Катя, сняв куртку и бросив ее на пол, обнималась с неизвестным Дмитрию Степановичу молодым человеком уркаганской наружности. Дмитрий Степанович закрыл дверь.
Поздним утром Дмитрий Степанович вышел в ванную. Он умылся и почистил зубы, без удовольствия глядя на себя в зеркало. "Каждый прожитый день, подумал он, - это приближение смерти. Каждый прожитый день - и мне остается жить на один день меньше." Подобные мысли лезли ему в голову обычно с утра, и Дмитрий Степанович даже не старался их гнать.
Умывшись, он осторожно подошел к Катиной комнате. Остановился, взявшись за дверную ручку. Любопытно было взглянуть на нового хахаля. Дмитрий Степанович в задумчивости пожевал губы. Потом медленно, стараясь не производить шума, открыл дверь.
Катя и ее хахаль лежали, обнявшись, полуприкрытые простыней. Оба спали. Дмитрий Степанович сморщился от отвращения и уже хотел закрыть дверь, как взгляд его упал на подозрительной наружности бугорок - что-то, оттопыриваясь, лежало в кармане кожаной куртки Катиного хахаля... Неужели, пистолет?.. Настоящий... Неужели же?.. У Дмитрия Степановича сперло дыхание. Повинуясь какому-то неясному, но решительному инстинкту, Дмитрий Степанович подошел ближе, наклонился, потрогал...
Пальцы его нащупали холодную сталь пистолетного дула. Дмитрий Степанович задрожал. Дрожь эта вышла настолько шумной, что он испугался как бы кого-нибудь не разбудить. Он быстро прошелся по остальным карманам куртки и в одном из них отыскал толстую, солидную финку.
Он стоял в нерештельности, разглядывая в руках две свои страшные находки. Что с этим делать? Сейчас или Катя или ее хахаль - кто-нибудь из них проснется.
Наконец, нашлось компромисное, прмежуточное решение. Пистолет Дмитрий Степанович положил обратно в карман кожаной куртки Катиного хахаля, а финку спрятал в кармане своей пижамы.
Потом быстро, стараясь не шуметь, вышел.
Обнаружив пропажу финки, Коля удивился, но отец девушки, с которой он вчера познакомился в ресторане, был последним, на кого Коля мог бы подумать. В конце концов он решил, что, очевидно, финка просто выпала из кармана. Мало ли где? Ведь он нажрался вчера очень прилично...
Проснувшись, они выпили с Катей чаю - одни, без Катиных родителей; те сидели, забившись в своей комнате и старались не выходить даже в уборную. Коля чувствовал себя отвратительно - в голове гудело, а чай поглощался незаметно - чашка за чашкой; хотелось не столько чаю, сколько просто чего-нибудь жидкого. Выпив последнюю чашку, он аккуратно погладил Катину руку, Катя ответила ему кротким, усталым взглядом.
Коля поднялся, накинул куртку. Потом взял Катю за плечи, посмотрел ей в глаза.
- Катя, - спросил он, - будешь меня любить?
- Буду, - ответила Катя. - А ты?
За окном свистел ветер. Там разыгралась настоящая пурга - хлопья белого пушистого снега, переворачиваясь и кружась, поднимались кверху. И в этом холодном, яростном танце тонуло все - и дома, и деревья, и крохотные, беззащитные фигурки одиноких прохожих.
Дмитрий Степанович разглядывал финку. Она казалась ему живым существом - грозным и сильным когда потребуется, но молчаливым и тихим сейчас. Дмитрий Степанович осторожно брал ее за рукоять, и все невысказанные обиды острой горячей волной поднимались в душе. "Смерть им! - Убежденно твердил он себе под нос. - Смерть!" Кому смерть - он не разъяснял, но все было понятно и без разъяснений.
Дмитрий Степанович их ненавидел. Он хотел их убивать.
