Каткарт разрешил мне присутствовать при вскрытии с тем условии, что никто об этом не узнает. Я дал чесслово, что никому не скажу, и, конечно, сдержал свое обещание.
Работая сверху вниз, он первым делом обнаружил мясную затычку, которую в горле мертвеца первым увидел доктор Робинсон. «Это причина смерти, Винс», – сказал он, и церебральный эмболизм (о котором он узнал намного позже, чем я вернулся на пароме на Лосиный остров) не повлиял на его решение. Он утверждал, что если бы рядом с парнем был кто-нибудь, способный применить прием Хеймлича , или если бы пострадавший смог сделать это сам, то не оказался на металлическом столе с вывороченными наружу внутренностями.
И вот перед нами содержимое желудка №1, под которым я подразумеваю то, что находилось в его верхней части, ночной ланч, которого едва коснулось пищеварение, прежде чем человек умер и в нем все остановилось. Только мясо. Он успел откусить шесть или семь раз, хорошо пережевывая пищу. Каткарт оценил вес в четыре унции.
Затем появилось содержимое желудка №2. Я говорю об ужине того человека. Эта масса была довольно сильно – ну, мне не хотелось бы вдаваться в подробности; скажем так, что пищеварительный процесс прошел много стадий, поэтому без подробного анализа Каткарт мог сказать только то, что парень ел рыбу, возможно с салатом, и картофельный гарнир приблизительно за шесть или семь часов до смерти.
«Я не Шерлок Холмс, – сказал я тогда, – но я могу вам помочь».
«Неужели?» – недоверчиво спросил он.
«Ага, – ответил я. – Думаю, он ужинал у Керли или „На пристани у Яна» на этом берегу, либо у Янко на Лосином острове».
«Почему именно там? В радиусе двадцати миль, должно быть, полсотни ресторанов, где подают рыбные блюда, даже в апреле, – удивился он. – Почему не в „Серой чайке», например?»
«Потому что в „Серой чайке» не опустятся до того, чтобы подавать рыбу с картошкой, – ответил я, – а ведь именно этим парень поужинал».
– Вот так, Стеффи. Я продержался почти до конца вскрытия, но вдруг мне стало нехорошо. «Во всех трех заведениях подают рыбу и картошку, сказал я. – А запах уксуса я почувствовал, как только ты вскрыл ему желудок». После этих слов мне пришлось бежать в маленькую уборную, где меня стошнило.
Но я оказался прав. Сделав копии «сонных снимков», я тем же вечером обошел все заведения, где каждый день подавали рыбу с картошкой.
У Янко этого парня никто не узнал, но официантка «На пристани у Яна» сразу его вспомнила. Она сказала, что подала ему порцию рыбы с картофелем и колу, или диетическую колу, она не помнила, какую именно, и это произошло вечером, в последний день его жизни. Он взял заказ, сел за один из столиков и съел все, глядя на воду. Я спросил, говорил ли тот посетитель что-нибудь, и она ответила, что, кажется, нет, только «пожалуйста» и «спасибо». Я спросил, не видела ли она, куда он пошел, когда поел – ужинал он около половины шестого – и она ответила «нет».
Он взглянул на Стефани.
– Думаю, скорее всего, он направился на городскую пристань, чтобы попасть на шестичасовой паром до Лосиного острова. Время, по крайней мере, для этого подходящее.
– Пусть так. Я лично всегда был в этом уверен, – сказал Дэйв.
Стефани выпрямилась, словно ее осенило.
– Был апрель. Середина апреля на побережье залива Мэн, но его нашли без пальто. А было ли оно на нем, когда его обслуживали у Яна?
Оба старика улыбнулись, как будто она только что решила какое-нибудь сложное уравнение. Но она знала, что даже работа в «Островитянине», которую престижной не назовешь, заключалась не столько в решении задач, сколько в выяснении того, какие из них должны быть решены.
– Хороший вопрос, – сказал Винс.
– Замечательный вопрос, – согласился Дэйв.
