Изумрудные глаза Мида тут же ожили:
— Правда, сэр?
— Пожалуй, я тоже закурю. — Маннинг усмехнулся и, потянувшись в кресле, принялся исследовать свои превосходные трубки.
Плини Мид лихорадочно раздумывал, что же вынудило Маннинга к столь щедрому предложению. Минуту за минутой вспоминал он беседу с Саймоном Кэмпом. Пинкертоновский детектив собирал все дурное о Данте, намереваясь доложить о том доктору Маннингу и Корпорации, дабы те укрепили свою позицию против реформации и учреждения новых учебных курсов. В другой раз Кэмп был заинтересован вне всякой меры мнением о том его самого. Но откуда Миду знать, что на уме у частного детектива? И какая такая нужда заставила бостонского полицейского выспрашивать о Данте? Мид размышлял о недавних больших событиях, об окутавших город страхе, о злодеяниях. Кэмпа более всего вроде бы заинтересовало воздаяние Святоскупцам, когда Мид упомянул об оном в длинном списке примеров. Он вспомнил, сколь много слухов сопровождало смерть Элиши Тальбота, — поговаривали, хоть и расходясь в деталях, о сожженных ногах священника. О ногах священника. А несчастный судья Хили, коего нашли голым и покрытым…
Черт побери их всех! Дженнисон также! Неужто возможно? И ежели Лоуэлл обо всем знает, не тем ли объясняется столь нежданная отмена Дантовых семинаров безо всяких толковых объяснений? И не навел ли, сам того не желая, Мид в точности на такую догадку Саймона Кэмпа? И не скрыл ли Лоуэлл свое знание от Колледжа и от города? Да его ж за это попросту уничтожат! Будь они все прокляты! Мид вскочил на ноги:
— Доктор Маннинг, доктор Маннинг!
Маннинг успел зажечь спичку, однако отвел ее в сторону и вдруг понизил голос до шепота:
— Вы ничего не слыхали?
Мид затих, потом покачал головой:
— Миссис Маннинг, сэр?
Маннинг приставил ко рту длинный скрюченный палец. Выскользнул из гостиной в коридор. Мгновение спустя он воротился к гостю.
— Почудилось. — Он взглянул Миду прямо в глаза. — Я лишь хочу удостовериться, что беседа останется меж нами. В глубине души я убежден: вы сообщите мне о чем-то важном, мистер Мид.
— Может, и так, доктор Маннинг. — Мид ответил насмешливо; пока Маннинг убеждался, что их никто не подслушивает, он успел избрать стратегию. Данте — страшный убийца, доктор Маннинг. О да, я сообщу вам нечто воистину важное. — Поговорим сперва о баллах, — предложил Мид. — А после перейдем к Данте. То, что я вам скажу, весьма и весьма вас заинтересует, доктор Маннинг.
Маннинг просиял:
— Пожалуй, я достану чего-либо расслабляющего в дополнение к нашим трубкам.
— Мне херес, ежели не затруднит.
Маннинг принес затребованное спиртное, и Мид одним махом отправил порцию в рот.
— Как насчет добавки, дорогой Огги? Отчего бы нам не устроить добрую попойку?
Склонясь над буфетом и наливая в бокал новую порцию хереса, Огастес Маннинг думал, что самому же студенту явственно пойдет на пользу, ежели сообщенное окажется воистину важным. Раздался громкий стук, и Маннинг, не глядя, решил, что мальчишка уронил на пол нечто ценное. Раздраженно посмотрел через плечо. Бесчувственный Плини Мид растянулся по всей длине канапе, с боков вяло болтались руки.
Маннинг резко развернулся, графин упал на пол. Администратор Колледжа глядел в лицо облаченному в мундир солдату, человеку, которого он едва ли не ежедневно встречал в коридорах Университетского Холла. Солдат смотрел недвижно и спорадически жевал; когда рот открывался, на языке возникали мягкие белые точки. Солдат сплюнул, и одна белая точка приземлилась на ковер. Маннинг невольно опустил взгляд — на мокром бумажном клочке были отпечатаны две буквы — LvlI.
Маннинг бросился в угол комнаты, где стену украшало охотничье ружье. Он вскарабкался за ним на кресло, и уже оттуда проговорил, запинаясь:
— Нет, нет.
Дан Теал забрал ружье из дрожащих рук и безо всякого усилия стукнул Маннинга стволом по лицу. А после стоял и смотрел — смотрел, как объятый холодом до самого сердца, молотит руками и корчится на полу Предатель.
