Дракон в прошлых снах символизировал мать.
— Нет, другой. Такого еще не было.
— О чем же?
— Я шел по нарезному стволу. Он напоминал туннель, понимаете? Но это был нарезной ствол, и я шел навстречу пулям... Обернувшись назад, я увидел в отверстии свет. Все было как наяву, я видел даже, как блестит металл. Было очень холодно. У выхода из ствола на меня смотрел глаз. Это был мой отец, и он сказал: «Ты никогда отсюда не выйдешь». Но отец был большой, он не мог втиснуться в ствол, не мог схватить меня. Его глаз продолжал смотреть на меня, и я закричал: «Уйди с дороги! Сейчас пистолет выстрелит и убьет тебя». Но он не поверил. Тут раздался грохот — как при взрыве, а не как при выстреле. Настоящий взрыв. Я увидел, что пуля летит на меня. Как поезд в туннеле. Пуля заполняла собой весь ствол, пройти мимо она не могла. Передняя часть пули была расплющена. Я побежал, но медленно, как бегут при замедленной съемке в кино. Но пуля тоже летела медленно, она была почти у меня за спиной. А с другого конца ствола на меня продолжал смотреть глаз отца, преграждая мне путь. Я стал кричать, просить пощадить меня, однако глаз не двигался с места.
Из голоса Роджера по мере того, как он рассказывал, исчезали истерические нотки, а лицо становилось спокойным; сейчас можно было видеть, каким бы он был, если бы обстоятельства его жизни сложились иначе. Но когда он закончил, лицо приняло обычное брезгливое выражение, а голос снова стал капризным.
Небрежно пожав плечами, он сказал:
— И тут я проснулся.
— Этот сон не так уж трудно объяснить, — сказал доктор Годден.
— Конечно. Я боюсь, что меня поймают и убьют.
— Кроме того, ты боишься, что, если тебя поймают, твой поступок убьет твоего отца.
Роджер пожал плечами.
Дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился Ральф. Высокий, грузный малый тридцати двух лет казался рыхлым и слабым, но это было совершенно ложное впечатление. Под внешней неуклюжестью скрывалась немалая сила; манера сутулиться и волочить ноги мешала разглядеть сильное и ловкое тело, в любую минуту готовое развернуться во всю мощь.
— Я бежал, — сказал Ральф и с ходу тяжело плюхнулся на диван рядом с Роджером.
— Ты всегда бежишь, — тут же отозвался насмешливо Роджер.
Ральф никогда не обижался на замечания. Чего обижаться, если он вполне заслуживает упрека? Ральф искренне считал себя глупым, а глупость наказуема. Поэтому любые его достоинства, такие, как сила или приятное выражение лица, в счет не идут, они ничто по сравнению с его непроходимой, преступной глупостью. Доктор Годден знал, что обратиться к нему Ральфа заставила его девушка, поставившая его лечение условием их дальнейших отношений, но причину такого странного состояния ума своего пациента он пока не нашел. Наверное, ее надо было искать в детских годах Ральфа: как только речь заходила о его детстве, оказывалось, что Ральф ничего не помнит, и доктор Годден был уверен, что его догадка верна. В ответ на замечание Роджера Ральф робко улыбнулся, сказав только:
— Я всегда опаздываю.
Глядя на двух своих помощников, доктор Годден почувствовал черную зависть к человеку, которого Элен называла Паркер. Паркер, замышляя ограбление, рассчитывал на профессионалов, надежных людей, зарабатывающих таким способом себе на жизнь. Доктор Годден и сам предпочел бы иметь дело с профессионалами. Из рассказа Элен он понял, что эти люди ведут себя честно по отношению друг к другу и при нормальных обстоятельствах делят добычу поровну. Видимо, воровской кодекс чести действительно существует.
Итак, Роджер и Ральф. Доктор Годден тщательно просмотрел список всех своих пациентов, осторожно прощупал наиболее подходящих и окончательно остановился на этих двух молодых людях.
