Врачи-невропатологи, к сожалению, не знают об этом и пичкают своих неуравновешенных пациентов малодейственными химическими снадобьями...
Ехать, уперев ствол прямо в бок задержанному, по меньшей мере небезопасно. Я никогда не решился бы перевозить подобным образом крепкого мужчину, тем паче, обученного агента. Но Ла-Маргарита была некрупной девушкой, а вдобавок - любительницей. Я рискнул.
Густо лежавший на смуглом лице грим начинал таять в жарком воздухе кабины.
Я попросил Дану подыскать укромное местечко, где можно задержаться на четверть часа или подольше, не опасаясь любопытных глаз. Кивнув, моя спутница направила автомобиль к приморскому парку, зеленому оазису меж высоких каменных зданий, два из коих были гостиницами. Дана вкатила на стоянку, втиснула колымагу под прикрытие большого лимузина.
Из окошек были видны раскидистые тропические деревья, зеленые поляны, голубые просторы Атлантики, белые кучевые облака. "Впрочем, любоваться пейзажем придется чуть попозже", - подумал я.
Не идеальный, конечно, уголок для допроса с пристрастием, но, по крайней мере, движение - пешеходное, велосипедное и автомобильное - было редким. По словам Даны, Мак не держал на Пуэрто-Рико специальных "групп допроса". Учитывая, что жизнь Модесто могла подвергаться опасности, а уж здоровье - и подавно, вызывать заплечных мастеров было некогда, но я могу считаться довольно сносным подмастерьем. Предпочитаю, разумеется, передавать пленников ребятам из ГД - не потому, что руки замарать боюсь, а потому, что в любом деле требуется должная сноровка; и наркотиками, развязывающими язык молниеносно, ГД располагает. Но я не раз, и не два, и не три выдавливал из неприятеля нужные сведения.
Коль скоро девица окажется фанатичкой, готовой издохнуть за якобы правое дело - пускай пеняет на себя. Мой долг - предупредить о неминуемых последствиях, пояснить: под настоящим нажимом заговаривают все без исключения. А там пусть решает сама.
Дана открыла дверцу, кашлянула:
- Пойду, пожалуй, погуляю немного, - сказала она. - Желудок у меня слабоват на такое смотреть...
Реплика входила в типические приемы следствия, ведомого наспех; однако, думаю, госпожа Дельгадо не роль играла, а вполне искренне спешила сбежать подальше.
- Не забирайся чересчур далеко, - попросил я. - Вернешься, когда трижды нажму на клаксон.
- Понятно.
Мы проследили, как Дана удалялась. Потом я извлек потрудившийся в аэродромном сортире нож. Раскрыл его, резко тряхнув кистью: весьма впечатляет непосвященного. Поскольку закон возбраняет носить клинки, оборудованные кнопками, приходится пускаться на цирковые трюки. Очень эффектные, повторяю.
Ла-Маргарита вздрогнула. Уставилась на длинное, тонкое, слегка запачканное кровью псевдоблондина лезвие. Облизнула губы.
- Вы же прилетели без оружия!
- Вот как! - сказал я. - Стало быть, горилла в парике обзавелась пистолетом, дабы напасть на предположительно безоружного, пожилого неприятеля? Да вы настоящие герои, дорогие товарищи!
Девица отмолчалась. Я подтолкнул ее "рюгером":
- Откуда ружьишко? Из лесу, вестимо? Лучше говори по-доброму. Впоследствии скажешь так или иначе; выложишь все до словечка. Но пока что чистосердечное признание может спасти; а вот подвергнувшись размягчающему воздействию, по меньшей мере останешься калекой. И долг свой нарушишь неизбежно, и в развалину превратишься. Посему гораздо разумнее нарушить долг сразу же, немедля - и уцелеть. Согласна?
- Пистолет вручили мне, чтобы я передала его Раулю.
- Кому?
- Раулю Боннетту. Убитому вами в уборной. Я знала Рауля в лицо, поэтому выбор и пал на меня. Рауль... обучался на Монтего, в составе армии, которой предстоит освободить Гобернадор от американского ига. И мы освободим все Карибские острова! Все! Империалистические угнетатели будут изгнаны вместе со своими рабами-марионетками.