– Я приберег это на потом, – сказал Винс. – Но поскольку истории, как таковой, нет, то не стоит и ждать более подходящего момента. Но если тебе нужен ответ, то ничем помочь не могу. Официантка у Яна не помнила этого, а, кроме нее, парня на фото никто не признал. Я считаю, что нам и так повезло. Окажись он у прилавка в середине июля, когда посетителей миллион, и каждый заказывает рыбный обед, котлеты из лобстера и пломбир с начинкой, она запомнила бы его, только если бы он стянул с себя штаны и показал ей голый зад.
– Да и тогда вряд ли, – произнесла Стефани.
– Точно. Но получилось так, что она его запомнила, правда не могла сказать, было ли на нем пальто. Я не стал настаивать, понимая, что тогда она вспомнила бы что-нибудь, чтобы угодить мне или отвязаться от меня. Она сказала: «Припоминаю, что на нем вроде была светло-зеленая куртка, мистер Тигги, но возможно я ошибаюсь». Может, она и ошибалась, но мне кажется, что нет. На нем действительно была такая куртка.
– Тогда куда же она делась? – спросила Стефани. – Может, ее кто-нибудь потом нашел?
– Нет, – ответил Дэйв. – Возможно, никакой куртки и не было, но то, что он в промозглую апрельскую ночь пошел на пляж без верхней одежды, не укладывается у меня в голове.
Стефани снова повернулась к Винсу; у нее была тысяча важных вопросов к нему, но ни один не был до конца сформулирован.
– Чему ты улыбаешься, дорогая? – спросил Винс.
– Не знаю, – она помолчала. – Нет, знаю. У меня чертова куча вопросов, но я не знаю, с какого начать.
Ее признание было встречено одобрительными возгласами. Дэйв даже вытащил из кармана платок и промокнул им глаза.
– Ну и дела! – воскликнул он. – Да, мэм. Вот, что я тебе советую, Стеффи: представь, что ты в отделе дешевок на осенней женской распродаже. Закрой глаза и выбери любую наугад.
– Хорошо, – сказала она, хотя сделала не совсем так, как он посоветовал. – Как насчет отпечатков пальцев и стоматологической карты? Я думала, что при установлении личности их всегда проверяют, и это надежно.
– В основном так и происходит, – ответил Винс. – Но не забывай, что это был 1980 год, Стеффи, – он улыбался, но взгляд был серьезным. – Все это произошло до компьютерной революции и задолго до появления Интернета, чудесного изобретения, к которому молодые, такие, как ты, относятся как к чему-то, само собой разумеющемуся. В 1980 году можно было сравнить отпечатки пальцев и формулу зубов того, кого в полиции называют не – неопознанный субъект – с отпечатками и зубами только тех, кем предположительно этот не является. Проверять данные всей полицейской картотеки пришлось бы годы. А что говорить обо всех, кто объявлен в розыск на территории Штатов? Это нереально, дорогая, даже если вести поиск только среди мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет.
– Но я думала, что вооруженные силы располагали компьютерными данными уже тогда...
– Не думаю, – произнес Винс. – А если и так, то вряд ли отпечатки пальцев дитя Колорадо когда-либо попадали к ним.
– В любом случае, не зубная формула и не отпечатки помогли нам в конце концов установить личность этого человека, – сказал Дэйв. Он сидел, сплетя пальцы в замок на своей внушительной груди, и казалось, похорошел при слабом, но еще теплом свете угасающего дня.
– В деле появилась вырезка из газеты.
– Откуда же она взялась?
– А вот теперь вернемся к Полу Девэйну, – сказал Винс. – Мне нравится о нем говорить, потому что это единственная история во всем нашем рассказе. А истории – моя стихия. Это мой хлеб, как говорили в старые добрые времена. Девэйн – живое воплощение мира Горацио Алгера , маленькое, но воодушевляющее. Борись и добивайся. Работай и побеждай.
– Кровь с молоком, – высказался Дэйв.