Убедить Роджера было легко; возможно, слишком легко, если принять во внимание рассказанный им сегодня сон. И хотя у Роджера, по-видимому, были скрытые сомнения и дурные предчувствия, доктор Годден сумел не дать им выйти наружу по крайней мере до того времени, пока ночная работа не будет выполнена. Большого, нескладного, неуверенного в себе Ральфа пришлось убеждать дольше, но в конце концов доверие к доктору Годдену взяло верх, и он обещал не подвести.
Годден, убеждая их, пускал в ход один аргумент — это вид терапии. Ральфу он говорил: «Вот тебе случай доказать самому себе, на что ты способен. После того, как ты это сделаешь, не останется сомнений, что ты близок к выздоровлению». Роджеру же он сказал:
— Вряд ли тебе еще представится лучший случай доказать свою независимость и неприятие домашнего очага. Вложи в это дело все свое возмущение и чувство обиды; выполнив это задание, ты приблизишься к желанной самостоятельности, а мы оба знаем, что это необходимо для самореализации твоей личности.
Причины, по которым доктор Годден взялся за это дело, были более прозаичными; ему нужны были деньги. Жадная до денег первая жена выжала из него все, что могла: он платил алименты и ей и детям; вторая жена вообще не знала, что такое «экономия», а любовница, бывшая пациентка, каждый месяц стоила ему все дороже. Поэтому доктор Годден уже больше года находился на грани финансового краха. А вдобавок ко всему снова объявился Нолан и потребовал за свое молчание деньги, угрожая, что в противном случае расскажет о его делишках в Нью-Йорке, а местному медицинскому обществу сообщит, что права на медицинскую практику у него липовые.
У Фреда Годдена не было врожденной предрасположенности к нарушению законов, все получалось само собой, почти независимо от его воли. Как, например, в Калифорнии, где он начинал свою практику и где сводный брат одного из пациентов вовлек его в бизнес, связанный с абортами. Сам он никогда абортов не делал, был лишь посредником, но, когда одна из девушек умерла, полицейские накрыли многих, в том числе и его. Власти отказались признать случайным то обстоятельство, что умершая девушка и еще несколько других, фамилии которых они установили, незадолго до того, как сделать аборт, были его пациентками, однако доказать ничего не сумели. Тем не менее он предпочел уехать из Калифорнии, особенно после того, как его первая жена, воспользовавшись разразившимся скандалом, развелась с ним, как будто не ее неуемное транжирство подтолкнуло его к нелегальному бизнесу.
В Нью-Йорке он завел новую практику и новую жену, но его вкус к женщинам-мотовкам снова подвел его, и жена номер два оказалась такой же транжирой, как жена номер один, поэтому, когда к нему обратились продавцы наркотиков, он с готовностью откликнулся на их условия.
Его часто тревожила мысль, откуда люди знали, что он согласится предоставить свой респектабельный фасад для их неприглядных целей. Он не раз изучал свое лицо в зеркале ванной комнаты, но не находил в нем ничего порочного. Прослушивал свой голос, записанный на магнитофон, и в нем тоже не улавливал ничего особенного. Как же они узнавали?
Но они знали. Как доктор, он имел право держать наркотики, особенно новые химические препараты, так называемые психоделики. А поскольку специализировался в психоанализе, то был идеальным прикрытием для тех, кто посылал к нему людей, которых снабжал наркотиками. И не окажись среди этих странных бородачей, приходящих к нему за желтыми капсулами, полицейского нью-йоркского отдела по борьбе с наркотиками, он, вероятно, до сих пор благоденствовал бы там, имея доходную практику и еще более доходный побочный заработок, а не сидел бы в этой вонючей дыре.
Ему и в Нью-Йорке удалось выйти сухим из воды, хотя пришлось провести девять дней в тюрьме. Но он лишился практики, у него забрали разрешение работать и врачом, и психиатром. Иного способа зарабатывать на жизнь он не знал, поэтому и решил переехать в это Богом забытое место, где вряд ли стали бы тщательно проверять его врачебную добросовестность, но где количество пациентов и их способность оплачивать его услуги были угнетающе малы.
И тут еще появился Нолан — его бывший покупатель наркотиков в Нью-Йорке. Зная о связях доктора Годдена с наркобизнесом, он требовал денег в обмен на молчание. Как удалось Нолану найти его, доктор Годден не знал, и уж совсем не знал, где найти деньги, чтобы заплатить ему.
Однако вслед за ультиматумом Нолана на него свалилась неожиданная исповедь Элен Фуско, и он сразу понял, что спасен.
Что он предпримет после, доктор Годден плохо себе представлял. Заплатит Нолану, отдаст долги, а оставшиеся деньги припрячет до следующего кризиса? Или упакует чемоданы и уедет, оставив жен, детей, любовниц, шантажистов, и начнет новую жизнь в другом месте и под другим именем? Денег хватит. Ральф и Роджер, которым он не сказал о том, сколько денег будет похищено, согласились получить по десять тысяч. Стало быть, почти все достанется ему, а ведь там, по словам Элен Фуско, должно быть четыреста тысяч долларов.
Четыреста тысяч! Такие деньги стоят того, чтобы рискнуть и с помощью этих двух несчастных и не совсем полноценных людей выхватить добычу у Паркера, Фуско, Деверса и других. Конечно, он поставит тем самым на карту свое положение, правда весьма неустойчивое и сомнительное, какое он завоевал здесь. Он часто думал об этом, хорошо понимая, какая опасность заключена в поисках Святого Грааля. Многие его пациенты страдали этой манией. «Если случится то-то и то-то, наладится все». Вера в панацею, которая одним махом избавит от всех бед, чаще всего вела не к спасению, а к еще большим несчастьям.
Поэтому он не позволял себе думать, что все его проблемы будут решены. Даже с четырьмястами тысячами долларов он ведь останется самим собой, Фредом Годденом, доктором Фредом Годденом, человеком с сомнительным прошлым и ничтожной клиентурой, обремененным двумя женами и любовницей, сознающим свою склонность к сумасбродству, как только дело касается женщин. К тому же и за его плечами много ошибок, приведших к нарушению законов. Сегодняшняя ночь ничего не изменит, кроме его финансового положения. Он разбогатеет, но человеком останется прежним.
Дав себе, слово не забывать об этом, он тщательно продумал план действий, рассмотрев все его недостатки и преимущества, все плюсы и минусы, и наконец принял окончательное решение. Такой случай вряд ли представится еще раз. Надо быть идиотом, чтобы упустить его.
Итак, сегодня.
Доктор Годден посмотрел на Ральфа и Роджера. Вот она, его команда. Они должны будут это сделать.
Он глубоко вздохнул.
— Я только что записал на пленку рассказ миссис Фуско. Она описала весь план с начала до конца. Прослушаем пленку, а потом обсудим еще раз наш собственный план действий.
Ральф и Роджер подтянулись, приготовясь внимательно слушать. Доктор Годден нажал кнопку, и раздался монотонный, с небольшим механическим оттенком, голос Элен Фуско.

Часть третья
Глава 1
Зазвонил телефон. Мгновенно проснувшись, Паркер поднял трубку и услышал голос дежурного:
— Одиннадцать часов, мистер Линч.
— Спасибо.
Была среда, день «Икс».
Паркер встал и голым прошел в ванную. Он принял душ, побрился, надел черные на каучуковой подошве оксфордки, черные брюки, белую рубашку с открытым воротом. Запер комнату, вышел из отеля и пересек шоссе, направившись в столовую, где каждый день завтракал и знал, какая еда там вкусная, а какая нет.
Официантка уже привыкла к нему. Когда он сел, она, улыбаясь, подошла к нему:
— Доброе утро, мистер Линч. Что-то вы сегодня припозднились.
— Уезжаю, — ответил он. Он предпочел бы официантку, которая занималась бы только своим делом, ну да ничего не поделаешь. Он перекинулся с ней несколькими словами; пусть запомнит его не как мрачного, угрюмого джентльмена, а как обычного торговца, остановившегося в мотеле проездом на пару недель. Тогда его облик запечатлеется в ее памяти неопределенно, смутно, и, если полицейские через день-два начнут задавать вопросы, она не сможет вспомнить ничего заслуживающего внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22