.. Ты дал денег этому мерзкому греку, ты научил его, что говорить полиции. И ты заранее предупредил меня, что в «Кипр» заявится полицейский, и я забрала свои вещи и уехала на этот день за город. И ты все время держал меня в курсе того, что говорит и что делает мой муж. Больше того, это ты позвонил Дэвиду, это ты вызвал его в Мейднхед, а потом сам туда отправился и украл у него эти пять тысяч фунтов. Дурацкая была затея и очень рискованная… Ты даже не смог отделаться от него; если бы ты бросил его тело в Темзу, как было у нас с тобой решено, сейчас весь этот кошмар был бы уже позади, тогда как теперь…
Томас больше ее не слушал. Неужели он в самом деле совершил все то, в чем она его обвиняла? Или все это делал его двойник? Поистине он был околдован… Патриция с самого начала замыслила это убийство; она хотела поскорее завладеть наследством… А он-то думал, что, когда он вытащит у Дэвида эти пять тысяч фунтов, она наконец успокоится, она откажется от своего плана. Ах, как нелепы и отвратительны были эти его расчеты! Как мог он, умный человек, известный адвокат, дать затянуть себя в это болото! Да, конечно, это было какое-то наваждение…
– Все шло так хорошо, – не унималась Патриция. – Мне удалось совершенно выбить его из колеи. Он и раньше-то не отличался крепкими нервами. Я заморочила ему голову историей с Хромым, я каждый вечер ходила в тумане за ним по пятам, а он думал, что это его преследует Рихтер; я послала его к Бобу Резерфорду, который давно уже спятил; я совершенно точно знала, что Дэвид не продержится долго… Если бы ты ночью бросил его в Темзу, все сочли бы это самоубийством… Тогда как теперь начнется расследование. Велецос может проговориться, Скотланд-Ярд что-то пронюхает…
– Да, – повторил машинально Томас, – Скотланд-Ярд непременно что-то пронюхает…
Он уже видел, как его ведут в суд, обвиняют, обливают грязью… Даже если он и сможет оправдаться, даже если избежит петли, все равно на его карьере можно поставить крест; от него отвернутся друзья, и ему ничего не останется, как, подобно Оскару Уайльду, покинуть Англию и закончить свои дни в трущобах Монмартра или Бельвиля…
Угадав, о чем он сейчас думал, Патриция вдруг переменила тон.
– Прости меня, милый, – нежно прошептала она, подошла к нему, положила на плечи руки. – Послушай, все еще можно уладить. Кто поверит этому жалкому греку? У тебя прекрасные связи, дело можно будет замять. В худшем случае уедем в Штаты. Вспомни, ведь я теперь буду богата, очень богата: у Дэвида было больше полумиллиона долларов…
Она приблизила к нему свое лицо, ее губы коснулись его губ. Еще секунда, и наваждение возобновится…
Но нет, поздно. Он резко высвободился:
– Нет, Патриция, нет. Я этого не хочу.
На сей раз у нее на глазах были настоящие слезы.
– Но почему? Почему?
– Потому что ты убила его. Знаю, я был твоим сообщником, я не имею права тебя упрекать. Прости, что я тебя оскорбил. Но это сильнее меня. После того, что произошло, я больше уже не смогу тебя обнимать.
– Но я не убивала его! – воскликнула она. – Поверь мне. Я не ожидала, что он придет. Я думала, он утонул в Мейднхеде. Я мирно спала у себя в комнате в «Кипре». Вдруг я услышала шум, встала, сошла по лестнице вниз… Кабинет был открыт, там горел свет… Я заглянула и увидела, что Дэвид душит Велецоса. Я не знала, как поступить. К счастью, вспомнила, что пробки находятся в коридоре, – мне удалось выключить свет во всем доме, прежде чем он меня увидел. Но он не уходил… Тогда, чтобы избавиться от него, я опять стала изображать походку Хромого. Клянусь тебе, я не хотела его убивать, я просто рассчитывала запереть его на чердаке! Не знаю, что произошло в темноте: наверно, он открыл окно, думая, что это дверь… и упал…
Томас покачал головой. Видно, она в самом деле растерянна, если лжет так неуклюже и глупо.
