В тот же миг увидел, как тяжелая стеклянная пепельница описывает в воздухе широкую дугу. Милдред крепко держала ее и ударила Кэссиди по руке, а когда рука упала, замахнулась опять. Массивное стекло обрушилось ему на голову. Он увидел огненно-зеленые треугольники и огненно-желтые круги, увидел плывущие ярко-оранжевые кольца, ощутил жар этих красок. Потом все стало черным.
Глава 12
Сильно качало, и он сказал себе, что, должно быть, корабль идет в бурных водах. Почувствовал, что скользит вниз с высокой волны, потом все кругом задребезжало — похоже, налетела другая огромная волна и снова вскинула судно вверх. Настоящий шторм, решил он, океан злобно, в полную силу разбушевался, а если станет еще хуже, корабль опрокинется и затонет. Наверно, разумно подняться на палубу, посмотреть, что творится. Может быть, следует разбудить Дорис и предупредить об опасности. Он окликнул ее по имени, но не услышал собственного голоса, только рев шторма, терзающего корабль.
Потом шторм вроде бы утих, шторм миновал, а корабль затонул. Он каким-то образом спасся, его куда-то несли. Гадая, что стало с Дорис, услыхал голоса, постарался разглядеть людей, поговорить с ними, но кругом была чернота, а попробовав произнести хоть одно слово, он только задохнулся от тщетных усилий.
Ну, куда бы его ни несли, люди, безусловно, спешили. Возможно, он в очень плохом состоянии, так что дело действительно срочное. Он призадумался, не переломал ли кости, не получил ли страшные ожоги, а может быть, несколько раз уходил под воду и набрал воды в легкие. Ощущалось все вместе. Чувствовалась резь, ломота, жжение и пульсация. Слышались хрипы и бульканье. Его словно медленно пропускали через огромные резиновые вальки. Постоянно качало вверх-вниз, очень сильно вниз, высоко вверх, опять вниз.
В последний раз на этом пути бросило очень низко, и при этом раздался стук. А потом все стихло, не было никакого шума. Казалось, тишина длится очень долго.
Наконец ему удалось открыть глаза.
Он смотрел в растрескавшийся оштукатуренный потолок, там и сям из широких трещин торчала дранка. На стенах рваные обои, пол из широких корявых досок, очень старых и очень грязных. Свет шел от единственной лампочки без абажура, висевшей прямо над головой. Непонятно, почему свет не режет глаза. В тот же миг свет его ослепил, он зажмурился, закрыл лицо рукой.
Где же он, черт возьми? Затылок пронзила боль, у него вырвался стон.
Чей-то голос сказал:
— С тобой все в порядке.
— Правда? — выдавил он. — Как интересно.
— Только небольшая шишка на голове.
Он сумел узнать голос. Это был голос Спана. Сесть и увидеть Спана не было сил. Он по-прежнему закрывал рукой лицо, другую опустил вниз, нащупав край раскладной койки.
— Хочешь чего-нибудь? — спросил Спан.
— Только скажи, что стряслось?
— Милдред чем-то тебя оглушила.
— Знаешь, что я думаю? — сказал Кэссиди. — По-моему, она раскроила мне череп.
— Нет, — пробормотал Спан. — Ничего подобного. Все не так плохо.
Кэссиди принял сидячее положение и увидел Спана, сидевшего в дальнем конце комнаты на каком-то бесформенном сломанном предмете.
— Где мы? — спросил он.
— Наверху, — отвечал Спан.
— Наверху чего?
— “Заведения Ланди”.
Кэссиди с силой протер глаза:
— Кто меня сюда приволок?
— Мы с Шили. Капитан помог снять тебя с корабля. Мы несли тебя вниз по Док-стрит, потом вверх по переулку, сюда внесли через заднюю дверь. Даже не знаю, как мы сумели пройти незаметно. Но мы это сделали.
— Чего ты хочешь, премию получить?
— Ложись, Джим. Не заводись.
— Я только хочу знать одну вещь. Кто вас, гадов, просил соваться?
— Эй, слушай, если в не мы...
— Если б не ты, я сейчас был бы на корабле. С Дорис. Слышишь? Мы бы уже плыли в Южную Африку. Я и Дорис.
— Спи, Джим. Потом об этом поговорим.
Кэссиди опустил голову на подушку. Через секунду опять сел, злобно покосился на Спана и спросил:
— Сколько сейчас?
— Два часа дня.
— Дня? — Он глянул на электрическую лампочку, потом в окно, увидел, что на улице сплошная темень. Между окном и стеной соседнего многоквартирного дома был только небольшой проем, но в этом проеме сгустилась необычно плотная, мрачная тьма.
— Еще один жуткий день, — объяснил Спан. — С минуты на минуту начнется потоп.
Кэссиди все смотрел в окно:
— Раз стоит такая темень, можно еще раз попытаться. Попробую на другом корабле.
— Не надо тебе это делать.
— Не надо? — Он сердито оглянулся на Спана. — Ну-ка, растолкуй.
Спан встал, плавным шагом направился к койке со слабой улыбкой на губах, играючи крутя в длинных пальцах широкий плоский портсигар.
— Ты очень важная персона. Крупные заголовки в газетах, даже по радио передавали. В портовом районе копов больше, чем мух. Только голову поверни, увидишь красную машину. Если ты сейчас выйдешь отсюда, ставлю сто к одному, тебя сцапают через минуту.
Кэссиди впился зубами в большой палец:
— Приятное известие.
— Если останешься здесь, — продолжал Спан, — если кое-кто будет прилично себя вести, может, получишь шанс.
— Кто знает, что я здесь?
— Я и Шили. Милдред и Полин. И Ланди.
— А Дорис?
Спан пожал плечами:
— Если хочешь, чтоб я ей сказал, я скажу. Но, по-моему, это ошибка. По-моему, тебе лучше...
— Дай закурить.
Спан открыл портсигар, и они закурили. Спан подошел к окну, выглянул, наклонился, чтобы увидеть небо за крышами домов.
— Господи Иисусе, — проговорил он, — по-настоящему разъярилось. Похоже на циклон.
— Хорошо, — заявил Кэссиди. — Я надеюсь на худшее. Надеюсь на землетрясение.
Спан взглянул на него:
— Не надо так говорить.
— У меня просто такое желание.
Спан отошел от окна, пустил в пол широкую струю дыма, начал рубить ее на куски длинным указательным пальцем.
— Ты проспал добрых девять часов, — сообщил он. — Наверняка проголодался.
— Хочешь чего-нибудь мне принести?
— Конечно, — кивнул Спан. — Как насчет большой миски тушенки?
— Нет, еды не надо, — встряхнул головой Кэссиди. — Принеси только бутылку виски.
Он снова откинулся головой на подушку, слыша, как Спан выходит и закрывает за собой дверь.
Он опять открыл глаза часом позже. Увидел, что в комнате добавилась кое-какая мебель — стол, несколько стульев. Увидел, что они сидят за столом — Спан, Полин, Шили. Сидят, спокойно выпивают. По его наблюдению, в бутылке осталось немного.
Он услышал, как Шили сказал:
— Не знаю. Может быть, я ошибся.
— По-моему, ошибся, — подтвердила Полин.
Спан велел Полин заткнуться.
— Нет, — твердила Полин, — не заткнусь, а скажу, плохо ты поступил.
— Заткнешься, — утверждал Спан, — или я тебе язык вырву.
— Ясно как день, — продолжала Полин, — что теперь будет. Все мы знаем, что будет. Все мы знаем, что Милдред верить нельзя. Нету в ней ничего хорошего, никогда ничего хорошего не было...
— Это меня не волнует, — заметил Шили.
— А должно волновать, — указала Полин.
Послышался скрип стула. Кэссиди открыл глаза и увидел, что Спан поднимается и Полин поднимается. Спан нацелился ребром ладони в лицо Полин, та шарахнулась, тут же стремительно рванулась вперед и, схватив Спана за волосы, с силой дернула. Спан широко открыл рот, не издав ни единого звука.
— Да перестаньте, — устало попросил Шили. — Прекратите, пожалуйста.
Полин прекратила и снова села на стул. Спан уткнулся лицом в ладони, просидел так несколько минут, потом вытащил гребешок из кармана брюк и стал расчесывать волосы, пока они не заблестели, как атлас. Он любовно улыбнулся Полин и предупредил:
— Еще раз такое выкинешь — убью. Схвачу за глотку и не выпущу до самой смерти.
Полин говорила, глядя на Шили:
— Конечно, это ошибка. Не пойму, почему ты не выполнил его просьбу.
Шили плеснул себе виски, опрокинул стакан в рот и сказал:
— У меня были свои соображения. Начинаю подозревать, что мои соображения были не слишком удачными.
— Ну, в любом случае, — заключила Полин, — ты хотел как лучше.
— Только все погубил, да? — Голос Шили был сухим, протяжным, усталым. — Все для него погубил.
— Схожу вниз, — вставил Спан, — принесу еще выпить.
— Уговорим еще бутылочку, — подтвердил Шили.
Спан был уже у дверей, и Полин попросила вдогонку:
— Принеси бутылку особого.
— Не сейчас. — Спан открыл дверь. — Потом, когда сможем почувствовать вкус.
— А я хочу сейчас, — настаивала Полин. — Я очень расстроена, и мне надо сейчас. Господи, да посмотри ты на Кэссиди. Посмотри на беднягу Кэссиди. Смотри, вон он спит. Я знаю, его найдут, сцапают. Посмотри на него, он разбил автобус, погубил двадцать шесть человек...
Спан направился к ней. Она схватила пустую бутылку, занесла над головой.
— Поставь, — приказал Спан.
Полин опустила бутылку, уселась на стол и заплакала.
— Ну-ка, слушай, — ласково сказал Спан своей подружке. — Ты же знаешь, что нечего так говорить. Ты же знаешь, что Кэссиди не виноват.
— Да какая разница? — рыдала Полин. — Дело в том, что его обвиняют. Его ищут. И его найдут. И мне жутко подумать, что они с ним сделают.
Голос Шили превратился в надтреснутый шепот:
— Как ты думаешь, Спан? Что с ним, по-твоему, сделают?
— Трудно сказать. Могут обойтись совсем круто. В конце концов, он удрал, он сейчас на свободе. И еще. Про что пишут в газетах. У него на счету разбитый самолет.
— Какой самолет? — переспросила Полин.
— Ты не знаешь? Он водил самолет, — объяснил Спан чисто повествовательным тоном, словно речь шла о простом факте, а не о личной трагедии.
— Кэссиди? — не поверила Полин.
— Конечно, — кивнул Спан. — Самолет. Большой такой, вроде тех, что каждый день над нами летают. Огромный такой, серебристый. Он был летчиком. А однажды, как пишут в газетах, нагрузился перед полетом, и самолет не взлетел, упал и загорелся. Так что много народу погибло. Кэссиди сунули за решетку. Через какое-то время выпустили, но это у него на счету. Ясно? Так и написано: на счету.
— А еще что? — спросила Полин.
— На счету?
— Нет, про Кэссиди. Что еще пишут про Кэссиди?
— Она спрашивает о хорошем, — растолковал Шили Спану. — О хорошем, о том, что не числится на счету. Про светлую сторону картины, например про семью, в какую он ходил школу, в каком колледже учился.
— В колледже? — спросил Спан. — Ты говоришь, он учился в колледже?
— Нет, об этом он никогда не рассказывал. Только, по-моему, это правда. У него хорошее образование.
— По его разговору не скажешь, — пробормотал Спан.
— Я тебе объясню почему, — сказал Шили. — Он прошел через определенный процесс. Что-то вроде окисления. Когда блестящая полировка облезет, какое-то время видна только необработанная поверхность, потом постепенно образуется ржавчина. Это особая ржавчина. Она проникает под наружный слой и идет вглубь.
— Можешь сделать мне одолжение? — попросила Полин Шили. — Не объяснишь ли, о чем идет речь?
— Мы говорим про Кэссиди, — ответил Спан.
— Я не тебя спрашиваю, ящерица. Тебя я прошу только пойти вниз и принести бутылку.
Кэссиди лежал плашмя на спине на раскладной кровати, испытывая пронзительную жгучую боль, которая сейчас остро ощущалась в черепе. Ему пришлось слегка повернуть голову, чтобы как следует видеть всех за столом. Он увидел, как Спан пошел к двери, открыл ее, вышел. Полин встала из-за стола и направилась к койке. Кэссиди снова закрыл глаза.
— Посмотри на него, — проговорила Полин. — Посмотри на беднягу.
Он чувствовал взгляд Полин, которая смотрела на него сверху вниз с состраданием, с чистейшей, искренней добротой.
— Его сцапают, — простонала она. — Я знаю, сцапают. Боже, его упекут на сто лет.
— Не на сто, — возразил Шили.
— А на сколько? Скажи, Шили. Какой срок за такие дела?
— Спан знает об этом больше меня.
— Спан никогда в этом не разбирался. Он разбирается в подлогах, в растратах. В подделке чеков, в почтовых махинациях. Он разбирается... ну, в куче всяких вещей. Но только не в таких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24