А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


- Я вам скажу всю правду. Но это не для протокола, а для общего понимания.
Критик прежде, чем начать, почему-то оглянулся на двери и трусливо втянул голову в плечи.
- Только я один знаю, почему повесился Натан. Мы были с ним больше чем друзья. Никого не слушайте, особенно его жену, которая его в грош не ставила и которая, наверное, говорила, что у Натана был пьяный заход. Это ложь! - Глаза критика брызнули злостью. - Два месяца назад он мне сказал, что зарекся не пить до конца жизни. И все потому, что он совершил подлость по отношению к одной девушке. Когда он это понял, то не мог себе простить.
- К какой девушке? - подозрительно поднял бровь следователь. - И что за подлость?
- Этого я вам сказать не могу, - замахал руками критик и снова оглянулся на дверь. - Это не моя тайна. Тут замешана честь дамы.
Выцветшие глаза критика блеснули благородным блеском и внезапно наполнились слезами. Он со свистом вздохнул и расстроенно покачал головой.
- Это был последний человек, для которого благородство что-то значило...
- Нет, Арнольд Евсееевич, - строго перебил Батурин. - Уж если начали договаривайте. Что это была за девушка, и какую подлость совершил ваш друг. Полагаю, речь идет о Калининой?
Критик взглянул на следователя совершенно сумасшедшими глазами. "Типичный идиот, а ещё критик", - мелькнуло в голове у полковника.
- Откуда вы узнали? - выдавил Чекушкин.
- Она первая увидела его в петле.
- Инга все-таки пришла! - воскликнул критик. - Боже мой! Почему он её не дождался? Ведь она, несмотря ни на что, пришла.
Арнольд Евсеевич шлепнул ладонью по виску и страдальчески простонал. Следователь недовольно заерзал на стуле.
- Вы говорите загадками. Объясните наконец, в чем дело?
- Хорошо. Я все расскажу, - со вздохом произнес критик и поднял грустные глаза на следователя. - Но не для протокола, естественно, а для общего понима ния. Если очень коротко, то у Натана с Ингой был роман. Инга в него влюбилась, как кошка. Ну, знаете, как это бывает у юных девушек. Натан же к ней всегда относился с некоторой прохладцей. Их роман длился около двух лет. Для увлекающейся натуры Натана это очень много. Душа поэта требует вечного обновления. Таков закон! И вот Натану она порядком надоела, и он решил её продать своему приятелю. Не спрашивайте кому. Все равно не скажу. Это дело чести.
- Что значит - продать? - удивился следователь. - Как породистую собаку?
- Почему как собаку? - оскорбился критик. - Я, может быть, не так выразился. Продать - это, конечно, резко сказано. Скажем мягче, уступить.
- За деньги?
- За символические.
- За сколько, если не секрет?
- Это не столь важно. Но если вас интересует... За пятьдесят долларов.
- Вдвое меньше, чем самая дешевая проститутка с Ленинградского шоссе, - понимающе кивнул следователь. - Продолжайте!
- Ну, вы немножко не так поняли, - смутился критик. - Дело в том, что у этого приятеля были к девушке весьма серьезные чувства. Поэтому Натан решил деликатно уйти с дороги.
- И при этом взять пятьдесят долларов.
Критик надулся и умолк. С минуту он обиженно смотрел себе под ноги, затем поднял умоляющие глаза на следователя.
- Да! Это гнусно. Воронович это понял после того, как оставил девушку в запертой квартире наедине с тем приятелем. Но она ему не далась, потому что была предана Натану. В конце концов, такого отношения к себе Инга не простила. Натан мне потом сказал, что после всего этого чувствует себя последней мразью и что сделает все возможное, чтобы вернуть девушку. Он мне сказал, что если она его не простит, то он повесится. Натан бросил пить, курить, начал вести праведную жизнь. И все ради нее. Но она не простила... Натан не мог этого пережить.
Критик умолк и угрюмо уставился в пол. По его дряблым щекам покатились желтые слезы. "Этого ещё не хватало", - подумал Батурин и закусил губу.
- С тех пор они больше не виделись? - спросил он.
- Нет, - вздохнул Чекушкин. - Но могли бы увидеться сегодня, если бы Натан подождал ещё полтора часа. Тогда бы он остался жив.
- Значит, сегодня утром по телефону Воронович разговаривал с Калининой?
- А с кем же еще?
14
После той ночи, когда Инга выбежала из квартиры Чекушкина, она действительно больше не встречалась с Вороновичем. В этом критик не солгал. Чекушкин чувствовал себя виноватым перед девушкой, и это был единственный раз в жизни, когда он чувствовал себя виноватым перед кем-то. Да, Воронович продал тело своей возлюбленной, но он много страдал и искренне раскаивался в содеянном - это было чистой правдой. А Инга безумно любила заведующего отделом поэзии, и когда поняла, что она ему безразлична - ведь он был готов уступить её первому встречному, - чуть не бросилась под поезд по примеру Анны Карениной.
Однако с примером литературной героини она решила повременить. Не добежав метров двадцати до перехода, девушка зашла за киоск, присела на корточки и принялась рыдать. Ни продавец киоска, ни проходившие мимо прохожие не поинтересовались, что случилось с этой красивой девушкой. "За что мне такой крест - любить Вороновича? - изумлялась она сквозь слезы. Как теперь я буду жить без него?"
Жизнь без этого человека действительно потеряла всякий смысл. С Вороновичем было тяжело, но с ним не было этой леденящей пустоты. Без него стало никак. Полное небытие! И не было никого, кто бы мог его заменить.
"Сейчас приеду к Юльке и наглотаюсь таблеток, - мелькнула спасительная мысль. - Конечно, Юльке будет хлопотно с трупом, но что делать? Она поймет". Эта мысль заставила Ингу подняться с корточек и спуститься в метро. Перед входом в вагон она отерла ладонями слезы и одернула юбку с оторванной пуговицей. Зачем она это сделала, и сама не поняла. Ведь теперь ей все по фигу.
В летящем поезде она вглядывалась в черное стекло и думала, что, в сущности, она ещё очень молода, а вокруг пустота. А впереди? Представить страшно: бесцветная, однообразная жизнишка. Неужели так много для неё значил Воронович? Девушка вспомнила, что теперь его нет, и едва не разрыдалась на весь вагон. Может, правильней было подчиниться и не сопротивляться Чекушкину? Может, в сердце Вороновича тогда бы что-нибудь екнуло?
Инга вздрогнула, вспомнив ледяные руки Чекушкина, и слезливо подумала, что хорошо бы поскорее добраться до Юлькиной квартиры и залечь в ванну. Нужно поскорее смыть с себя всю эту грязь и облачиться в чистенький махровый халатик, а потом уже со спокойной душой наглотаться снотворных таблеток. Хотя перед ними можно будет в последний раз сварить кофе и с полотенцем на голове развалиться на уютном Юлькином диванчике. И тогда уже всласть отдаться воспоминаниям о солнечной Ирландии. Хотя, конечно, не всласть, а до пяти часов. В пять приходит с работы Юлька.
Но, кстати, почему именно солнечной? Ведь когда волны тащили её в море, затылок просто ломило от давивших на него туч. Однако когда она плыла обратно, то вовсю сияло солнце. И здесь не могло быть никакой ошибки, потому что в глазах плясали зайчики. Именно из-за них Инга сразу не смогла разглядеть лица появившегося на скале мужчины.
Однако сегодня она определенно не доберется до Чистых прудов. Голова раскалывалась ещё невыносимей, чем вчера, и пассажиров набилось будто сардин в консервную банку. И вдруг в черном окне среди этой заспанной консервной массы бедняжка увидела его. "Только не это!" - сверкнуло в больной голове, и девушка со стоном зажмурилась.
Должно быть, показалось. Не может же судьба быть такой жестокой! Инга украдкой принялась изучать отражавшихся в стекле людей, и чем внимательней всматривалась, тем больше приходила в ужас. Определенно он! Та же шевелюра с проседью и тот же грустный взгляд, обращенный в пустоту. Инга непроизвольно попятилась, но наткнулась на угрюмое непонимание пассажиров. "Девушка, выходит полвагона!"
Через минуту на станции действительно схлынуло полвагона, и теперь в такой визжащей юбке её мог не увидеть только слепой. Он подошел сзади и вежливо тронул за локоть. Пришлось угрюмо поднять глаза и разыграть изумление. Инга ещё не решила, как вести себя с ним: узнать или разыграть дурочку? Ведь от неё разит перегаром, табачищем и козлячьим чекушкинским духом. Наконец, она без косметики и на блузке масляные пятна от рыбы.
- Вот видите, - произнес он без всякого приветствия, как будто они только что расстались, - если судьба нас свела опять, значит, мы что-то друг другу не досказали.
Девушка скрестила на груди руки, чтобы замаскировать жирные следы от пальцев, и с тоской подумала, что ехать ещё целых пять остановок.
- Я не верю в судьбу, - произнесла Инга и тут же мысленно простонала.
Кажется, она совершила ошибку. Сейчас он ринется в свои блистательные рассуждения о судьбах и станет о чем-то выспрашивать. А это самое ужасное, поскольку от неё исходит аромат далеко не девичьей свежести. Ни к чему было вообще подавать голос.
Однако симпатичный незнакомец ничего не спросил, а только деликатно кашлянул.
- Я тоже не верил в судьбу, а сейчас понимаю, что от судьбы не убежишь, и чему быть, того не миновать, и что от нашей воли практически не зависит ничего.
После этих слов он замолчал надолго, должно быть, осмысливая смысл только что "прогнанной телеги". Но, видимо, так и не осмыслив, внезапно встрепенулся и произнес с натянутой улыбкой:
- Ну что ж, мне пора выходить. До свидания. Я вам ещё позвоню!
Молодой человек стремительно направился к выходу, и громкий вздох облегчения вырвался из полной груди девушки. Кажется, он что-то уловил. Впрочем, плевать она хотела: он ей не сват, не брат, а тем более - не муж. Но было бы замечательно, если бы он действительно позвонил. Только куда?
Словно подслушав её мысли незнакомец обернулся и крикнул на весь вагон:
- Но у меня нет вашего телефона!
Инга растерялась. Внутренний голос тут же забормотал цифры, но губы и не подумали шевельнуться. Не кричать же через головы пассажиров. К тому же она ещё не решила, стоит ли ему давать свой номер. Точнее, Юлькин.
Поезд остановился, двери распахнулись, но у дверей образовалась пробка. Пассажиры сзади нервничали и не совсем тактично пихали парня в спину. Наконец после некоторой возни им удалось выдавить его наружу, и он, махнув рукой отъезжающему вагону, громко прокричал:
- Ладно, я найду!
15
После беседы с Чекушкиным следователя взяла досада. "Нужно было все-таки поручить расследование практиканту Игошину", - подумал он и подавил зевоту. Разумеется, Батурин был не столь наивен, чтобы поверить критику. Где это видано, чтобы российские литераторы вешались из-за угрызений совести? К тому же из опыта сорокапятилетний следователь знал, что тем, кто уступает своих возлюбленных другим, не известны муки совести. Странно, что его коллега уверовал в эту белиберду. "Литературные работники всегда были оторваны от жизни, - с раздраженнием подумал следователь. Скорее всего, самоубийство связано с болезнью".
Анатолий Семенович спустился на второй этаж к экспертам и спросил:
- Ну как окно? Отпечатки есть?
- А как же! - улыбнулся Анатолий Ефимович. - По-моему, ладонь та же, что на столе и на телефонной трубке.
- Рука самоубийцы?
- Точно об этом сказать могу только после заключения.
- Ясненько! - устало махнул рукой Батурин. - Частички грязи на спинке стула обнаружить удалось?
- Увы! Не вставал он на спинку стула.
- Значит, опера сдвинули стул, - покачал головой Батурин.
Собственно, дело уже можно было закрывать. Осталось сравнить отпечатки пальцев. Если они принадлежат хозяину, то докапываться до истины больше не имело смысла. С мотивацией прояснится после вскрытия. Если болезнь на последней стадии - мотивом будет рак, если нет, то несчастная любовь. Хотя с любовью слишком надумано. Что касается мыла и прочих нестыковок - это лучше опустить.
Батурин вернулся домой в прескверном настроении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30