Они ходят по улицам, они населяют университетские кампусы, ими переполненны дискотеки и ночные клубы, они спят с Катей, они сделали из этого доброго замечательного создания грязную публичную девку, их показывают в криминальных новостях, они шествуют на гей-парадах, они сидят, развалившись, в метро, и их грязные башмаки пачкают сиденья. Едва ли их можно уничтожить, но их надо уничтожать. Уничтожать по одному.
От этих мыслей у Дмитрия Степановича краснело лицо, и лоб покрывался потом. Смерть им всем. Смерть.
Ненависть сжимала Дмитрия Степановича в свои тиски, брала за горло и начинала душить. Он приподнимался, вставал с дивана и просто ходил взад-вперед по комнате. Ходил, слегка размахивая руками - так, словно бы делал физзарядку. На самом же деле, Дмитрий Степанович хотел успокоиться. Он старался успокоиться и не мог.
Никому, даже жене, он не говорил о своих проблемах. Никто не знал, что в вещах у него спрятана украденная финка. Дмитрий Степанович подходил к буфету и наливал себе неполный стаканчик. Выпивал его залпом и после садился в кресло. Голова шла кругом, и он сжимал зубы от ярости: он воображал себя в эту минуту могучим терминатором - ни то Шварценеггером, ни то Брюсом Уиллисом; два здоровенных ствола в руках, гремят все вокруг разрывающие пулеметные очереди, и пачками валятся - они, нелюди, освобождая тем самым воздух для нормальных, здоровых людей.
Стоял поздний вечер. Вечер двадцать четвертого декабря католико-протестантско-англиканский сочельник. Но природа игнорировала этот факт, и погода была совершенно не рождественская. Природа, словно бы, намекала, что не знает и не признает католических праздников. На чистом небе блестели звезды, одинокая луна печально желтела, глядя сверху на большую, черную, усыпанную серебрянными точками, землю. На самом горизонте, между расступившимися многоэтажками, уютно сверкали далекие, непонятные огоньки. Было холодно, пронизывающий ледяной ветер приносил крохотные, редкие снежинки, как будто бы говоря: "Это все. Больше снега не будет. Ждите настоящего Сочельника."
Катя и Коля сидели на лавочке.
- Видишь вот эту звезду? - Катя показала мизинцем в забрызганное крохотными звездочками ночное небо.
- Которую?
- Вон ту.
Коля напрягся. Звезд было столько, что он не мог понять, на которую указывает ему Катя.
- Яркая звездочка. Очень яркая. Вон там, вот. Смотри...
- Вижу, - согласился Коля. Он видел большую, яркую звезду. Она ослепительно блестела на небе и казалась отсюда, из нашей галактики, каким-то очень далеким инопланетным солнцем. Кто знает, может быть эта далекая звезда освещает путь другим человекоподобным существам, живушим на другом конце бесконечной вселенной? Существам, быть может, очень похожим на нас и о которых мы здесь ничего никогда не узнаем?.. Интересно, существа эти тоже живут под властью Зла и точно так же проводят время в непрерывной войне каждого с каждым, уничтожая друг друга и поклоняясь дьяволу?..
- Видишь?
- Вижу.
- Яркая?
- Очень яркая.
Коля подозревал, что говорят они, все-таки, о разных звездах, но проверить было непросто.
- Это будет наша с тобой звезда, - сказала Катя. - Где бы ты ни оказался, ты должен посмотреть на нее и вспомнить, как сильно я тебя люблю. Договорились?..
Коля посмотрел на звезду. Та сияла, бросая далекой планете и незнакомым маленьким существам свой призрачный нереальный свет.
- Хорошо.
- Ты будешь помнить об этом?
- Буду.
- Ты обещаешь?
- Да.
Неделю назад Катя устроилась на работу в "Coffee Time". Хозяином кафе был вежливый толстый араб. Он никогда не грубил Кате и никогда не пытался к ней приставать. Платил - столько, сколько и везде. Кате нравилось.