– Можно и так, – спокойно сказал Винс. – Пусть будет так, если тебе нравится. Девэйн уехал с теми двумя глупыми полицейскими, О'Шенни и Моррисоном, как только были готовы предварительные результаты вскрытия жертв пожара в многоэтажке; на жертву несчастного случая на Лосином острове детективам было наплевать. А Каткарт тем временем принялся за вскрытие в присутствии вашего покорного слуги. В заключении о смерти записано: «удушение вследствие закупорки дыхательных путей», ну или что-то в этом роде. В газетах появились мои «сонные снимки», которые в викторианское время назывались бы «ликами смерти», что вполне им соответствует. Но никто не позвонил ни в министерство юстиции, ни в полицию штата, чтобы заявить, что это чей-то пропавший отец, дядя или брат.
Труп шесть дней хранился в холодильнике тиннокского похоронного дома – этот срок не установлен никаким сводом правил, но, знаешь, в таком деле многое становится традицией. И никто не пытается объяснять то, что известно каждому. Уже подходил к концу тот этап, на котором никем невостребованному покойнику дали имя Джон Доу, и Эйб Карви забальзамировал его. Затем тело поместили в склеп Приморского кладбища, которое принадлежало похоронному дому.
– Рассказ становится жутковатым, – сказала Стефани. Ей казалось, что она видит покойника, накрытого простыней и лежащего почему-то на столе в морге, а не в склепе (наверное, гроб ему предоставили один из самых дешевых). Никому ненужная посылка в почтовом отделении смерти.
– Да, есть немного. Ну и пусть, – равнодушно сказал Винс. – Продолжать?
– Я убью вас, если вы этого не сделаете, – сказала она.
Он кивнул и был явно доволен, хотя и не улыбался. Непонятно, как, но она это почувствовала.
– Прошло лето и половина осени. Наступил ноябрь, а тело все еще было неопознанным и невостребованным, и тогда было решено его похоронить, – из-за акцента янки, с которым говорил Винс, слово похоронить вышло похожим на «устрашить» – прежде, чем земля снова станет твердой, и копать будет очень трудно, понимаешь?
– Да, – тихо сказала Стефани, и она действительно понимала это. На этот раз телепатия проявилась незаметно для нее, потому что Дэйв, не получив никаких указаний от напарника, продолжил рассказ.
– Проходя практику с О'Шенни и Моррисоном, Девэйн испил чашу до дна, – сказал он. – Возможно, он даже подарил им по галстуку или четвертаку, что-нибудь в этом роде, по прошествии трех месяцев. Кажется, я говорил тебе, Стеффи, что сначала он и не думал уходить, но в итоге бросил криминалистику, в каком бы колледже не учился – кажется, он назвал джорджтаунский, но не стоит доверять моей памяти – и начал учиться заново, выбирая предметы, относящиеся к юриспруденции. И все же, кое-какие события предшествовали перелому в жизни Пола Девэйна и произошли они как раз перед тем, как закончилась его роль в нашей истории, которая, по словам Винса, вовсе не история. Во-первых, он заглянул в сумку с уликами и осмотрел личные вещи Джона Доу. Во-вторых, у него завязались серьезные отношения с девушкой, и она пригласила его познакомиться со своими родителями. Так обычно поступают все девушки, когда отношения заходят далеко; у ее отца была как минимум одна вредная привычка, которая в те времена была гораздо более распространенной, чем сейчас: он курил.
Какие-то мысли зашевелились в голове Стефани (ее собеседники ожидали этого, уже оценив способности девушки). Она вспомнила о пачке сигарет, выпавшей на песок пляжа Хэммок, когда труп упал. Джонни Грэйвлин (теперешний мэр Лосиного острова) подобрал ее и положил обратно в карман мертвеца. Затем ее поразила догадка. Она дернулась, как ужаленная. Нога задела стакан, и тот перевернулся. Кола разлилась по дощатому полу, потемневшему от дождей и ветра, просочилась между досок и закапала вниз, на камни и водоросли. Старики этого не заметили. Они знали, что такое восторг озарения и, довольные тем, что заметили его признаки, с любопытством смотрели на свою подопечную.
– Акцизная марка! – почти закричала она. – На каждой пачке должна быть акцизная марка штата!
Ей зааплодировали, негромко, но искренне.
10
Дэйв сказал:
– Пора рассказать тебе, Стеффи, что увидел мистер Девэйн, заглянув в запретную сумку с уликами. Скорее всего, он сделал это назло детективам и не рассчитывал обнаружить что-нибудь интересное среди тех немногочисленных предметов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Работая сверху вниз, он первым делом обнаружил мясную затычку, которую в горле мертвеца первым увидел доктор Робинсон. «Это причина смерти, Винс», – сказал он, и церебральный эмболизм (о котором он узнал намного позже, чем я вернулся на пароме на Лосиный остров) не повлиял на его решение. Он утверждал, что если бы рядом с парнем был кто-нибудь, способный применить прием Хеймлича , или если бы пострадавший смог сделать это сам, то не оказался на металлическом столе с вывороченными наружу внутренностями.
И вот перед нами содержимое желудка №1, под которым я подразумеваю то, что находилось в его верхней части, ночной ланч, которого едва коснулось пищеварение, прежде чем человек умер и в нем все остановилось. Только мясо. Он успел откусить шесть или семь раз, хорошо пережевывая пищу. Каткарт оценил вес в четыре унции.
Затем появилось содержимое желудка №2. Я говорю об ужине того человека. Эта масса была довольно сильно – ну, мне не хотелось бы вдаваться в подробности; скажем так, что пищеварительный процесс прошел много стадий, поэтому без подробного анализа Каткарт мог сказать только то, что парень ел рыбу, возможно с салатом, и картофельный гарнир приблизительно за шесть или семь часов до смерти.
«Я не Шерлок Холмс, – сказал я тогда, – но я могу вам помочь».
«Неужели?» – недоверчиво спросил он.
«Ага, – ответил я. – Думаю, он ужинал у Керли или „На пристани у Яна» на этом берегу, либо у Янко на Лосином острове».
«Почему именно там? В радиусе двадцати миль, должно быть, полсотни ресторанов, где подают рыбные блюда, даже в апреле, – удивился он. – Почему не в „Серой чайке», например?»
«Потому что в „Серой чайке» не опустятся до того, чтобы подавать рыбу с картошкой, – ответил я, – а ведь именно этим парень поужинал».
– Вот так, Стеффи. Я продержался почти до конца вскрытия, но вдруг мне стало нехорошо. «Во всех трех заведениях подают рыбу и картошку, сказал я. – А запах уксуса я почувствовал, как только ты вскрыл ему желудок». После этих слов мне пришлось бежать в маленькую уборную, где меня стошнило.
Но я оказался прав. Сделав копии «сонных снимков», я тем же вечером обошел все заведения, где каждый день подавали рыбу с картошкой.
У Янко этого парня никто не узнал, но официантка «На пристани у Яна» сразу его вспомнила. Она сказала, что подала ему порцию рыбы с картофелем и колу, или диетическую колу, она не помнила, какую именно, и это произошло вечером, в последний день его жизни. Он взял заказ, сел за один из столиков и съел все, глядя на воду. Я спросил, говорил ли тот посетитель что-нибудь, и она ответила, что, кажется, нет, только «пожалуйста» и «спасибо». Я спросил, не видела ли она, куда он пошел, когда поел – ужинал он около половины шестого – и она ответила «нет».
Он взглянул на Стефани.
– Думаю, скорее всего, он направился на городскую пристань, чтобы попасть на шестичасовой паром до Лосиного острова. Время, по крайней мере, для этого подходящее.
– Пусть так. Я лично всегда был в этом уверен, – сказал Дэйв.
Стефани выпрямилась, словно ее осенило.
– Был апрель. Середина апреля на побережье залива Мэн, но его нашли без пальто. А было ли оно на нем, когда его обслуживали у Яна?
Оба старика улыбнулись, как будто она только что решила какое-нибудь сложное уравнение. Но она знала, что даже работа в «Островитянине», которую престижной не назовешь, заключалась не столько в решении задач, сколько в выяснении того, какие из них должны быть решены.
– Хороший вопрос, – сказал Винс.
– Замечательный вопрос, – согласился Дэйв.
– Я приберег это на потом, – сказал Винс. – Но поскольку истории, как таковой, нет, то не стоит и ждать более подходящего момента. Но если тебе нужен ответ, то ничем помочь не могу. Официантка у Яна не помнила этого, а, кроме нее, парня на фото никто не признал. Я считаю, что нам и так повезло. Окажись он у прилавка в середине июля, когда посетителей миллион, и каждый заказывает рыбный обед, котлеты из лобстера и пломбир с начинкой, она запомнила бы его, только если бы он стянул с себя штаны и показал ей голый зад.
– Да и тогда вряд ли, – произнесла Стефани.
– Точно. Но получилось так, что она его запомнила, правда не могла сказать, было ли на нем пальто. Я не стал настаивать, понимая, что тогда она вспомнила бы что-нибудь, чтобы угодить мне или отвязаться от меня. Она сказала: «Припоминаю, что на нем вроде была светло-зеленая куртка, мистер Тигги, но возможно я ошибаюсь». Может, она и ошибалась, но мне кажется, что нет. На нем действительно была такая куртка.
– Тогда куда же она делась? – спросила Стефани. – Может, ее кто-нибудь потом нашел?
– Нет, – ответил Дэйв. – Возможно, никакой куртки и не было, но то, что он в промозглую апрельскую ночь пошел на пляж без верхней одежды, не укладывается у меня в голове.
Стефани снова повернулась к Винсу; у нее была тысяча важных вопросов к нему, но ни один не был до конца сформулирован.
– Чему ты улыбаешься, дорогая? – спросил Винс.
– Не знаю, – она помолчала. – Нет, знаю. У меня чертова куча вопросов, но я не знаю, с какого начать.
Ее признание было встречено одобрительными возгласами. Дэйв даже вытащил из кармана платок и промокнул им глаза.
– Ну и дела! – воскликнул он. – Да, мэм. Вот, что я тебе советую, Стеффи: представь, что ты в отделе дешевок на осенней женской распродаже. Закрой глаза и выбери любую наугад.
– Хорошо, – сказала она, хотя сделала не совсем так, как он посоветовал. – Как насчет отпечатков пальцев и стоматологической карты? Я думала, что при установлении личности их всегда проверяют, и это надежно.
– В основном так и происходит, – ответил Винс. – Но не забывай, что это был 1980 год, Стеффи, – он улыбался, но взгляд был серьезным. – Все это произошло до компьютерной революции и задолго до появления Интернета, чудесного изобретения, к которому молодые, такие, как ты, относятся как к чему-то, само собой разумеющемуся. В 1980 году можно было сравнить отпечатки пальцев и формулу зубов того, кого в полиции называют не – неопознанный субъект – с отпечатками и зубами только тех, кем предположительно этот не является. Проверять данные всей полицейской картотеки пришлось бы годы. А что говорить обо всех, кто объявлен в розыск на территории Штатов? Это нереально, дорогая, даже если вести поиск только среди мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет.
– Но я думала, что вооруженные силы располагали компьютерными данными уже тогда...
– Не думаю, – произнес Винс. – А если и так, то вряд ли отпечатки пальцев дитя Колорадо когда-либо попадали к ним.
– В любом случае, не зубная формула и не отпечатки помогли нам в конце концов установить личность этого человека, – сказал Дэйв. Он сидел, сплетя пальцы в замок на своей внушительной груди, и казалось, похорошел при слабом, но еще теплом свете угасающего дня.
– В деле появилась вырезка из газеты.
– Откуда же она взялась?
– А вот теперь вернемся к Полу Девэйну, – сказал Винс. – Мне нравится о нем говорить, потому что это единственная история во всем нашем рассказе. А истории – моя стихия. Это мой хлеб, как говорили в старые добрые времена. Девэйн – живое воплощение мира Горацио Алгера , маленькое, но воодушевляющее. Борись и добивайся. Работай и побеждай.
– Кровь с молоком, – высказался Дэйв.
– Можно и так, – спокойно сказал Винс. – Пусть будет так, если тебе нравится. Девэйн уехал с теми двумя глупыми полицейскими, О'Шенни и Моррисоном, как только были готовы предварительные результаты вскрытия жертв пожара в многоэтажке; на жертву несчастного случая на Лосином острове детективам было наплевать. А Каткарт тем временем принялся за вскрытие в присутствии вашего покорного слуги. В заключении о смерти записано: «удушение вследствие закупорки дыхательных путей», ну или что-то в этом роде. В газетах появились мои «сонные снимки», которые в викторианское время назывались бы «ликами смерти», что вполне им соответствует. Но никто не позвонил ни в министерство юстиции, ни в полицию штата, чтобы заявить, что это чей-то пропавший отец, дядя или брат.
Труп шесть дней хранился в холодильнике тиннокского похоронного дома – этот срок не установлен никаким сводом правил, но, знаешь, в таком деле многое становится традицией. И никто не пытается объяснять то, что известно каждому. Уже подходил к концу тот этап, на котором никем невостребованному покойнику дали имя Джон Доу, и Эйб Карви забальзамировал его. Затем тело поместили в склеп Приморского кладбища, которое принадлежало похоронному дому.
– Рассказ становится жутковатым, – сказала Стефани. Ей казалось, что она видит покойника, накрытого простыней и лежащего почему-то на столе в морге, а не в склепе (наверное, гроб ему предоставили один из самых дешевых). Никому ненужная посылка в почтовом отделении смерти.
– Да, есть немного. Ну и пусть, – равнодушно сказал Винс. – Продолжать?
– Я убью вас, если вы этого не сделаете, – сказала она.
Он кивнул и был явно доволен, хотя и не улыбался. Непонятно, как, но она это почувствовала.
– Прошло лето и половина осени. Наступил ноябрь, а тело все еще было неопознанным и невостребованным, и тогда было решено его похоронить, – из-за акцента янки, с которым говорил Винс, слово похоронить вышло похожим на «устрашить» – прежде, чем земля снова станет твердой, и копать будет очень трудно, понимаешь?
– Да, – тихо сказала Стефани, и она действительно понимала это. На этот раз телепатия проявилась незаметно для нее, потому что Дэйв, не получив никаких указаний от напарника, продолжил рассказ.
– Проходя практику с О'Шенни и Моррисоном, Девэйн испил чашу до дна, – сказал он. – Возможно, он даже подарил им по галстуку или четвертаку, что-нибудь в этом роде, по прошествии трех месяцев. Кажется, я говорил тебе, Стеффи, что сначала он и не думал уходить, но в итоге бросил криминалистику, в каком бы колледже не учился – кажется, он назвал джорджтаунский, но не стоит доверять моей памяти – и начал учиться заново, выбирая предметы, относящиеся к юриспруденции. И все же, кое-какие события предшествовали перелому в жизни Пола Девэйна и произошли они как раз перед тем, как закончилась его роль в нашей истории, которая, по словам Винса, вовсе не история. Во-первых, он заглянул в сумку с уликами и осмотрел личные вещи Джона Доу. Во-вторых, у него завязались серьезные отношения с девушкой, и она пригласила его познакомиться со своими родителями. Так обычно поступают все девушки, когда отношения заходят далеко; у ее отца была как минимум одна вредная привычка, которая в те времена была гораздо более распространенной, чем сейчас: он курил.
Какие-то мысли зашевелились в голове Стефани (ее собеседники ожидали этого, уже оценив способности девушки). Она вспомнила о пачке сигарет, выпавшей на песок пляжа Хэммок, когда труп упал. Джонни Грэйвлин (теперешний мэр Лосиного острова) подобрал ее и положил обратно в карман мертвеца. Затем ее поразила догадка. Она дернулась, как ужаленная. Нога задела стакан, и тот перевернулся. Кола разлилась по дощатому полу, потемневшему от дождей и ветра, просочилась между досок и закапала вниз, на камни и водоросли. Старики этого не заметили. Они знали, что такое восторг озарения и, довольные тем, что заметили его признаки, с любопытством смотрели на свою подопечную.
– Акцизная марка! – почти закричала она. – На каждой пачке должна быть акцизная марка штата!
Ей зааплодировали, негромко, но искренне.
10
Дэйв сказал:
– Пора рассказать тебе, Стеффи, что увидел мистер Девэйн, заглянув в запретную сумку с уликами. Скорее всего, он сделал это назло детективам и не рассчитывал обнаружить что-нибудь интересное среди тех немногочисленных предметов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16