясь занимать как можно меньше места.
Оглядев его с ног до головы злым взглядом, мент протянул руку:
— Документы.
— Сожгли с одеждой в санпропускнике. В Питере.
— В Питере? Сожгли? Какие неосторожные. Ай-яй! А еще называют себя второй столицей! Ничего, разберемся. — Он снова протянул руку.
— Я же говорю — сожгли документы.
Краем глаза Фризе видел, с каким вниманием следит за всем происходящим супружеская пара челноков. Владельцы необъятных пестроклетчатых сумок даже не пытались скрыть свою тревогу.
— Вещички давай, — сказал милиционер. — Может, у тебя там взрывчатка?
Владимир протянул ему сумку. Младший лейтенант с брезгливой миной взял ее за ручки. Подержал на весу, словно взвешивал. И вернул Фризе.
— Сейчас пройдем проверим. А потом выясним, что ты за гусь. Из второй столицы.
Милиционер говорил с мягким южным акцентом, с характерным нажимом на «х». Фризе мог поклясться, что в Москве он живет год, от силы два. И приехал с Украины или из Курска.
Он думал, что младший лейтенант поведет его в дежурную комнату, но ошибся. Они прошли по перрону и через боковой вход спустились на площадку, где раскинулся небольшой рыночек.
Чубайс уверенно прошагал мимо ларьков к тупичку, где между бетонным забором и автомобилями торговцев громоздились пустые коробки из-под бананов и деревянные ящики. Остановившись среди этого хлама, младший лейтенант приказал:
— Выкладывай пожитки.
Фризе с трудом раскрыл тронутую ржавчиной застежку-«молнию». Сверху лежал старенький, но довольно приличный плащ, тоже позаимствованный у художника. Нелюбин любил красивые дорогие вещи, а они, как говорили в старину, были ноские.
— Так! — усмехнулся Чубайс. — Так! Пыльник приличный. Выворачивай карманы.
Владимир выполнил приказание. Из одного кармана выпали несколько позеленевших монет и купюра в сто рублей. «Вот черт! — мысленно выругался Фризе. — Как это я не догадался проверить!» В пиджаке и брюках он вывернул все карманы, а про плащ забыл.
Младший лейтенант ловко схватил с асфальта бумажку, внимательно изучил и, скомкав, швырнул за ящики:
— Советская. Еще Павлов изъял. А пыльник ворованный. Факт.
— На помойке нашел.
— Во второй столице? — Похоже, что Чубайс имел к Питеру какие-то серьезные претензии. — Давай выкладывай дальше.
Ношеные носки, старая рубашка, застиранное махровое полотенце не заслужили никаких комментариев. А вот плюшевый симпатяга терьер вызвал у мента целый всплеск эмоций:
— Ах ты, падла! У киндеров игрушки крадешь! Или тоже на помойке нашел?
— Этого терьера мне сынок подарил, — как можно жалостливее выдавил из себя Владимир.
— Сыночек? Подарил тебе игрушку? Вот насмешил.
Чубайс взял собаку, взвесил на ладони. Почему-то терьер показался ему подозрительным. Он достал из кармана миниатюрный ножичек. У Фризе дома тоже имелся такой же ножичек — специальное приспособление для обрезки сигар. Где им разжился младший лейтенант, можно было только догадываться. А уж в том, что он не курил сигары, Владимир не сомневался.
— Не зашил ли ты в собачку денежку? Признавайся сразу. Чистосердечное признание облегчает… Знаешь, что облегчает? Ладно, проверим. — Чубайс поудобнее перехватил терьера. Ладонь у него была широкая, сильная. — Что-то в последние дни бомжи разбогатели. «Капуста» у них появилась. Не знаешь откуда?
— Степаныч, ты опять за свое? — послышался за спиной у Фризе звонкий женский голос. Он резко обернулся и увидел молодую худенькую блондинку в светло-сером костюме. Ее загорелое миловидное лицо выглядело строгим, а глаза были веселые. — Опять ты за свое?! Почему в отдел не ведешь? Шмонаешь на виду у граждан.
— Да я… Понимаешь, товарищ майор, сумка у него подозрительная. — Чубайс выглядел совсем растерянным и жалким. Щеки пошли красными пятнами. Из-под фуражки текли струйки пота. Он машинально поднял фуражку, провел по мокрому лбу тыльной стороной ладони. Фризе увидел еще одно подтверждение обидной клички. Младший лейтенант был рыжим. — Я подумал, не припер ли он на вокзал взрывчатку. Не тащить же его сразу в отдел? Решил проверить. Потом привел бы!
— Да-да! Привел бы. — Женщина усмехнулась. — А мне по пути в контору шепнули: «Младший лейтенант бомжа повел потрошить». Господи! Да что с них взять-то?
Она с сочувствием взглянула на Владимира, и вдруг ее красивые брови взметнулись вверх. Фризе заметил это и еще больше ссутулился: «А вдруг мы с этой майоршей когда-то пересекались? В университете? В прокуратуре? Вот будет номер!» Но женщина, пристально взглянув ему в глаза, сказала:
— Да что ты съежился, милый? Не съедим мы тебя. Степаныч, что за собачка у тебя в руках?
— Хочу проверить, не зашито ли в ней чего. Вдруг валюта?
— Отставить разговоры. И песика не потроши. Ты же не кореец какой! Прощупай и верни. — Она обернулась к Фризе: — Откуда у вас такой хороший песик?
— Понимаете… Моя жена уехала. За границу. И сына отсудила. А он мне на прощанье подарил. В окно машины бросил. Незаметно от матери. Когда я на проводы пришел.
— Вот как! Что ж вы себе сынка не оставили?
— Суд решил.
— Пили?
— Пил. Остался без работы. Без квартиры. — Фризе подумал: «Самое время всплакнуть. Особенно на груди у этой милиционерши».
Чубайс положил терьера на коробку рядом с остальным барахлом. Смотрел он на женщину виновато.
— А как же квартиру-то прохлопали? — с интересом спросила майорша. — Продали?
— Жена продала, когда я был в командировке.
— Эх! Зла на таких мужиков не хватает! Как вы стерву от порядочной женщины отличить не можете? Куда она уехала? В Тель-Авив?
— В Америку.
— Без разницы. — Милиционерша строго посмотрела на Чубайса: — Ты иди, Степаныч. Сейчас сразу два международных прибывают. А на перроне никого.
— Этот деятель без документов, — наябедничал младший лейтенант. — Прибыл к нам из второй столицы. Мало нам своих…
— Иди, иди! Разберусь.
Когда рыжий мент ушел, женщина сама сложила вещи в сумку. Терьера несколько секунд подержала в руках. Погладила. Спросила с улыбкой:
— Не кусаешься?
Фризе чуть было не предложил ей собачку в подарок. Но вовремя спохватился — с подарками сына, увезенного в Америку, так легко не расстаются.
Глядя на то, как свободно и просто, без брезгливости, обращалась милиционерша с его старым тряпьем, он подумал — женщина всегда остается женщиной. Даже если она и майор милиции. Без капризов делает о работу. А еще ему показалось, что майорша не очень-то удачлива в личной жизни, Уж слишком гневно высказывалась по адресу стерв, заполучающих в мужья порядочных мужчин.
— Проводите меня до отдела? — спросила — Тут недалеко.
«Вот так-то, братец. До отдела! А ты уже губы развесил. Решил, что отпустит», — подумал Владимир. Он взял сумку, повесил на плечо и поплелся вслед за ней.
— Вас как зовут?
— Володя. Владимир Петрович.
— А меня Анастасия Викторовна. Настя. Вы что, Володя, так сутулитесь? У вас же хорошая фигура.
Фризе промолчал.
— Я слышала, в Питере трудно найти работу. Чем вы там занимались?
— Да так… Перебивался с хлеба на квас.
— А все же?
— Осветителем на «Ленфильме» работал.
— Как интересно! Многих актеров знали?
— Знал. — Фризе подумал, что она начнет сейчас расспрашивать о ленинградских знаменитостях, но милиционерша не стала развивать тему.
— Будете искать в Москве работу?
— Уже ищу.
— Держитесь подальше от вокзалов. У нас бомжи сейчас не в почете. Особенно на нашем вокзале. И на Киевском. Да и вообще в Центральном районе.
— Бомжам нигде почета нет.
— И на Степаныча, на Чубайса, зла не держите. В Москве на днях чепэ произошло. Никто вслух ничего не говорит, но бомжей на каждому шагу хватают. Доллары ищут. — Последнюю фразу Анастасия Викторовна прошептала ему почти на ухо. Потом достала из сумочки визитную карточку. — Здесь есть домашний телефон. Позвоните, если туго придется. Я помогу. У меня соседка по даче ищет одежного человека, чтобы пожил осень и зиму. Постерег. Вы же надежный? Правда?
Фризе не смог удержаться от улыбки:
— Скажешь тоже, Анастасия. Надежные поди по вокзалам не шастают.
— Ну вот и договорились. Только не тяни со звонком. Я соседку предупрежу. И еще. Один знакомый велел передать — сегодня в полночь на бомжей облава. Остальное ты знаешь.
Она помахала ладонью. В глазах женщины Владимир уловил сочувствие. Особое сочувствие. Не к себе лично, а как бы ко всем, кто в таком сочувствии нуждается. И потому не обидном.
«Мужиков я провел, — думал Владимир, медленно идя по Брестской улице. — И Чубайс меня за настоящего бомжа принял. И тот битый, как его? Памперс. А вот женщина сразу раскусила. Подальше, подальше от них надо держаться, от добрых баб».
Но о симпатичной майорше Анастасии он думал с удовольствием. На визитной карточке следователя транспортной милиции майора Калашниковой Анастасии Викторовны значились два служебных телефона. А третий, домашний, был приписан карандашом. Фризе дал себе слово, что, как только вернется к нормальной жизни, обязательно позвонит по нему. Даже если Рамодин будет возражать.
ПАМПЕРС
Фризе все дальше и дальше уходил от Белорусского вокзала. Постепенно его шаги становились все медленнее и медленнее. А рядом с неуклюжим серым утесом Дома кино Фризе и вовсе остановился: «Чего ради я дал деру? Ну поймает меня рыжий жулик в погонах. Посадит в камеру вместе с другими бомжами. Что и входит в мои планы. Неудобно будет предстать перед майоршей? Кому неудобно? Владимиру Фризе? Так его нет. Уехал за границу. А бомжу Володьке плевать на сантименты. У него вместо совести — голодный желудок. Обманывать не краснея — его профессиональное достоинство. Так он же ей такую историю скормил про ребеночка! Соврет и еще. Будет знать, кому можно верить, кому ни за какие коврижки нельзя. Тоже мне следователь! Не зря ей Рамодин доверился!»
Настроив себя на воинственный лад, Владимир почувствовал облегчение. Уверенность вновь вернулась к нему. Он круто развернулся и чуть не сшиб с ног темнорожего бомжа Памперса. Тот стоял у края тротуара и, держа в распухшей ладони бутылку пива «Балтика», принюхивался к открытому горлышку.
— Чтоб тебя, гаденыш! — выругался бомж и, пытаясь удержать равновесие, ухватился за лацканы бархатного пиджака Фризе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
«Крепко же тебя отмутузили, — подумал сыщик, разглядывая пришельца. — Живого места не оставили». Он снова прикрыл глаза, но пришелец тронул его за плечо:
— Спичку.
Бомж прикурил и с наслаждением затянулся.
— Издалека?
Владимир не ответил. Не собирался изображать словоохотливого простака. Болтунам не доверяют.
— Гордый.
Некоторое время темнорожий курил молча. Фризе уже стал задремывать, когда снова услышал его голос. Теперь голос звучал панически:
— Господи, спаси! Опять Чубайс! Полная хана!
Фризе еще раздумывал, что за Чубайс примерещился бомжу, когда получил сильный удар по ноге.
Он открыл глаза. Перед ним стоял высокий молодой милиционер. Младший лейтенант. Офицер и вправду походил на известного «писателя» и политика. А еще — на Адольфа Гитлера. Впрочем, и сам политик временами до того смахивал на фюрера, что вызывал в умах граждан странные мысли.
— Долго еще будешь рассиживаться? — спросил Чубайс. И пнул Владимира еще раз.
Фризе не спеша поднялся. Взял с пола сумку.
В это время темнорожий тоже вскочил. Владимир удивился, что на этот раз он не издал ни единого стона. Бочком, бочком, на полусогнутых ногах он попытался незаметно улизнуть за спинами челноков, но был остановлен громким окриком:
— Алексей, сволочь! Я тебя предупреждал?!
— Случайно, лейтенант. Случайно, — подобострастно зачастил тот, кого назвали Алексеем. — В аптечном киоске…
— Брысь отсюда, Памперс! — прошипел мент, не дослушав объяснений. — Еще раз увижу — сядешь надолго.
Бомж испарился.
Младший лейтенант снова обратил свой взор на Фризе, который стоял ссутулившись, стараясь занимать как можно меньше места.
Оглядев его с ног до головы злым взглядом, мент протянул руку:
— Документы.
— Сожгли с одеждой в санпропускнике. В Питере.
— В Питере? Сожгли? Какие неосторожные. Ай-яй! А еще называют себя второй столицей! Ничего, разберемся. — Он снова протянул руку.
— Я же говорю — сожгли документы.
Краем глаза Фризе видел, с каким вниманием следит за всем происходящим супружеская пара челноков. Владельцы необъятных пестроклетчатых сумок даже не пытались скрыть свою тревогу.
— Вещички давай, — сказал милиционер. — Может, у тебя там взрывчатка?
Владимир протянул ему сумку. Младший лейтенант с брезгливой миной взял ее за ручки. Подержал на весу, словно взвешивал. И вернул Фризе.
— Сейчас пройдем проверим. А потом выясним, что ты за гусь. Из второй столицы.
Милиционер говорил с мягким южным акцентом, с характерным нажимом на «х». Фризе мог поклясться, что в Москве он живет год, от силы два. И приехал с Украины или из Курска.
Он думал, что младший лейтенант поведет его в дежурную комнату, но ошибся. Они прошли по перрону и через боковой вход спустились на площадку, где раскинулся небольшой рыночек.
Чубайс уверенно прошагал мимо ларьков к тупичку, где между бетонным забором и автомобилями торговцев громоздились пустые коробки из-под бананов и деревянные ящики. Остановившись среди этого хлама, младший лейтенант приказал:
— Выкладывай пожитки.
Фризе с трудом раскрыл тронутую ржавчиной застежку-«молнию». Сверху лежал старенький, но довольно приличный плащ, тоже позаимствованный у художника. Нелюбин любил красивые дорогие вещи, а они, как говорили в старину, были ноские.
— Так! — усмехнулся Чубайс. — Так! Пыльник приличный. Выворачивай карманы.
Владимир выполнил приказание. Из одного кармана выпали несколько позеленевших монет и купюра в сто рублей. «Вот черт! — мысленно выругался Фризе. — Как это я не догадался проверить!» В пиджаке и брюках он вывернул все карманы, а про плащ забыл.
Младший лейтенант ловко схватил с асфальта бумажку, внимательно изучил и, скомкав, швырнул за ящики:
— Советская. Еще Павлов изъял. А пыльник ворованный. Факт.
— На помойке нашел.
— Во второй столице? — Похоже, что Чубайс имел к Питеру какие-то серьезные претензии. — Давай выкладывай дальше.
Ношеные носки, старая рубашка, застиранное махровое полотенце не заслужили никаких комментариев. А вот плюшевый симпатяга терьер вызвал у мента целый всплеск эмоций:
— Ах ты, падла! У киндеров игрушки крадешь! Или тоже на помойке нашел?
— Этого терьера мне сынок подарил, — как можно жалостливее выдавил из себя Владимир.
— Сыночек? Подарил тебе игрушку? Вот насмешил.
Чубайс взял собаку, взвесил на ладони. Почему-то терьер показался ему подозрительным. Он достал из кармана миниатюрный ножичек. У Фризе дома тоже имелся такой же ножичек — специальное приспособление для обрезки сигар. Где им разжился младший лейтенант, можно было только догадываться. А уж в том, что он не курил сигары, Владимир не сомневался.
— Не зашил ли ты в собачку денежку? Признавайся сразу. Чистосердечное признание облегчает… Знаешь, что облегчает? Ладно, проверим. — Чубайс поудобнее перехватил терьера. Ладонь у него была широкая, сильная. — Что-то в последние дни бомжи разбогатели. «Капуста» у них появилась. Не знаешь откуда?
— Степаныч, ты опять за свое? — послышался за спиной у Фризе звонкий женский голос. Он резко обернулся и увидел молодую худенькую блондинку в светло-сером костюме. Ее загорелое миловидное лицо выглядело строгим, а глаза были веселые. — Опять ты за свое?! Почему в отдел не ведешь? Шмонаешь на виду у граждан.
— Да я… Понимаешь, товарищ майор, сумка у него подозрительная. — Чубайс выглядел совсем растерянным и жалким. Щеки пошли красными пятнами. Из-под фуражки текли струйки пота. Он машинально поднял фуражку, провел по мокрому лбу тыльной стороной ладони. Фризе увидел еще одно подтверждение обидной клички. Младший лейтенант был рыжим. — Я подумал, не припер ли он на вокзал взрывчатку. Не тащить же его сразу в отдел? Решил проверить. Потом привел бы!
— Да-да! Привел бы. — Женщина усмехнулась. — А мне по пути в контору шепнули: «Младший лейтенант бомжа повел потрошить». Господи! Да что с них взять-то?
Она с сочувствием взглянула на Владимира, и вдруг ее красивые брови взметнулись вверх. Фризе заметил это и еще больше ссутулился: «А вдруг мы с этой майоршей когда-то пересекались? В университете? В прокуратуре? Вот будет номер!» Но женщина, пристально взглянув ему в глаза, сказала:
— Да что ты съежился, милый? Не съедим мы тебя. Степаныч, что за собачка у тебя в руках?
— Хочу проверить, не зашито ли в ней чего. Вдруг валюта?
— Отставить разговоры. И песика не потроши. Ты же не кореец какой! Прощупай и верни. — Она обернулась к Фризе: — Откуда у вас такой хороший песик?
— Понимаете… Моя жена уехала. За границу. И сына отсудила. А он мне на прощанье подарил. В окно машины бросил. Незаметно от матери. Когда я на проводы пришел.
— Вот как! Что ж вы себе сынка не оставили?
— Суд решил.
— Пили?
— Пил. Остался без работы. Без квартиры. — Фризе подумал: «Самое время всплакнуть. Особенно на груди у этой милиционерши».
Чубайс положил терьера на коробку рядом с остальным барахлом. Смотрел он на женщину виновато.
— А как же квартиру-то прохлопали? — с интересом спросила майорша. — Продали?
— Жена продала, когда я был в командировке.
— Эх! Зла на таких мужиков не хватает! Как вы стерву от порядочной женщины отличить не можете? Куда она уехала? В Тель-Авив?
— В Америку.
— Без разницы. — Милиционерша строго посмотрела на Чубайса: — Ты иди, Степаныч. Сейчас сразу два международных прибывают. А на перроне никого.
— Этот деятель без документов, — наябедничал младший лейтенант. — Прибыл к нам из второй столицы. Мало нам своих…
— Иди, иди! Разберусь.
Когда рыжий мент ушел, женщина сама сложила вещи в сумку. Терьера несколько секунд подержала в руках. Погладила. Спросила с улыбкой:
— Не кусаешься?
Фризе чуть было не предложил ей собачку в подарок. Но вовремя спохватился — с подарками сына, увезенного в Америку, так легко не расстаются.
Глядя на то, как свободно и просто, без брезгливости, обращалась милиционерша с его старым тряпьем, он подумал — женщина всегда остается женщиной. Даже если она и майор милиции. Без капризов делает о работу. А еще ему показалось, что майорша не очень-то удачлива в личной жизни, Уж слишком гневно высказывалась по адресу стерв, заполучающих в мужья порядочных мужчин.
— Проводите меня до отдела? — спросила — Тут недалеко.
«Вот так-то, братец. До отдела! А ты уже губы развесил. Решил, что отпустит», — подумал Владимир. Он взял сумку, повесил на плечо и поплелся вслед за ней.
— Вас как зовут?
— Володя. Владимир Петрович.
— А меня Анастасия Викторовна. Настя. Вы что, Володя, так сутулитесь? У вас же хорошая фигура.
Фризе промолчал.
— Я слышала, в Питере трудно найти работу. Чем вы там занимались?
— Да так… Перебивался с хлеба на квас.
— А все же?
— Осветителем на «Ленфильме» работал.
— Как интересно! Многих актеров знали?
— Знал. — Фризе подумал, что она начнет сейчас расспрашивать о ленинградских знаменитостях, но милиционерша не стала развивать тему.
— Будете искать в Москве работу?
— Уже ищу.
— Держитесь подальше от вокзалов. У нас бомжи сейчас не в почете. Особенно на нашем вокзале. И на Киевском. Да и вообще в Центральном районе.
— Бомжам нигде почета нет.
— И на Степаныча, на Чубайса, зла не держите. В Москве на днях чепэ произошло. Никто вслух ничего не говорит, но бомжей на каждому шагу хватают. Доллары ищут. — Последнюю фразу Анастасия Викторовна прошептала ему почти на ухо. Потом достала из сумочки визитную карточку. — Здесь есть домашний телефон. Позвоните, если туго придется. Я помогу. У меня соседка по даче ищет одежного человека, чтобы пожил осень и зиму. Постерег. Вы же надежный? Правда?
Фризе не смог удержаться от улыбки:
— Скажешь тоже, Анастасия. Надежные поди по вокзалам не шастают.
— Ну вот и договорились. Только не тяни со звонком. Я соседку предупрежу. И еще. Один знакомый велел передать — сегодня в полночь на бомжей облава. Остальное ты знаешь.
Она помахала ладонью. В глазах женщины Владимир уловил сочувствие. Особое сочувствие. Не к себе лично, а как бы ко всем, кто в таком сочувствии нуждается. И потому не обидном.
«Мужиков я провел, — думал Владимир, медленно идя по Брестской улице. — И Чубайс меня за настоящего бомжа принял. И тот битый, как его? Памперс. А вот женщина сразу раскусила. Подальше, подальше от них надо держаться, от добрых баб».
Но о симпатичной майорше Анастасии он думал с удовольствием. На визитной карточке следователя транспортной милиции майора Калашниковой Анастасии Викторовны значились два служебных телефона. А третий, домашний, был приписан карандашом. Фризе дал себе слово, что, как только вернется к нормальной жизни, обязательно позвонит по нему. Даже если Рамодин будет возражать.
ПАМПЕРС
Фризе все дальше и дальше уходил от Белорусского вокзала. Постепенно его шаги становились все медленнее и медленнее. А рядом с неуклюжим серым утесом Дома кино Фризе и вовсе остановился: «Чего ради я дал деру? Ну поймает меня рыжий жулик в погонах. Посадит в камеру вместе с другими бомжами. Что и входит в мои планы. Неудобно будет предстать перед майоршей? Кому неудобно? Владимиру Фризе? Так его нет. Уехал за границу. А бомжу Володьке плевать на сантименты. У него вместо совести — голодный желудок. Обманывать не краснея — его профессиональное достоинство. Так он же ей такую историю скормил про ребеночка! Соврет и еще. Будет знать, кому можно верить, кому ни за какие коврижки нельзя. Тоже мне следователь! Не зря ей Рамодин доверился!»
Настроив себя на воинственный лад, Владимир почувствовал облегчение. Уверенность вновь вернулась к нему. Он круто развернулся и чуть не сшиб с ног темнорожего бомжа Памперса. Тот стоял у края тротуара и, держа в распухшей ладони бутылку пива «Балтика», принюхивался к открытому горлышку.
— Чтоб тебя, гаденыш! — выругался бомж и, пытаясь удержать равновесие, ухватился за лацканы бархатного пиджака Фризе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33