В ее обязанности здесь входило приготавливать кофе в большом кафимейкере и холодный напиток из сухих порошков. А еще - кексы. (Тесто хозяин привозил уже готовое, в больших ведрах, и Кате оставалось только, разлив тесто по формочкам, заложить в печь.) Сэндвичи из хлеба и из бубликов хозяин готовил сам.
Публика Кате тоже нравилась. Клиенты вежливо ей улыбались и обсуждали с ней погоду - вчерашнюю, позавчерашнюю и сегодняшнюю. Некоторые рассказывали свою жизнь. Жизни у клиентов тоже были всякие - интересные и не очень. Но погода оставалась здесь главной темой. Катя уже знала, что причиной этому являются канадские цены на образование: выходит так, что погода - тот единственный предмет, о котором местные аборигены в состоянии компетентно высказываться.
...Однажды, холодным утром, когда выдался сильный снегопад - такой сильный, что Катя еле добралась до места работы, в кафе зашел низенький толстый мужчина. Мужчина этот смотрелся до такой степени неприметно, что Катя никогда бы не смогла сказать, видела ли она его раньше. Он был одет в серый, явно дорогой костюм и держал в руках черный кейс.
Клиентов в кафе не было. Катя сидела одна. Она сварила кофе, налила маленький стаканчик себе и тихо потягивала его, глядя на падающий за окном снег. В печке готовились кексы. Пахло горячим тестом и свежим кофе.
Толстенький человечек подошел к стойке. Катя поднялась с места и пошла навстречу ему. В кресле осталась лежать книжка Пелевина.
- Что у нас сегодня на завтрак? - Улыбнулся толстяк своими аккуратными белыми зубами, построенными, словно солдаты, в два правильных ряда. Какой-нибудь special?
Но Катя уже поняла по его костюму, что никакой special толстяку не нужен. Ему нужен повод заговорить. Она улыбнулась в ответ.
- Нет, к сожалению. - Сказала Катя. - Но есть комплексные обеды. Вот, например - яичница с жареной картошкой, поджаренные гренки с джемом и кофе. Или...
Толстяк слушал чрезвычайно заинтересованно: так, словно бы Катя пересказывала ему сейчас сюжет увлекательнейшего боевика. Он не перебивал и не задавал никаких вопросов. Наконец, Катя закончила перечисление обедом из жареной рыбы с картофелем стручками, супа и все того же кофе.
- Простите, а вы замужем? - Спросил толстяк так, словно бы это и был вопрос, который единственно следовало задать после всего услышанного от буфетчицы. Потом он достал бумажный платок и протер глаза, которые, вдруг, начали слезиться.
Катя слегка удивилась нахальству маленького толстенького человечка и, улыбнулась вежливо.
- Нет, - сказала она, но у меня есть жених.
- Это не важно, - толстячок уверенно покачал головой и спрятал грязную салфетку в карман. - Я очень богатый. Очень богатый. У меня есть куча денег.
Катя не выдержала и засмеялась.
- Что тут смешного? - Толстячок обиделся. - Я вас покупаю, а вы смеетесь...
- Что... что вы делаете?.. - Катя застыла удивления. Не послышалась ли ей последняя фраза странного и смешного толстячка?
- Нет, - толстячок покачал своей маленькой головой еще увереннее. - Вам не послышалось. Я вас действительно покупаю. Сколько вы хотите денег? - Он достал огромный бумажник - по виду такой же толстый и такой же разбухший от содержимого, как и его хозяин. - Назовите сумму. Сколько?..
Дмитрий Степанович вышел на улицу. Он брел неспеша, опустив голову, и внимательно, исподлобья, вглядываясь в прохожих. В его пустых глазах не было ничего. Взгляд задерживался то на одном встречном, то на другом. В кармане у Дмитрия Степановича была спрятана финка. Он шел убивать. Он выбирал жертву.
Пришел вечер, спустилась ночь, и Дмитрий Степанович понял, что не уснет сегодня, если ночь эта не станет для кого-то из них последней. Он поворочался в постели, сказал что-то невнятное сонной супруге, оделся, положив в карман финку, и вышел на улицу. Все. Сегодня это случится. Сегодня ночью.
Дмитрий Степанович выбирал взглядом одного, всматривался, потом отпускал. Он не знал, на ком остановится. Не знал, кого выбрать.
Вот, четверо панкообразных молодых людей, хорошо поддатых, прошли мимо, не замечая Дмитрия Степановича. Вот прошел drag queen (так называют в Торонто одевающихся в женское шматье педерастов - без них не обходится ни один торонтский гей-парад; drag женские тряпки, queen - королева.) Прошли две лесбиянки в мужском тряпье и с мужскими мордами - прошли нежно держась за руки. Дмитрия Степановича обдало плотным запахом марихуаны: это проследовала целая толпа в жутковатых нарядах, в какие одевается обычно торонтский молодняк: висячие штанишки из магазина "Три толстяка", при этом разодранные, кольцо в ухе, в носу, а когда и в губе, педерастическая прическа, лоховская майка, нагло выглядывающая из-под рубашки и спущенная до колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Поздним утром Дмитрий Степанович вышел в ванную. Он умылся и почистил зубы, без удовольствия глядя на себя в зеркало. "Каждый прожитый день, подумал он, - это приближение смерти. Каждый прожитый день - и мне остается жить на один день меньше." Подобные мысли лезли ему в голову обычно с утра, и Дмитрий Степанович даже не старался их гнать.
Умывшись, он осторожно подошел к Катиной комнате. Остановился, взявшись за дверную ручку. Любопытно было взглянуть на нового хахаля. Дмитрий Степанович в задумчивости пожевал губы. Потом медленно, стараясь не производить шума, открыл дверь.
Катя и ее хахаль лежали, обнявшись, полуприкрытые простыней. Оба спали. Дмитрий Степанович сморщился от отвращения и уже хотел закрыть дверь, как взгляд его упал на подозрительной наружности бугорок - что-то, оттопыриваясь, лежало в кармане кожаной куртки Катиного хахаля... Неужели, пистолет?.. Настоящий... Неужели же?.. У Дмитрия Степановича сперло дыхание. Повинуясь какому-то неясному, но решительному инстинкту, Дмитрий Степанович подошел ближе, наклонился, потрогал...
Пальцы его нащупали холодную сталь пистолетного дула. Дмитрий Степанович задрожал. Дрожь эта вышла настолько шумной, что он испугался как бы кого-нибудь не разбудить. Он быстро прошелся по остальным карманам куртки и в одном из них отыскал толстую, солидную финку.
Он стоял в нерештельности, разглядывая в руках две свои страшные находки. Что с этим делать? Сейчас или Катя или ее хахаль - кто-нибудь из них проснется.
Наконец, нашлось компромисное, прмежуточное решение. Пистолет Дмитрий Степанович положил обратно в карман кожаной куртки Катиного хахаля, а финку спрятал в кармане своей пижамы.
Потом быстро, стараясь не шуметь, вышел.
Обнаружив пропажу финки, Коля удивился, но отец девушки, с которой он вчера познакомился в ресторане, был последним, на кого Коля мог бы подумать. В конце концов он решил, что, очевидно, финка просто выпала из кармана. Мало ли где? Ведь он нажрался вчера очень прилично...
Проснувшись, они выпили с Катей чаю - одни, без Катиных родителей; те сидели, забившись в своей комнате и старались не выходить даже в уборную. Коля чувствовал себя отвратительно - в голове гудело, а чай поглощался незаметно - чашка за чашкой; хотелось не столько чаю, сколько просто чего-нибудь жидкого. Выпив последнюю чашку, он аккуратно погладил Катину руку, Катя ответила ему кротким, усталым взглядом.
Коля поднялся, накинул куртку. Потом взял Катю за плечи, посмотрел ей в глаза.
- Катя, - спросил он, - будешь меня любить?
- Буду, - ответила Катя. - А ты?
За окном свистел ветер. Там разыгралась настоящая пурга - хлопья белого пушистого снега, переворачиваясь и кружась, поднимались кверху. И в этом холодном, яростном танце тонуло все - и дома, и деревья, и крохотные, беззащитные фигурки одиноких прохожих.
Дмитрий Степанович разглядывал финку. Она казалась ему живым существом - грозным и сильным когда потребуется, но молчаливым и тихим сейчас. Дмитрий Степанович осторожно брал ее за рукоять, и все невысказанные обиды острой горячей волной поднимались в душе. "Смерть им! - Убежденно твердил он себе под нос. - Смерть!" Кому смерть - он не разъяснял, но все было понятно и без разъяснений.
Дмитрий Степанович их ненавидел. Он хотел их убивать.
Они ходят по улицам, они населяют университетские кампусы, ими переполненны дискотеки и ночные клубы, они спят с Катей, они сделали из этого доброго замечательного создания грязную публичную девку, их показывают в криминальных новостях, они шествуют на гей-парадах, они сидят, развалившись, в метро, и их грязные башмаки пачкают сиденья. Едва ли их можно уничтожить, но их надо уничтожать. Уничтожать по одному.
От этих мыслей у Дмитрия Степановича краснело лицо, и лоб покрывался потом. Смерть им всем. Смерть.
Ненависть сжимала Дмитрия Степановича в свои тиски, брала за горло и начинала душить. Он приподнимался, вставал с дивана и просто ходил взад-вперед по комнате. Ходил, слегка размахивая руками - так, словно бы делал физзарядку. На самом же деле, Дмитрий Степанович хотел успокоиться. Он старался успокоиться и не мог.
Никому, даже жене, он не говорил о своих проблемах. Никто не знал, что в вещах у него спрятана украденная финка. Дмитрий Степанович подходил к буфету и наливал себе неполный стаканчик. Выпивал его залпом и после садился в кресло. Голова шла кругом, и он сжимал зубы от ярости: он воображал себя в эту минуту могучим терминатором - ни то Шварценеггером, ни то Брюсом Уиллисом; два здоровенных ствола в руках, гремят все вокруг разрывающие пулеметные очереди, и пачками валятся - они, нелюди, освобождая тем самым воздух для нормальных, здоровых людей.
Стоял поздний вечер. Вечер двадцать четвертого декабря католико-протестантско-англиканский сочельник. Но природа игнорировала этот факт, и погода была совершенно не рождественская. Природа, словно бы, намекала, что не знает и не признает католических праздников. На чистом небе блестели звезды, одинокая луна печально желтела, глядя сверху на большую, черную, усыпанную серебрянными точками, землю. На самом горизонте, между расступившимися многоэтажками, уютно сверкали далекие, непонятные огоньки. Было холодно, пронизывающий ледяной ветер приносил крохотные, редкие снежинки, как будто бы говоря: "Это все. Больше снега не будет. Ждите настоящего Сочельника."
Катя и Коля сидели на лавочке.
- Видишь вот эту звезду? - Катя показала мизинцем в забрызганное крохотными звездочками ночное небо.
- Которую?
- Вон ту.
Коля напрягся. Звезд было столько, что он не мог понять, на которую указывает ему Катя.
- Яркая звездочка. Очень яркая. Вон там, вот. Смотри...
- Вижу, - согласился Коля. Он видел большую, яркую звезду. Она ослепительно блестела на небе и казалась отсюда, из нашей галактики, каким-то очень далеким инопланетным солнцем. Кто знает, может быть эта далекая звезда освещает путь другим человекоподобным существам, живушим на другом конце бесконечной вселенной? Существам, быть может, очень похожим на нас и о которых мы здесь ничего никогда не узнаем?.. Интересно, существа эти тоже живут под властью Зла и точно так же проводят время в непрерывной войне каждого с каждым, уничтожая друг друга и поклоняясь дьяволу?..
- Видишь?
- Вижу.
- Яркая?
- Очень яркая.
Коля подозревал, что говорят они, все-таки, о разных звездах, но проверить было непросто.
- Это будет наша с тобой звезда, - сказала Катя. - Где бы ты ни оказался, ты должен посмотреть на нее и вспомнить, как сильно я тебя люблю. Договорились?..
Коля посмотрел на звезду. Та сияла, бросая далекой планете и незнакомым маленьким существам свой призрачный нереальный свет.
- Хорошо.
- Ты будешь помнить об этом?
- Буду.
- Ты обещаешь?
- Да.
Неделю назад Катя устроилась на работу в "Coffee Time". Хозяином кафе был вежливый толстый араб. Он никогда не грубил Кате и никогда не пытался к ней приставать. Платил - столько, сколько и везде. Кате нравилось.
В ее обязанности здесь входило приготавливать кофе в большом кафимейкере и холодный напиток из сухих порошков. А еще - кексы. (Тесто хозяин привозил уже готовое, в больших ведрах, и Кате оставалось только, разлив тесто по формочкам, заложить в печь.) Сэндвичи из хлеба и из бубликов хозяин готовил сам.
Публика Кате тоже нравилась. Клиенты вежливо ей улыбались и обсуждали с ней погоду - вчерашнюю, позавчерашнюю и сегодняшнюю. Некоторые рассказывали свою жизнь. Жизни у клиентов тоже были всякие - интересные и не очень. Но погода оставалась здесь главной темой. Катя уже знала, что причиной этому являются канадские цены на образование: выходит так, что погода - тот единственный предмет, о котором местные аборигены в состоянии компетентно высказываться.
...Однажды, холодным утром, когда выдался сильный снегопад - такой сильный, что Катя еле добралась до места работы, в кафе зашел низенький толстый мужчина. Мужчина этот смотрелся до такой степени неприметно, что Катя никогда бы не смогла сказать, видела ли она его раньше. Он был одет в серый, явно дорогой костюм и держал в руках черный кейс.
Клиентов в кафе не было. Катя сидела одна. Она сварила кофе, налила маленький стаканчик себе и тихо потягивала его, глядя на падающий за окном снег. В печке готовились кексы. Пахло горячим тестом и свежим кофе.
Толстенький человечек подошел к стойке. Катя поднялась с места и пошла навстречу ему. В кресле осталась лежать книжка Пелевина.
- Что у нас сегодня на завтрак? - Улыбнулся толстяк своими аккуратными белыми зубами, построенными, словно солдаты, в два правильных ряда. Какой-нибудь special?
Но Катя уже поняла по его костюму, что никакой special толстяку не нужен. Ему нужен повод заговорить. Она улыбнулась в ответ.
- Нет, к сожалению. - Сказала Катя. - Но есть комплексные обеды. Вот, например - яичница с жареной картошкой, поджаренные гренки с джемом и кофе. Или...
Толстяк слушал чрезвычайно заинтересованно: так, словно бы Катя пересказывала ему сейчас сюжет увлекательнейшего боевика. Он не перебивал и не задавал никаких вопросов. Наконец, Катя закончила перечисление обедом из жареной рыбы с картофелем стручками, супа и все того же кофе.
- Простите, а вы замужем? - Спросил толстяк так, словно бы это и был вопрос, который единственно следовало задать после всего услышанного от буфетчицы. Потом он достал бумажный платок и протер глаза, которые, вдруг, начали слезиться.
Катя слегка удивилась нахальству маленького толстенького человечка и, улыбнулась вежливо.
- Нет, - сказала она, но у меня есть жених.
- Это не важно, - толстячок уверенно покачал головой и спрятал грязную салфетку в карман. - Я очень богатый. Очень богатый. У меня есть куча денег.
Катя не выдержала и засмеялась.
- Что тут смешного? - Толстячок обиделся. - Я вас покупаю, а вы смеетесь...
- Что... что вы делаете?.. - