- Новости? - удивилась Катя.
- Видишь? - горячился Иван. - Она даже в постели врет!
- Ванечка, - сказала Катя, сощурив блеклые неподкрашенные глазки. - Я тебе сейчас всю рожу расцарапаю. Выведешь.
- Валяй.
- Ладно, все. Перебрех заканчиваем. Время - деньги, - недовольно сказал Андрей. - Катерина, у меня к тебе тот же вопрос. Где Маринка?
Катя отложила журнал.
- Я ей не мать.
- Подумай. Не спеши. Твое упрямство - тоже ответ.
- Точно, - сказал Севка.
- Ну, не знаю я! Не знаю!
- Огорчаешь, девонька моя. Я не спрашиваю у тебя точный адрес. Но кое-что ты могла бы нам сообщить. Я узнавал. Дома не живет. Вот уже больше двух месяцев. Чем занимается? С кем? Я видел, она раскатывает на такси. На какие шиши?
Катя потупилась. И тихо сказала:
- Любовник.
- Об этом я уже догадался. Кто? Где обитает?
- Хвалилась, что на шикарной даче. Я там не была.
- Имя? Чем занимается? Возраст?
- Кажется... не то Антоном его называла... не то Артемом. Не помню.
- Фамилия?
- Это все, что я о нем знаю. Честное слово.
- Честное слово, - хмыкнул Иван. - Не смешила бы народ.
- Два месяца... Уголовник? По амнистии вышел?
- Ой, ну откуда я знаю?.. Пристали... как на Лубянке.
- Проверим, учти. Вспомнишь еще что-нибудь - мы на проводе.
- Ерунда какая-то, - сказал Иван. - И мы этой врушке помогаем?
- Да, Катерина, запомни. Разговор при свидетелях.
Правду сказала - извинимся, прости. Нет - пеняй на себя.
Севка хихикнул:
- Пощады не жди.
- Противные, - от злости захныкала Катя. - Противные. Не надо мне ничего! - Она выпрыгнула из постели, подхватила одежду и убежала в ванную. - Не надо! Не хочу! Не хочу!
- Истеричка, - сказал Севка. - Дурдом.
- А я ей и сейчас не верю, - сказал Иван.
- Однако, братцы. Кажется, перебдели немного.
- Штучка. Та еще.
- Друзья называются. - Катя выбежала из ванной. -Пошли вы все к черту! Не хочу! Ничего не хочу!
И шандарахнула дверью.
- Отлично, - сказал Иван. - Теперь можно и поговорить.
"- Звякну в парк, - сказал Андрей. И набрал номер. - Марь Николавна! Здрасьте, Гребцов говорит.
Андрей.
- Андрюшенька, голубчик ты мой, - отозвался радостный женский голос. Здравствуй, сынок. Все хорошо? Помогаете?
- В меру сил.
- Ну, я рада. Береги себя, будь осторожен.
- Марь Николавна.
- Аюшки?
- Мне бы...
- Сделаем, голубчик ты мой дорогой.
- Только водплу не матерого, Марь Николавна.
- Молодого, смекалистого. Подберем, золотой.
Да неужели я для тебя такого дела не сделаю?
- На. Маросейку, Марь Николавна. Где Петроверигский.
- Записываю. Через час тебя устроит, сыночка? Сутки? Двое?
- Примерно.
- Если больше - позвони. Я сменщицу предупрежу.
- Аккордно?
- Ох, Андрюшенька, о чем разговор? Парня пришлю толкового, с ним и договоришься.
- Спасибо, Марь Николавна.
- Счастливо, сыночка. Всегда выручу. Не забывай старушку. И будь осторожен.
Андрей не успел положить трубку, а Иван уже заворчал:
- За фигом яам такси? Что мы, сами без этих крохоборов пе справимся?
- Ага, Андрей, - поддержал Севка. - Дерут же, оглоеды. Хуже, чем государство.
- Станем жмотами, - спокойно возразил Андрей, - пиши пропало.
- Да не жмоты мы!
- На ветер неохота.
- Все. Поезд ушел, - жестко сказал Андрей. - Мотоциклы на ходу?
- Звери.
- Значит, так. Иван, сгоняешь на ипподром. Сегодня там есть что-нибудь? Ну, неважно. Потолкайся.
К наездникам протырься - обязательно. Только на молодых кобылок не заглядывайся, а то все дело угробишь. Маклеры знают бармена. Где-то на Калине ошивался. Сев, а ты - в общепит. Лучше - официанточки.
Ну, не мне тебя учить. Прочеши, сколько успеешь... Да, чуть не забыл. Ни Артема, ни Антона не называть.
Спугнем - заляжет, не найти. Нужен бармен. Промышляет видео. Найдем вытянем и этого гада.
- А ты?
- Кабаки пощупаю. Здесь, в центре. Он где-то поблизости. Чую.
- Сбор?
- К двум.
- Обедаем в Буде?
- Посмотрим. Еще вопросы есть? Нет? По коням!
7
- Странно, Алексей Лукич. Вы говорите, убежали.
А как вы объясните, что их нашли на том же самом месте?
- Вернулись, вероятно.
- Зачем?
- Ну... что-то забыли... В спешке.
- Вы серьезно?
- Не знаю, - раздраженно сказал Изместьев. - Вернулись, не вернулись. Пропади они пропадом! Что мне до них?
- Ничего. Уже - ничего.
- Простите. Я забылся.
- Алексей Лукич, - ласково спросил Кручинин. - Неужели не чувствуете, что теперь, когда вы уточнили свой рассказ, подозрение падает на вас?
- На меня? - удивился Изместьев. - А, ну да.
Они мою собаку, а я...Око за око.
Кручинин странно подпрыгнул, развернулся, перегородив Изместьеву дорогу, и закачался с пятки на носок.
- Их оглушили. Били чем-то тупым и тяжелым.
Может быть, обухом топора. Удары страшной силы.
Они скончались сразу же, однако убийца продолжал их наносить.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга в упор. Глаза Изместьева потемнели и налились отпором и гневом.
- Невменяем? - едва сдерживаясь, тихо спросила:
- Ну, почему. Раздражен, зол.
- Состояние аффекта?
- Не исключено.
- Вог зиднте. Это смягчает вину... И потом, кто знает, может быть, он защищал достоинство свое и честь.
- Браво, - рассмеялся Кручшшп. И подмигнул. - Вы защищали свою честь?
- Перестаньте, Виктор Петрович. Я похож на убийцу?
- А вы знаете человека, который действительно похож?
- Нет, вы и впрямь?.. Считаете, что я... Я? Что я мог?
- А почему бы и нет, Алексей Лукич? Сложно жить на этом свете.
- Перестаньте... В конце концов... просто оскорбительно.
- Вот как? Оскорбительно? А лгать? Скрывать?
Недоговаривать? Вы добиваетесь, чтобы я привлек вас, если не за убийство, то за лжесвидетельство?
- Извините, Виктор Петрович. Я устал.
- Почему вы упорствуете?
- Я уже объяснял.
- Неубедительно.
- Иначе не умею, - раздраженно сказал Изместьев и отвернулся. - Устал я - неужели не видите?
Устал... Устал.
- Извините, если что не так, - ласково сказал Кручннин. - Я не мучитель. И не Захер-Мазох какойнибудь. Самому противно. Будьте здоровы. Но я не прощаюсь. К следующей нашей встрече, пожалуйста, приготовьте что-нибудь поосновательнее, - он подбросил шарик и продекламировал: - Все равно надежды нету на ответную струю. Может, сразу к пистолету устремить мечту свою?
И, пританцовывая, пошел прочь.
- Фигляр, - процедил сквозь зубы Изместьев, глядя ему вслед. - Экспонат с Канатчнковой дачи.
8
- Вы кто по профессии, Алексей Лукич?
- Сторож.
- Браво, - улыбнулся Кручинин. - Не правда лп, в действительности все совеем не так, как на самом деле?
- Совершенно верно. На самом деле инженер-механик. Технический вуз. Специалист, как выяснилось, никудышный... Затем... немного самообразования - в основном по части гуманитарной. Пробовал переменить профессию. Писал. Два рассказа даже напечатал.
- Больше не пишете?
- Рассказов? Нет, не пишу.
- Если не секрет, почему?
Они прогуливались по лесной тропе. День был приятный, ласковый, мягкий. Красиво вокруг, тихо, значительно.
- Лучшее, что Россия дала миру, - подумав, ответил Изместьев, литература прошлого века... К?.л они говорили тогда. Недостаточно иметь талант, знания, ум, воображение. Надо еще, чтобы душа могла возвыситься до страсти к добру, могла питать в себе святое, никакими сферами не ограниченное желание всеобщего блага... Возвыситься от страсти к добру.
Желание всеобщего блага... Я не возвысился.
- Но стремитесь?
- По мере сил.
- И есть надежда?
- Как же без надежды? Нельзя. Без надежды, Виктор Петрович, человек убывает. Хворает, гаснет... Минутку, - он жестом приостановил Кручинина. Слышите?
Неподалеку, за молодым сосняком, слышались внятные команды: "Встать! Лечь!", щелканье затворов, топот.
- Что с вами? - удивился Кручинин.
- Тсс... солдаты.
- И что из того? С чего вы переполошились?
- Давайте посмотрим. Одним глазком. Прошу вас.
Это не займет у нас много времени.
- Пожалуйста, - сказал Кручинин, искоса, с новым интересом поглядывая на Изместьева. - Я просто не понимаю, что вас тут может так занимать?
- Захер-Мазох, - сказал Изместьев.
Они обошли сосняк и остановились на краю еветлой полянки, откуда хорошо было видно, как солдаты занимаются строевой подготовкой. Командовал пухлощекий лейтенант с зычным натренированным голосом.
Изместьев смотрел жадно, с замиранием сердца и странно согнувшись, как будто подсматривал за чем-то, что видеть стыдно или невмочь.
Кручинин был поражен.
- Что с вами?
- Не поверите, душа обмирает, когда их вижу... За что?.. Кто мне объяснит - за что? За что гибнут наши мальчики?
- Вспомнили сына?
- Мир безумен. Понимаете? Безумен.
Кручинин мягко взял его под руку и повлек за собой.
- Пойдемте, Алексей Лукич. От греха.
Какое-то время они шли молча, и следователь видел, что Изместьев все еще там, все еще ловит стихающий голос лейтенанта, сапожный шварк и щелк затворов, и видел, что ему это доставляет боль.
- Ну? Успокоились?
- Да-да, простите... Нельзя злиться на свое время без ущерба для самого себя... Разумно... А я порой бываю злым. До безрассудства. Задыхаюсь от обиды и гнева.
- Сын?
- Не только... Растет несогласие, недовольство.
И это - как пытка. Пытка несогласием.
- Невостребованный вы наш.
- Напрасно иронизируете. Неуместно и глупо, простите мне мою откровенность.
- Ничего, с этой стороны я защищен... Скажите мне, в чем суть ваших расхождений? Чем вам время наше не угодило?
- Долгая история.
- А мы куда-нибудь спешим?
- Вы... действительно хотите?
- Арестую. И не выпущу до тех пор, пока не расскажете.
- Что ж, - горько усмехнулся Изместьев, - может быть, именно вам, следователю... Ваша профессия - недоброй славы.
- Обещаю вам, Алексей Лукич, - улыбаясь, еказал Кручинин. И подмигнул. - Никаких показательных лтрвцессов.
- Времена изменились?
- Разве в этом дело?
- Хотите сказать, что вы человек с убеждениями?
Кручинин подбросил шарик.
- Недороги теперь любовные страданья - влекут к себе основы мирозданья.
- Не понимаю вас... Какой-то вы скользкий.
- Тем не менее, слушаю вас внимательно.
Изместьев вздохнул и подобрался, как перед прыжком.
9
Андрей сунул в лапу ресторанному вышибале, и они проскользнули внутрь.
Зал был заполнен на треть. Попахивало шальными деньгами и жареным мясом. У музыкантов заканчивался перерыв, они подстраивали аппаратуру. По ковровым дорожкам неслышно сновали вышколенные мальчики-официанты, а над столами, занятыми своими посетителями, стлался, завиваясь в кудри, зарубежный сигаретный дым.
- Там, - показал Севка.
Бармен, усатый, как "песняр", брезгливо скользнул по ним взглядом и ничего не спросил. Андрей ткнул в заставленную бутылками витрину.
- Нам бы к культурным ценностям.
- Новенькие?
- Бедовенькие.
Бармен потеребил рыжеватый отструек бесподобных своих усов. Подумал. И нажал кнопку.
За спиной его мягко отошла узкая низкая дверь.
- Счастье-это когда тебя понимают, - сказал Иван, обходя стойку. - Вы настоящий товарищ.
- Мать моя буфетчица!
- Да-а, - протянул Севка. - Царство уюта.
- И разврата, - фыркнул Иван.
Комната квадратненькая, небольшая. Все очень мило.
Два торшера - полумрак. Кресла, мягкие стулья в четыре ряда. Телевизор фирмы "Сони". Около десяти человек ждали начала-сидели, курили, пили запрещенные коктейли. Две пары танцевали, обнимаясь напоказ.
Дети старше тридцати - не допускаются. Прыщавый официант, по виду недоучившийся школьник, приблизился к ним с подносом, предлагая утолить жажду, Севка благородно ему отказал.
Над дверью зажглась лампочка голубого цвета, и грузный, суровый швейцар впустил очередного посетителя. Тот расплатился и сразу плюхнулся в кресло, поближе к экрану.
- Чужие порядки надо уважать, - сказал Андрей и протянул швейцару "чирик".
Тот вскинул брови эпохи застоя.
- Трое?
- Математик, - сказал Иван. - Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Серпуховнч.
- Серпухович пусть выйдет.
- Папаша, - укоризненно сказал Андрей. - За ценой не постоим. Но за халтуру - вычтем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14