– А Кэтрин Вильсон? – сказал он. – Она тоже случайно упала под поезд?
– Она обо всем догадалась и грозилась на меня донести, – зарыдала Патриция. – Это была нехорошая женщина. Я сама не знаю, как это получилось. И опять ты виноват! Ведь это ты предупредил меня, что у нее назначено с Дэвидом свидание. Вспомни-ка, ты подслушал, когда он говорил с ней из телефонной кабины. Если бы ты мне об этом не сказал, я бы туда не пошла!
Наступила долгая пауза, похожая на минуту затишья в центре циклона. Патриция тихо плакала. Томас стоял неподвижно, охваченный отвращением и беспредельной усталостью.
Наконец он решился.
– Слушай, – сказал он, – я дам тебе шанс.
Она подняла к нему заплаканное лицо.
– Какой шанс?
– Согласен, что я так же виноват, как и ты. Но у меня нет никакого желания одному расплачиваться за преступление, которого я не хотел. Если мы останемся с тобой вдвоем, нас обязательно схватят. И я все равно не могу тебя больше видеть. – И глухо добавил: – Я-то по-настоящему его любил.
Пат выпрямилась; она опять была совершенно спокойна.
– Что же ты предлагаешь?
Томас вынул из кармана конверт:
– Здесь пять тысяч фунтов. Отдаю их тебе. Я не хочу этих денег. Они принадлежат тебе по праву: ты ведь его наследница.
После недолгого колебания Пат взяла конверт.
– Уходи, заклинаю тебя. Поверь, нам не жить вдвоем. Может быть, тебе удастся как-то устроить свою жизнь. Дай тебе бог. Для меня с этим покончено.
– С чем?
– С любовью.
Он опустил голову, закрыл глаза. Он так устал, что не ощущал боли. Боль придет позже.
Когда он открыл глаза, Пат в комнате не было.
Глава двадцать седьмая
Окна конторы выходили на большую площадь, освещенную тусклым осенним солнцем.
Томас отвел взгляд от окна, взглянул на календарь, висевший напротив. «Понедельник, 3 октября». Это было бесспорно и неопровержимо. Тетрадь на столе тоже была неопровержима. Все это не было дурным сном, все произошло на самом деле. Дэвид умер. Патриция ушла.
А может быть, все к лучшему? Да, его сердце еще помнит Дэвида, его тело помнит Патрицию; когда он думает о них, ему становится больно. Но нужно в себе это преодолеть. Он сумеет прожить без этой двусмысленной дружбы, что была соткана из зависти и чувства собственного превосходства, он сумеет прожить без этого вожделения к женщине, которая ему не принадлежит, без этого чудовищного сознания причастности к ее преступлениям. Он чувствовал себя разбитым, но с плеч свалилась страшная тяжесть. Новая жизнь открывалась перед ним, жизнь, наполненная работой, успехом, самоутверждением…
Зазвонил телефон. Томас снял трубку.
– Да, – сказал он, продолжая думать о своем.