- Эгей, - прервал я, промышлявший после второй мировой войны романами о ковбоях и не совсем утративший чувство литературного стиля: - Ты уж либо марионетками тамошних правителей зови, либо рабами. Быть одновременно и тем, и другим невозможно.
Урок словесности пропал впустую.
- В результате революции возникнет новая нация, демократическая федерация островов, объединенных справедливой конституцией!
Газету "Правда", что ли, читает в кубинских переводах?
- Значит, сортирный десантник был твоим знакомым. Еще раз приношу извинения. Боннетт... Французское имя.
- Пролетарии всех стран объединяются! Среди наших товарищей - французы, испанцы, голландцы, португальцы, англичане; даже американцы!..
- А говорите, все янки - чудовища...
- Мы перерезали позорную пуповину пещерного национализма и боремся с империализмом под знаменем освобождения, под стягом борьбы с капитализмом.
- А кто ворожит освободителям? Кубинцы или Советы?
- Ага! Янки рады видеть коммуниста под каждой кроватью! Но даже если нам помогает Фидель - он хотя бы островитянин, а не паршивый...
И так далее, и тому подобное, и в этом же роде. Какая ирония судьбы! Герман Генрих Бультман лишился ступни и здоровья, пытаясь вывести в расход бородатого кровососа, приспешникам которого сейчас помогал вовсю, вербуя и обучая ударный отряд, намеревавшийся низложить гобернадорского диктатора - тоже не великого человеколюбца, но все же... Все же по ночам граждане Гобернадора не просыпаются в ужасе, услыхав, что возле дома остановилась машина.
А касаемо пещерного национализма, об отсутствии коего девочка талдычила с немалым воодушевлением... Полное отсутствие национальных предрассудков: хоть людоеда над собою поставим, лишь бы нашим соплеменником числился! Девяносто шестой пробы пролетарский интернационализм, ей-ей...
Я внезапно вспомнил заверение Даны: у людей Бультмана шансов нет. Но террористы редко способны рассуждать здраво. И все же, все же... Где-то на дне сознания теплилась непонятная, неоформившаяся пока, остававшаяся в зародыше мысль...
- От кого получила пистолет?
- А?
- От. Кого. Пистолет. Получила? Большое спасибо за поучительную лекцию, но и на вопросы отвечать изволь.
Девица с вызовом уставилась на меня и промолчала. Я хмыкнул, засунул двадцатидвухкалиберный пистолет во внутренний карман пиджака, откуда его затруднительно было бы выдернуть постороннему, и поднес к девицыной физиономии острие "гербера". Припомнил, как примерно тем же манером допрашивал Морелоса-младшего, коему и жить-то оставалось минуту, не более. Кажется, Мэттью Хелм становился экспертом по устрашению несмышленышей. Увы...
- У одного из континентальных индейских племен, - уведомил я, - существовал некогда милый обычай: жене-прелюбодейке рассекали кончик носа. В иных обществах, по другую сторону океана, если не путаю, нос отрезали начисто. Я начну индейским способом, а басурманский приберегу на потом...
Ла-Маргарита облизнула губы:
- Вам бы в Освенциме палачом служить! Фашистский выродок! Хоть убей, ничего не скажу!..
Если только человек не отважен по-настоящему, он всегда разражается подобными заявлениями. Впрочем, даже отважные в итоге разливаются майскими соловьями - коль скоро не гибнут под нажимом неумелых пытошников.
Несмотря на воинственные тирады, Ла-Маргарита сломалась почти немедля. Я даже неприятно изумился такой уступчивости и крепко призадумался. Чересчур уж мало крови пролилось, чересчур крошечным оказался надрез, чересчур незначительна причиненная боль. Я знаю, о чем толкую: самого допрашивали не единожды.
Пригрозив девице ампутацией носа, я достиг желаемого. Но сегодня следовало помнить: не все то волосы, что с головы свисают. Не следовало принимать за чистую монету все, казавшееся вполне естественным. Иначе можно было и собственным волосам, заодно с головой, сказать "прощайте"...
Минут через десять я нажал кнопку гудка. Дана осторожно приблизилась по зеленой лужайке, готовясь узреть настоящую бойню. Облегченно вздохнула, не заметив подле автомобиля дымящихся человеческих кишок. Охнула, увидав капельку запекающейся крови на кончике девичьего носа.
- Только спокойствие! - предупредил я. - Это легчайшая царапина. Дай чистую бумажную салфетку - и все обойдется... Вы, девочки, родственные души. Ла-Маргарита, подобно тебе, не переносит вида крови. По крайности, если кровь течет из нее самой... Это не помешало бедняге вручить покойному парню заряженный пистолет, чтоб мог невозбранно выпустить кровушку из другого. Непостижимая вещь - людская психика!
- Не прикасайтесь ко мне! - завизжала поборница пролетарского интернационализма, когда я попытался исправить содеянное и утереть ей нос. - Не смей до меня больше дотрагиваться, поганый буржуй! Лучше убей сразу!
О, боги бессмертные... Впрочем, скорее всего, Ла-Маргарита была просто хладнокровной стервой и устраивала пародию на бред, который слыхала по кубинскому и советскому радио. Внушала мне, будто в стриженой голове мозгов - ни на грош, и по-настоящему опасаться нечего... Полагалось держать ухо весьма востро.
- Не убью, назло мировому пролетариату оставлю в живых, - улыбнулся я. - Чем больше у них болванов - тем лучше для нас, буржуев.
Передал салфетку. Пускай считает, что я поверил истерическим словесам. Чересчур назойлив был поток изрыгаемой девицею чуши. В третий раз повторяю: живые люди таким языком не изъясняются. Только персонажи коммунистических книжек.
- Дана, - обратился я к напарнице, - Пачеко-стрит, четыреста двадцать семь... Тебе известно, где это?
- Пачеко-стрит? Н-нет... не слыхивала.
- Выкладывай, как туда ехать, - велел я девушке и выслушал приглушенные салфеткой пояснения.
Некоторое время спустя, когда машина принялась колесить по улицам и переулкам Сан-Хуана, я обратился к затылку сидевшей за рулем Даны Дельгадо:
- Наличествует некий местный делец, Поль Энсиниас, процветающий торговец дамским платьем. Несколько лет назад попросил политического убежища, спасаясь от нынешнего гобернадорского режима; исхитрился вывезти с собою немало денег и основал фирму.
Дана прерывисто вздохнула.
- У тамошнего правительства, - продолжил я, - имелись достаточные основания преследовать господина Энсиниаса, поелику оный, как выясняется, числился членом Карибского Освободительного Легиона и даже имел высокую честь состоять в Совете Тринадцати. Однако товарищи террористы начали подозревать, что Энсиниас передает секретные сведения кому-то в Вашингтоне. Кому - пока не знают, но постараются побыстрее выяснить.
Я сделал небольшую паузу.
- Продолжай, - хрипло сказала Дана.
- Заподозрив двойную игру. Легион вполне объяснимо учредил за Энсиниасом постоянную слежку при помощи друзей из ООПРа. И сегодня соглядатай, шедший по пятам, обнаружил: Энсиниас повстречал известного американского резидента, взял у того бумажный сверток. ООПР немедленно снесся с КОЛом - тьфу, провались они, эти сокращения! - и велел схватить поганого изменника. Изменника схватили, обнаружили в пакете хитроумный пистолет, запасные обоймы и коробку патронов.
- Так мы и думали, - бесцветным голосом промолвила Дана.
- Из Энсиниаса вышибли признание, что пистолет предназначался федеральному агенту, который вот-вот прибудет в Сан-Хуан. Мне. Потом раздался телефонный звонок Бультмана: "Вызываю из международного аэропорта Кеннеди, объект вылетел, сопровождаемый Раулем Боннеттом; Боннетту понадобится надежный ствол, дабы разделаться с вышеозначенным агентом. Приказываю встретить, вооружить, прикрыть". Встречу поручили нашей приятельнице Ла-Маргарите, поскольку девушка знает Боннетта в лицо, а Боннетт знает ее. Пистолет Ла-Маргарите отдали тот самый, что забрали у Энсиниаса. Огнестрельное оружие на острове раздобыть нелегко; зачем же пренебрегать стволом, который буквально судьба послала?
Дана продолжала править, упорно глядя вперед и сидя как-то очень уж прямо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Ехать, уперев ствол прямо в бок задержанному, по меньшей мере небезопасно. Я никогда не решился бы перевозить подобным образом крепкого мужчину, тем паче, обученного агента. Но Ла-Маргарита была некрупной девушкой, а вдобавок - любительницей. Я рискнул.
Густо лежавший на смуглом лице грим начинал таять в жарком воздухе кабины.
Я попросил Дану подыскать укромное местечко, где можно задержаться на четверть часа или подольше, не опасаясь любопытных глаз. Кивнув, моя спутница направила автомобиль к приморскому парку, зеленому оазису меж высоких каменных зданий, два из коих были гостиницами. Дана вкатила на стоянку, втиснула колымагу под прикрытие большого лимузина.
Из окошек были видны раскидистые тропические деревья, зеленые поляны, голубые просторы Атлантики, белые кучевые облака. "Впрочем, любоваться пейзажем придется чуть попозже", - подумал я.
Не идеальный, конечно, уголок для допроса с пристрастием, но, по крайней мере, движение - пешеходное, велосипедное и автомобильное - было редким. По словам Даны, Мак не держал на Пуэрто-Рико специальных "групп допроса". Учитывая, что жизнь Модесто могла подвергаться опасности, а уж здоровье - и подавно, вызывать заплечных мастеров было некогда, но я могу считаться довольно сносным подмастерьем. Предпочитаю, разумеется, передавать пленников ребятам из ГД - не потому, что руки замарать боюсь, а потому, что в любом деле требуется должная сноровка; и наркотиками, развязывающими язык молниеносно, ГД располагает. Но я не раз, и не два, и не три выдавливал из неприятеля нужные сведения.
Коль скоро девица окажется фанатичкой, готовой издохнуть за якобы правое дело - пускай пеняет на себя. Мой долг - предупредить о неминуемых последствиях, пояснить: под настоящим нажимом заговаривают все без исключения. А там пусть решает сама.
Дана открыла дверцу, кашлянула:
- Пойду, пожалуй, погуляю немного, - сказала она. - Желудок у меня слабоват на такое смотреть...
Реплика входила в типические приемы следствия, ведомого наспех; однако, думаю, госпожа Дельгадо не роль играла, а вполне искренне спешила сбежать подальше.
- Не забирайся чересчур далеко, - попросил я. - Вернешься, когда трижды нажму на клаксон.
- Понятно.
Мы проследили, как Дана удалялась. Потом я извлек потрудившийся в аэродромном сортире нож. Раскрыл его, резко тряхнув кистью: весьма впечатляет непосвященного. Поскольку закон возбраняет носить клинки, оборудованные кнопками, приходится пускаться на цирковые трюки. Очень эффектные, повторяю.
Ла-Маргарита вздрогнула. Уставилась на длинное, тонкое, слегка запачканное кровью псевдоблондина лезвие. Облизнула губы.
- Вы же прилетели без оружия!
- Вот как! - сказал я. - Стало быть, горилла в парике обзавелась пистолетом, дабы напасть на предположительно безоружного, пожилого неприятеля? Да вы настоящие герои, дорогие товарищи!
Девица отмолчалась. Я подтолкнул ее "рюгером":
- Откуда ружьишко? Из лесу, вестимо? Лучше говори по-доброму. Впоследствии скажешь так или иначе; выложишь все до словечка. Но пока что чистосердечное признание может спасти; а вот подвергнувшись размягчающему воздействию, по меньшей мере останешься калекой. И долг свой нарушишь неизбежно, и в развалину превратишься. Посему гораздо разумнее нарушить долг сразу же, немедля - и уцелеть. Согласна?
- Пистолет вручили мне, чтобы я передала его Раулю.
- Кому?
- Раулю Боннетту. Убитому вами в уборной. Я знала Рауля в лицо, поэтому выбор и пал на меня. Рауль... обучался на Монтего, в составе армии, которой предстоит освободить Гобернадор от американского ига. И мы освободим все Карибские острова! Все! Империалистические угнетатели будут изгнаны вместе со своими рабами-марионетками.
- Эгей, - прервал я, промышлявший после второй мировой войны романами о ковбоях и не совсем утративший чувство литературного стиля: - Ты уж либо марионетками тамошних правителей зови, либо рабами. Быть одновременно и тем, и другим невозможно.
Урок словесности пропал впустую.
- В результате революции возникнет новая нация, демократическая федерация островов, объединенных справедливой конституцией!
Газету "Правда", что ли, читает в кубинских переводах?
- Значит, сортирный десантник был твоим знакомым. Еще раз приношу извинения. Боннетт... Французское имя.
- Пролетарии всех стран объединяются! Среди наших товарищей - французы, испанцы, голландцы, португальцы, англичане; даже американцы!..
- А говорите, все янки - чудовища...
- Мы перерезали позорную пуповину пещерного национализма и боремся с империализмом под знаменем освобождения, под стягом борьбы с капитализмом.
- А кто ворожит освободителям? Кубинцы или Советы?
- Ага! Янки рады видеть коммуниста под каждой кроватью! Но даже если нам помогает Фидель - он хотя бы островитянин, а не паршивый...
И так далее, и тому подобное, и в этом же роде. Какая ирония судьбы! Герман Генрих Бультман лишился ступни и здоровья, пытаясь вывести в расход бородатого кровососа, приспешникам которого сейчас помогал вовсю, вербуя и обучая ударный отряд, намеревавшийся низложить гобернадорского диктатора - тоже не великого человеколюбца, но все же... Все же по ночам граждане Гобернадора не просыпаются в ужасе, услыхав, что возле дома остановилась машина.
А касаемо пещерного национализма, об отсутствии коего девочка талдычила с немалым воодушевлением... Полное отсутствие национальных предрассудков: хоть людоеда над собою поставим, лишь бы нашим соплеменником числился! Девяносто шестой пробы пролетарский интернационализм, ей-ей...
Я внезапно вспомнил заверение Даны: у людей Бультмана шансов нет. Но террористы редко способны рассуждать здраво. И все же, все же... Где-то на дне сознания теплилась непонятная, неоформившаяся пока, остававшаяся в зародыше мысль...
- От кого получила пистолет?
- А?
- От. Кого. Пистолет. Получила? Большое спасибо за поучительную лекцию, но и на вопросы отвечать изволь.
Девица с вызовом уставилась на меня и промолчала. Я хмыкнул, засунул двадцатидвухкалиберный пистолет во внутренний карман пиджака, откуда его затруднительно было бы выдернуть постороннему, и поднес к девицыной физиономии острие "гербера". Припомнил, как примерно тем же манером допрашивал Морелоса-младшего, коему и жить-то оставалось минуту, не более. Кажется, Мэттью Хелм становился экспертом по устрашению несмышленышей. Увы...
- У одного из континентальных индейских племен, - уведомил я, - существовал некогда милый обычай: жене-прелюбодейке рассекали кончик носа. В иных обществах, по другую сторону океана, если не путаю, нос отрезали начисто. Я начну индейским способом, а басурманский приберегу на потом...
Ла-Маргарита облизнула губы:
- Вам бы в Освенциме палачом служить! Фашистский выродок! Хоть убей, ничего не скажу!..
Если только человек не отважен по-настоящему, он всегда разражается подобными заявлениями. Впрочем, даже отважные в итоге разливаются майскими соловьями - коль скоро не гибнут под нажимом неумелых пытошников.
Несмотря на воинственные тирады, Ла-Маргарита сломалась почти немедля. Я даже неприятно изумился такой уступчивости и крепко призадумался. Чересчур уж мало крови пролилось, чересчур крошечным оказался надрез, чересчур незначительна причиненная боль. Я знаю, о чем толкую: самого допрашивали не единожды.
Пригрозив девице ампутацией носа, я достиг желаемого. Но сегодня следовало помнить: не все то волосы, что с головы свисают. Не следовало принимать за чистую монету все, казавшееся вполне естественным. Иначе можно было и собственным волосам, заодно с головой, сказать "прощайте"...
Минут через десять я нажал кнопку гудка. Дана осторожно приблизилась по зеленой лужайке, готовясь узреть настоящую бойню. Облегченно вздохнула, не заметив подле автомобиля дымящихся человеческих кишок. Охнула, увидав капельку запекающейся крови на кончике девичьего носа.
- Только спокойствие! - предупредил я. - Это легчайшая царапина. Дай чистую бумажную салфетку - и все обойдется... Вы, девочки, родственные души. Ла-Маргарита, подобно тебе, не переносит вида крови. По крайности, если кровь течет из нее самой... Это не помешало бедняге вручить покойному парню заряженный пистолет, чтоб мог невозбранно выпустить кровушку из другого. Непостижимая вещь - людская психика!
- Не прикасайтесь ко мне! - завизжала поборница пролетарского интернационализма, когда я попытался исправить содеянное и утереть ей нос. - Не смей до меня больше дотрагиваться, поганый буржуй! Лучше убей сразу!
О, боги бессмертные... Впрочем, скорее всего, Ла-Маргарита была просто хладнокровной стервой и устраивала пародию на бред, который слыхала по кубинскому и советскому радио. Внушала мне, будто в стриженой голове мозгов - ни на грош, и по-настоящему опасаться нечего... Полагалось держать ухо весьма востро.
- Не убью, назло мировому пролетариату оставлю в живых, - улыбнулся я. - Чем больше у них болванов - тем лучше для нас, буржуев.
Передал салфетку. Пускай считает, что я поверил истерическим словесам. Чересчур назойлив был поток изрыгаемой девицею чуши. В третий раз повторяю: живые люди таким языком не изъясняются. Только персонажи коммунистических книжек.
- Дана, - обратился я к напарнице, - Пачеко-стрит, четыреста двадцать семь... Тебе известно, где это?
- Пачеко-стрит? Н-нет... не слыхивала.
- Выкладывай, как туда ехать, - велел я девушке и выслушал приглушенные салфеткой пояснения.
Некоторое время спустя, когда машина принялась колесить по улицам и переулкам Сан-Хуана, я обратился к затылку сидевшей за рулем Даны Дельгадо:
- Наличествует некий местный делец, Поль Энсиниас, процветающий торговец дамским платьем. Несколько лет назад попросил политического убежища, спасаясь от нынешнего гобернадорского режима; исхитрился вывезти с собою немало денег и основал фирму.
Дана прерывисто вздохнула.
- У тамошнего правительства, - продолжил я, - имелись достаточные основания преследовать господина Энсиниаса, поелику оный, как выясняется, числился членом Карибского Освободительного Легиона и даже имел высокую честь состоять в Совете Тринадцати. Однако товарищи террористы начали подозревать, что Энсиниас передает секретные сведения кому-то в Вашингтоне. Кому - пока не знают, но постараются побыстрее выяснить.
Я сделал небольшую паузу.
- Продолжай, - хрипло сказала Дана.
- Заподозрив двойную игру. Легион вполне объяснимо учредил за Энсиниасом постоянную слежку при помощи друзей из ООПРа. И сегодня соглядатай, шедший по пятам, обнаружил: Энсиниас повстречал известного американского резидента, взял у того бумажный сверток. ООПР немедленно снесся с КОЛом - тьфу, провались они, эти сокращения! - и велел схватить поганого изменника. Изменника схватили, обнаружили в пакете хитроумный пистолет, запасные обоймы и коробку патронов.
- Так мы и думали, - бесцветным голосом промолвила Дана.
- Из Энсиниаса вышибли признание, что пистолет предназначался федеральному агенту, который вот-вот прибудет в Сан-Хуан. Мне. Потом раздался телефонный звонок Бультмана: "Вызываю из международного аэропорта Кеннеди, объект вылетел, сопровождаемый Раулем Боннеттом; Боннетту понадобится надежный ствол, дабы разделаться с вышеозначенным агентом. Приказываю встретить, вооружить, прикрыть". Встречу поручили нашей приятельнице Ла-Маргарите, поскольку девушка знает Боннетта в лицо, а Боннетт знает ее. Пистолет Ла-Маргарите отдали тот самый, что забрали у Энсиниаса. Огнестрельное оружие на острове раздобыть нелегко; зачем же пренебрегать стволом, который буквально судьба послала?
Дана продолжала править, упорно глядя вперед и сидя как-то очень уж прямо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33