- А что за метод? С чем его едят?
- Пойдемте. Сначала ко мне - нам понадобится магнитофон. Поговорим, обсудим детали, распределим роли. То, что мы задумали, настолько важно, что без предварительной подготовки нельзя. Мы же должны успешно провести эксперимент, не правда ли? Пойдемте. Если случится так, как я предполагаю, если все пойдет гладко, вы сегодня же отвезете следователю кассету. В обмен на вашего товарища.
- Я чего-то не врубаюсь, - сказал Иван.
- Ладно, пусть, - сказал Севка, поднимая мотоцикл. - Темнит, ему же хуже.
- Идемте, молодые люди. Идемте. Дорогой все объясню.
7
Она пригладила ему кудри.
- Хороший... Ты очень хороший.
Он прижал ее руку к груди. Она засмущалась.
- Не надо, Яшенька... Ну, что ты.
Большие черные глаза его поблескивали. Он смотрел на нее снизу, сидя в инвалидной коляске, смотрел умоляюще, безнадежно.
- Не надо, - она высвободила руку. - Прошу тебя.
- Ккк...атя.
- Яшенька. Ну, не надо. Я сейчас разревусь.
- Ка-к-катя.
- Ты же умница. Ты все понимаешь.
- Ккк-катя.
- Я плохая, Яшенька. Я ужасная. Я хуже всех на свете.
В дверь неожиданно позвонили.
- Ннн-нет, - он стиснул подлокотники креслакаталки.
А она вскрикнула:
- Кто там? - и торопливо выбежала в прихожую.
- Если не ошибаюсь, Катя?
- Да, - удивилась она. - Добрый день.
- Здравствуйте.
На пороге стоял Кручинин.
- Квартира Беловых? А Яша? Он дома?
Она кивнула.
- Извините, что не предупредил звонком. Но дело неотложное. Всего несколько минут. Вы позволите?
- Пожалуйста, - растерянно пробормотала она. - Сюда.
- Старшего нет?
- Скоро должен вернуться.
- Пожалуй, так даже лучше.
Они прошли в комнату.
Катя встала у окна - колючая, настороженная.
Кручинин поздоровался с Яшей за руку.
- Надеюсь, представляться не надо? - Он покачался на каблуках. - На всякий случай, Виктор Петрович, - и дробненько рассмеялся. - Не пугайтесь, я дяденька смирный. Лев рычит во мраке ночи, кошка стонет на трубе, жук-буржуй и жук-рабочий гибнут в классовой борьбе. Ну что, братцы-нолики, побеседуем?
Яшка выглядел совершенно спокойным, а Катя смотрела на следователя с нескрываемой неприязнью.
- Хорошо, помолчим, - сказал Кручинин, с улыбкой поглядывая то на одного, то на другого. - Однако не будем терять времени. Тем более, когда оно дейстствительно дороже денег.
- Не понимаю, - сказала Катя. - Зачем вы пришли?
- Объясню. По роду службы мне необходимо коечто уточнить. А поскольку зарплата у меня маленькая и сам я крайне нерадив и работать не умею, я пришел за помощью к вам. И любую информацию готов оплатить щедро.
- О чем вы? Какую информацию?
- Ну, где, например, ваши друзья. Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю? Добрыня Никитич и Алеша Попович. Или, в миру, Иван и Всеволод. Чем заняты. Сейчас. В данную минуту.
- Ааа... Анн-н-ндрей?
- Не волнуйтесь, Яша. Он в полной безопасности.
Его не пытают, не бьют. Ведет себя по принципу: нападение - лучшая защита. В меру нахален, как большинство его сверстников, и чересчур уверен в себе. Пока. Мера пресечения определена ему достаточно легкая. Не страдает. А вот активность его дружков меня беспокоит... И вопрос к вам, Яша. Они решили выручить Гребцова, сделав за нас нашу работу? Я верно разобрался в ситуации?
Яша опустил глаза и энергично замотал головой.
- Жаль, - сказал Кручинин. - Очень жаль, - и подбросил шарик. - В таком случае у меня к вам уже не вопрос, а просьба. Объясните им, пожалуйста.
Не мне, а им. И как можно скорее - если не хотите их потерять. Сообщите им следующее. В убийстве Гребцова никто не собирается обвинять. Это говорю вам я.
А меня пока от ведения дела никто не собирается отстранять. Если подтвердится, что он любитель и не связан с профессиональными мафиози, как, впрочем, Иван и Всеволод, не исключено, что наказание будет символическим. Во всяком случае, для него пустяковым. Михалыч у нас человек незлопамятный, отходчивый, писать хотя и умеет, но отказывается, к тому же Гребцов перед ним извиняется восемь раз в сутки... Но если, дорогие мои... Если его приятели, выручая своего лейтенанта, снова прибегнут к насилию или еще что-нибудь подобное выкинут, предупреждаю: я им не завидую.
И, конечно, рикошетом это сильно ударит по Гребцову.
Вы меня поняли?
Катя закурила. Спросила:
- Решили бороться с рэкетом?
- А вы не советуете?
- Бесполезно.
- Разрешите узнать, почему?
- Поговорите с Яшей, он вам объяснит. Потому что народу выгодно.
- Народу? - рассмеялся Кручинин.
- Может быть, я неудачно выразилась. Тем, кто живет за счет дефицита. Или не так: в условиях дефицита. Частнику выгоднее заключить договор о безопасности, чем быть ограбленным. За сотню в месяц.
- К сожалению, вы правы. Имеем. Со времен застоя, как сейчас говорят.
- Снова ошибаетесь.
- Да ну?
- Никакой не застой, - заспорила Катя. - Если хотите знать, это было во время гражданского неповиновения.
- Как-как?
- Гражданского неповиновения. Тихого или громкого. На всех этажах.
- Впервые слышу.
- А вы поговорите с Яшей.
- Непременно, - Кручинин качнулся на каблуках и продекламировал: Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут... Легкий презент, - он протянул растерянной девушке шарик. - И моя визитная карточка. Пожалуйста, без стеснений. Времена меняются, молодые люди. Не дайте застрять ребятам в эпохе гражданского неповиновения. Яша, привет отцу. Будьте здоровы.
- До свидания.
8
- Атас, - восхитился Иван. - Особнячок отгрохал как азиатский секретарь.
Севка не верил:
- Своими руками?
К дому Хопрова они подошли в сумерках. Подзадержались в сторожке.
Изместьев стриг бороду, укорачивал усы, брился, искал куда-то запропастившуюся кепку, подробно рассказывал, объяснял, вводил их в курс дела, и перед самым уходом они немного перекусили.
- Эй! Хозяева!
На стук в дверь долго никто не отзывался. Наконец услышали шарк и недовольный женский голос:
- Кто там?
- Откройте! Милиция!
- Тьфу, пропасть.
Дверь им отворила корявая старая женщина с вислым носом. В руках она держала зажженную керосиновую лампу и смотрела на них раздраженно и зло.
- Ну? Чего надо?
- Евдокия Николаевна? - доброжелательно поинтересовался Изместьев. Тужилина^
- Ну?
- Алексей Лукич, следователь.
- Черти вас носят. Приходил уже от вас, тоже сыщик, все вынюхивал.
- Да-да, Кручинин Виктор Петрович. А это наши молодые сотрудники. Прошу познакомиться.
- Поздно мне знакомиться. Чего надо?
- Поговорить, Евдокия Николаевна. Поговорить.
- Некогда мне с вами разговаривать.
- Хозяйка, - вмешался Севка. - Вы чего-то недопоняли. К вам пришел следователь. Из прокуратуры.
Просто так, в гости, следователь к незнакомым людям не ходит. У нас к вам дело. Мы же могли вас вызвать, вы понимаете?
- А ты что за прохвост? Ишь, учить вздумал. Без сопливых разберемся.
- Мы в доме Хопрова? - спросил Изместьев. - Павла Никодимыча?
- Ну.
- А сам хозяин? Дома?
- А то вы не знаете! Болен он. Захворал.
- Можно к нему?
- Нельзя!
- Нам необходимо посмотреть на него.
- На кой? Хворый, он и есть хворый. Чего глазетьто попусту?
- Евдокия Николаевна, - снова не выдержал Севка. - Андрей Лукич вам объяснял. Мы здесь по важному делу. И хорошо бы не мешать нам, а помогать.
- Да иди, иди, черт настырный. Помощницу нашли.
Она поставила лампу на широкий самодельный стол и отошла к плите.
- Почему света нет? - поинтересовался Иван.
- Лампочка перегорела.
- Может, ввернем?
- Ступай к себе и вворачивай.
- Он там? Тоже без света?
- Обождите маленько. Покормлю хоть.
Она что-то наскоро приготовила. И толкнула ногой дверь.
В комнате горел свет. Они вошли вслед за хозяйкой и сгрудились у порога.
В дальнем углу, за белоснежной русской печью, держал на широкой деревянной кровати у окна немощный больной старик. На нем была байковая рубашка в шашечку, голову прикрывала лыжная шапочка. Глаза его из-под опущенных век смотрели на вошедших безо всякого выражения.
Помимо резной мебели, фигурных подоконников, всевозможных этажерок и полочек, массивного киота из черного дерева в красном углу, эта большая светлая комната поражала еще и разумностью планировки, а также прибранностью, ухоженностью и чистотой.
- Хорошо у вас, - сказал Изместьев. - Красиво.
Чисто.
- А как же?
Тужилина пододвинула к кровати одноногий разлапистый табурет. Села.
- Поесть тебе надо, Пашенька. Слышишь? Поесть, миленький, - она осторожно поднесла к губам больного кружку с молоком. - Ну вот. И славно. Пей, пей.
Чего-чего, а этого вволю. Спасибо. Татьяна не забывает.
Пей, миленький, пей. Хорошо, - кончиком платка вытерла больному губы. И пожуй маленько. На-ка...
Ну, что ты, Пашенька. Нельзя. Так и ослабнуть недолго.
Надо поесть. Откуси. Ну, чуток. Кусочек... Нехорошо так, Пашенька. Ей-богу, нехорошо. Вот гости из милиции - что они скажут? Нам с тобой поправиться надо.
Сидишь сиднем, - Тужилина неожиданно всплакнула. - Господи, Пашенька. Вояка ты мой... Пожалей старую... Бубнишь и бубнишь, не разбираю никак...
Хоть словечко бы... Измучилась я без тебя, Пашенька.
Вставай уж... А ну как не выхожу? А ну как на руках отойдешь?.. Господи, грех-то какой, - больной медленно поднял руку, растопырив корявые пальцы. - Ну-ну, не буду. Сглупа. Прости, милый. Не серчай, - она промакнула рукавом слезы на щеках и пощупала под одеялом. - Сухонько там? А то переменю... Ну-ну, не серчай. Не хочешь, и не надо. Потом поешь, правда? Вот гости уйдут, и поешь. Ну сиди. Лежи, отдыхай, - она встала и торопливо перекрестилась, обернувшись к иконам. - Господи. За что наказал?.. Мочи нету.
- Пропала речь? - спросил Изместьев.
- Плохой совсем, - горестно ответила Тужилина. - Гудит да мямкает, а о чем, не всегда и поймешь.
- Но слышит?
- В разуме...
Они перешли на веранду. По сигналу Изместьева Севк? надавил на клавишу - включил магнитофон на запись.
- И когда это случилось?
-Ранен он был. Контужен. В войну. Маленько запинался, когда разволнуется... А тут и вовсе.
- Когда - вовсе?
- Не помню, милок.
- И все-таки. С какого времени вы перестали понимать, о чем он говорит?
- Да уж порядочно.
- Со вторника? С девятого числа?
- Может, и со вторника.
- Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
- Ни к чему мне, милок. Я их, дни-то, давно не разбираю.
- Примерно - неделю назад?
- Примерно?.. Может, и так.
- А почему врача не вызвали?
- Их дозовешься, - с сердцем сказала Тужнлина. - А придет - костолом.. Только хуже наделает.
Или в карету упрячут. А то и вернут - в гробу.
- Хотите, я вызову?
- Себе вызывай! А мы уж как-нибудь... прежде смерти не помрем.
- Лечите?
- А ты как думал? Бросили?
- Травами? Отварами?
- И травками. Где и сальца нутряного вотру. Припасла. Заговор знаю.
- И помогает?
- Прицепился, - всплеснула руками Тужилина. - Тебе какое дело? Ты кто мне - сват?
- Ему уход нужен..
- Ага. А я, значит, его брошу... Не бойся, не обижен. Вон на руках таскаю, а он не грудной. Кто ж так в: больнице за ним ходить станет? Швырнут на грязную койку, да и позабудут.
- Извините, Евдокия Николавна. А вы ему - кто?
- Баба с возу.
- Я интересовался в деревне... Последние шестьсемь лет вы проживаете здесь постоянно.. У меня верные сведения?
- Наболтали, паразиты.
- Без прописки?
- Арестовывать будешь? Или штраф пришлешь?
- Не сердитесь, Евдокия Николавна. Меня интересует характер ваших отношений.
- Какой еще к шутам характер?.. Два старика. Помогаем друг дружке вдвоем все ж полегче. Его дети бросили, разъехались по БАМам своим да по тундрам, а у меня и вовсе никого не осталось. Всех родичей пережила, никак не помру. Из Барановки я. Тут недалеко, верст пятнадцать. Там дом у меня пустой стоит. Давно б продать надо, да Пашенька не советует. Пенсию там получаю.
- Почему не зарегистрировали брак?
- Ту-у - брак. Еще спроси, почему венчаться не пошли. Милый ты мой. Того и гляди, со дня на день хлопнемся. Мы ж не живем, мы смерти дожидаемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14