– Брэдли? – услышал он спокойный и звучный голос. – Говорит Мэрфи. Скажите, дорогой, могу ли я попросить вас заехать ко мне в Ярд? Это в связи с делом бедняги Тейлора. Представьте себе, мы допросили этого грека – ну, помните, владелец гостиницы в Ист-Энде, где погиб Тейлор… Да, так вот, этот грек и признался, что миссис Тейлор никто не похищал, никто не держал ее под замком – она преспокойно прожила там все время, что мы ее разыскивали. И наверно, она сама и выбросила своего мужа в окно… Погодите, это еще не все. Мы задержали миссис Тейлор на аэродроме, когда она пыталась под чужим именем и с чужими документами улететь в Нью-Йорк. Она сейчас у меня в кабинете и рассказывает о вас довольно любопытные вещи. Вас не затруднит приехать сюда? Или, быть может, вы предпочтете, чтобы я за вами прислал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Томас больше ее не слушал. Неужели он в самом деле совершил все то, в чем она его обвиняла? Или все это делал его двойник? Поистине он был околдован… Патриция с самого начала замыслила это убийство; она хотела поскорее завладеть наследством… А он-то думал, что, когда он вытащит у Дэвида эти пять тысяч фунтов, она наконец успокоится, она откажется от своего плана. Ах, как нелепы и отвратительны были эти его расчеты! Как мог он, умный человек, известный адвокат, дать затянуть себя в это болото! Да, конечно, это было какое-то наваждение…
– Все шло так хорошо, – не унималась Патриция. – Мне удалось совершенно выбить его из колеи. Он и раньше-то не отличался крепкими нервами. Я заморочила ему голову историей с Хромым, я каждый вечер ходила в тумане за ним по пятам, а он думал, что это его преследует Рихтер; я послала его к Бобу Резерфорду, который давно уже спятил; я совершенно точно знала, что Дэвид не продержится долго… Если бы ты ночью бросил его в Темзу, все сочли бы это самоубийством… Тогда как теперь начнется расследование. Велецос может проговориться, Скотланд-Ярд что-то пронюхает…
– Да, – повторил машинально Томас, – Скотланд-Ярд непременно что-то пронюхает…
Он уже видел, как его ведут в суд, обвиняют, обливают грязью… Даже если он и сможет оправдаться, даже если избежит петли, все равно на его карьере можно поставить крест; от него отвернутся друзья, и ему ничего не останется, как, подобно Оскару Уайльду, покинуть Англию и закончить свои дни в трущобах Монмартра или Бельвиля…
Угадав, о чем он сейчас думал, Патриция вдруг переменила тон.
– Прости меня, милый, – нежно прошептала она, подошла к нему, положила на плечи руки. – Послушай, все еще можно уладить. Кто поверит этому жалкому греку? У тебя прекрасные связи, дело можно будет замять. В худшем случае уедем в Штаты. Вспомни, ведь я теперь буду богата, очень богата: у Дэвида было больше полумиллиона долларов…
Она приблизила к нему свое лицо, ее губы коснулись его губ. Еще секунда, и наваждение возобновится…
Но нет, поздно. Он резко высвободился:
– Нет, Патриция, нет. Я этого не хочу.
На сей раз у нее на глазах были настоящие слезы.
– Но почему? Почему?
– Потому что ты убила его. Знаю, я был твоим сообщником, я не имею права тебя упрекать. Прости, что я тебя оскорбил. Но это сильнее меня. После того, что произошло, я больше уже не смогу тебя обнимать.
– Но я не убивала его! – воскликнула она. – Поверь мне. Я не ожидала, что он придет. Я думала, он утонул в Мейднхеде. Я мирно спала у себя в комнате в «Кипре». Вдруг я услышала шум, встала, сошла по лестнице вниз… Кабинет был открыт, там горел свет… Я заглянула и увидела, что Дэвид душит Велецоса. Я не знала, как поступить. К счастью, вспомнила, что пробки находятся в коридоре, – мне удалось выключить свет во всем доме, прежде чем он меня увидел. Но он не уходил… Тогда, чтобы избавиться от него, я опять стала изображать походку Хромого. Клянусь тебе, я не хотела его убивать, я просто рассчитывала запереть его на чердаке! Не знаю, что произошло в темноте: наверно, он открыл окно, думая, что это дверь… и упал…
Томас покачал головой. Видно, она в самом деле растерянна, если лжет так неуклюже и глупо.