XVII
По высокой лестнице доктор Холмс добрался до Авторской Комнаты.
— Офицер Рей не возвращался? — отдуваясь, спросил он. Сдвинутые брови Лоуэлла выражали одно лишь расстройство.
— Ну, может, Блайт… — начал Холмс, — может, он что-либо знает, и Рей принесет хорошие вести. А что повторный визит в канцелярию Университетского Холла?
— Боюсь, не выйдет, — ответил Филдс, вздыхая себе в бороду.
— Почему? — спросил Холмс. Филдс молчал.
— Мистер Теал так и не объявился, — пояснил Лонгфелло. — Возможно, заболел, — поспешно добавил он.
— Сомнительно, — уныло проговорил Филдс. — По записям юный Теал за много месяцев ни разу не пропустил смены. Я навлек беду на голову несчастного мальчика, Холмс. И это за всю его преданность, столь многократно доказанную.
— Что за чушь… — начал Холмс.
— Чушь? Я не имел права втягивать его в эти дела! Маннинг мог прознать, что Теал водил нас в канцелярию, и арестовать его. А то окаянный Сэмюэл Тикнор надумал отомстить — ведь Теал помешал его постыдным шашням с мисс Эмори. Кстати, я говорил почти со всеми моими людьми, кто побывал на войне. Ни один не признался, что заглядывает в солдатский дом, и ни в ком не открылось чего-либо хоть отдаленно стоящего внимания.
Размашистыми шаркающими шагами Лоуэлл мерил комнату, то и дело вытягивая шею к холодному окну и глядя вниз на пасмурные сугробы.
— Рей убежден, что капитал Блайт — всего лишь обычный военный, захваченный проповедями Грина. Навряд ли он скажет патрульному о прочих солдатах, даже когда успокоится — скорее, он попросту ничего про них не знает! Без Теала нам не проникнуть в кабинет Корпорации. Может, довольно черпать воду из сухих колодцев?
Стук в дверь принес Осгуда, доложившего, что Филдса ждут в буфете еще двое работников-ветеранов. Ранее старший клерк сообщил издателю имена всех отставных военных, что служили в «Тикнор и Филдс». Их было двенадцать: Хит, Миллер, Уилсон, Коллинс, Холден, Сильвестер, Рэпп, Ван Доррен, Дрэйтон, Флэгг, Кинг и Келлар. Изгнанный Сэмюэл Тикнор также был призван, но, покрасовавшись две недели в мундире, уплатил подмандатные три сотни и тем купил себе замену.
Предсказуемо, подумал Лоуэлл, затем сказал:
— Филдс, дайте мне адрес Теала, я пойду его искать. Все равно более нечем заняться, пока не возвратится Рей. Холмс, хотите со мной?
Филдс велел Осгуду оставаться в помещении для клерков на случай, ежели он вдруг понадобится. С усталым вздохом помощник повалился в мягкое кресло. Дабы чем-то себя занять, он снял с ближайшей полки книгу Гарриет Бичер Стоу, но, когда открыл, из-под обложки, специально подписанной Стоу для Филдса, посыпались обрывки бумаги величиной со снежинку. Полистав книгу, Осгуд убедился, что подобным образом осквернены и прочие страницы.
— Как занятно! — проговорил он.
В конюшне Лоуэлл и Холмс обнаружили к своему ужасу, что одна кобыла Филдса корчится на земле и не может встать. Ее соратница глядела с тоской и лягалась на всякого, кто смел приблизиться. Лошадиный мып парализовал публичный транспорт, так что пришлось поэтам через весь город тащиться пешком.
Тщательно выведенный адрес в рабочей карточке Теала указывал на скромный домик в южной части Бостона.
— Миссис Теал? — В дверях появилась изнуренная женщина, и Лоуэлл приподнял шляпу. — Я мистер Лоуэлл. И позвольте также представить вам доктора Холмса.
— Миссис Гальвин, — отвечала женщина, сложив на груди руки.
Лоуэлл опять сверил номер дома с цифрами на бумаге.
— Нет ли у вас жильца по имени Теал? Она смотрела на него смурными глазами.
— Я Гарриет Гальвин, — повторила женщина с расстановкой, точно говорила с детьми либо слабоумными. — Мы живем в этом доме с мужем, и у нас нет жильцов. Я никогда не слыхала о мистере Теале, сэр.
— А вы давно здесь живете? — спросил доктор Холмс.
— Уже пять лет.
— Опять старый колодец, — пробормотал Лоуэлл.
— Мадам, — попросил Холмс. — Нельзя ли нам войти на минутку, дабы мы могли сориентироваться?
Она провела их в дом, и внимание Лоуэлла незамедлительно привлек висевший на стене ферротипический портрет.
— А нельзя ли побеспокоить вас насчет стакана воды, моя дорогая? — попросил Лоуэлл.
Едва она вышла, как он метнулся к взятому в рамку портрету солдата в новеньком обмундировании — явственно большем на размер, чем требовалось.
— Дщерь Феба! Это он, Уэнделл! Не сойти мне с этого места, Дан Теал!
Это был он.
— Теал служил в армии? — спросил Холмс.
— Его имени нет в Осгудовском списке солдат, каковых допрашивал Филдс!
— И вот почему. «Младший лейтенант Бенджамин Гальвин», — прочел Холмс выгравированное под портретом имя. — Теал — измышление. Быстро, пока она не воротилась. — Доктор заглянул в соседнюю комнатушку; она была набита военным снаряжением, аккуратно разложенным и выставленным напоказ, но один предмет тут же приковал Холмсов взор — на стене висела сабля. Ощущая в позвоночнике озноб, он позвал Лоуэлла. Поэт вошел, и по всему его телу пробежала дрожь.
Холмс отмахнулся от кружащейся мошки, которая, впрочем, тут же прилетела обратно.
— Да оставьте вы эту муху! — Лоуэлл раздавил ее рукой. Холмс осторожно снял со стены оружие.
— В точности тот сорт клинка… Ими наделяли наших офицеров — в напоминание о более благородных видах сражений. У Уэнделла-младшего в точности такая, на банкете таскался с нею, будто с младенцем… Этот клинок мог рассечь Финеаса Дженнисона.
— Нет. Пятен не видно. — Лоуэлл с осторожностью приблизился к блестящему инструменту.
Холмс провел пальцем по стали.
— Невооруженным глазом не вдруг разглядишь. Следы подобной резни не смыть в несколько дней даже всеми водами Нептуна. — И тут его взгляд остановился на кровавом пятнышке, что осталось на стене от мошки.
Воротившись с двумя стаканами воды и увидав в руках доктора Холмса саблю, миссис Гальвин потребовала незамедлительно вернуть ее на место. Не обращая внимания на хозяйку, Холмс прошагал за дверь. Женщина принялась кричать, что они намеренно явились в ее дом и теперь похищают имущество, пригрозила вызвать полицию.
Протиснувшись, Лоуэлл застыл на месте. Холмс стоял на тротуаре, слушал краем уха возмущенные крики хозяйки и держал перед собой тяжелую саблю. К лезвию, точно железный опилок к магниту, прилепилась крошечная мушка. Не успел доктор моргнуть глазом, как появилась другая, следом еще две, а после — три, слипшимся комком. Через считаные мгновения целый мушиный рой жужжал и шебуршился над въевшейся в клинок кровью.
От такого зрелища Лоуэлл умолк на полуслове.
— Срочно посылайте за всеми! — вскричал Холмс.
Гарриет Гальвин перепугали их неистовые требования немедля разыскать мужа. Она впала в ступор и лишь молча глядела, как, сменяя друг друга и отчаянно жестикулируя, Лоуэлл и Холмс что-то ей разъясняют — точно два черпака в колодце, — пока стук в дверь не подвесил их на крючок. Дж. Т. Филдс назвал себя, однако Гарриет, не отрываясь, глядела на стройную фигуру с львиной гривою, замершую позади этого пухлого и чего-то от нее желавшего человека. В серебряном обрамлении небес в проеме двери не было ничего чище и прекраснее, чем его спокойствие. Женщина простерла трясущиеся руки, точно желая коснуться его бороды, и в самом деле, когда вслед за Филдсом поэт вошел в дом, ее пальцы перемешались с седыми локонами. Лонгфелло отступил на шаг. Она принялась умолять его войти.
Лоуэлл и Холмс переглянулись.
— Наверное, нас она еще не узнала, — шепнул Холмс. Лоуэлл согласился.
Она кинулась объяснять свое изумление: как читает стихи Лонгфелло ежевечерне перед сном; как декламировала вслух «Эванджелину», когда муж, воротившись с войны, не вставал с постели; и как нежный трепетный напев, легенда о верной, но несчастливой любви успокаивала его даже во сне — даже теперь порою успокаивает, грустно добавила женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70