– А Кэтрин Вильсон? – сказал он. – Она тоже случайно упала под поезд?
– Она обо всем догадалась и грозилась на меня донести, – зарыдала Патриция. – Это была нехорошая женщина. Я сама не знаю, как это получилось. И опять ты виноват! Ведь это ты предупредил меня, что у нее назначено с Дэвидом свидание. Вспомни-ка, ты подслушал, когда он говорил с ней из телефонной кабины. Если бы ты мне об этом не сказал, я бы туда не пошла!
Наступила долгая пауза, похожая на минуту затишья в центре циклона. Патриция тихо плакала. Томас стоял неподвижно, охваченный отвращением и беспредельной усталостью.
Наконец он решился.
– Слушай, – сказал он, – я дам тебе шанс.
Она подняла к нему заплаканное лицо.
– Какой шанс?
– Согласен, что я так же виноват, как и ты. Но у меня нет никакого желания одному расплачиваться за преступление, которого я не хотел. Если мы останемся с тобой вдвоем, нас обязательно схватят. И я все равно не могу тебя больше видеть. – И глухо добавил: – Я-то по-настоящему его любил.
Пат выпрямилась; она опять была совершенно спокойна.
– Что же ты предлагаешь?
Томас вынул из кармана конверт:
– Здесь пять тысяч фунтов. Отдаю их тебе. Я не хочу этих денег. Они принадлежат тебе по праву: ты ведь его наследница.
После недолгого колебания Пат взяла конверт.
– Уходи, заклинаю тебя. Поверь, нам не жить вдвоем. Может быть, тебе удастся как-то устроить свою жизнь. Дай тебе бог. Для меня с этим покончено.
– С чем?
– С любовью.
Он опустил голову, закрыл глаза. Он так устал, что не ощущал боли. Боль придет позже.
Когда он открыл глаза, Пат в комнате не было.
Глава двадцать седьмая
Окна конторы выходили на большую площадь, освещенную тусклым осенним солнцем.
Томас отвел взгляд от окна, взглянул на календарь, висевший напротив. «Понедельник, 3 октября». Это было бесспорно и неопровержимо. Тетрадь на столе тоже была неопровержима. Все это не было дурным сном, все произошло на самом деле. Дэвид умер. Патриция ушла.
А может быть, все к лучшему? Да, его сердце еще помнит Дэвида, его тело помнит Патрицию; когда он думает о них, ему становится больно. Но нужно в себе это преодолеть. Он сумеет прожить без этой двусмысленной дружбы, что была соткана из зависти и чувства собственного превосходства, он сумеет прожить без этого вожделения к женщине, которая ему не принадлежит, без этого чудовищного сознания причастности к ее преступлениям. Он чувствовал себя разбитым, но с плеч свалилась страшная тяжесть. Новая жизнь открывалась перед ним, жизнь, наполненная работой, успехом, самоутверждением…
Зазвонил телефон. Томас снял трубку.
– Да, – сказал он, продолжая думать о своем.
– Брэдли? – услышал он спокойный и звучный голос. – Говорит Мэрфи. Скажите, дорогой, могу ли я попросить вас заехать ко мне в Ярд? Это в связи с делом бедняги Тейлора. Представьте себе, мы допросили этого грека – ну, помните, владелец гостиницы в Ист-Энде, где погиб Тейлор… Да, так вот, этот грек и признался, что миссис Тейлор никто не похищал, никто не держал ее под замком – она преспокойно прожила там все время, что мы ее разыскивали. И наверно, она сама и выбросила своего мужа в окно… Погодите, это еще не все. Мы задержали миссис Тейлор на аэродроме, когда она пыталась под чужим именем и с чужими документами улететь в Нью-Йорк. Она сейчас у меня в кабинете и рассказывает о вас довольно любопытные вещи. Вас не затруднит приехать сюда? Или, быть может, вы предпочтете, чтобы я за вами прислал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22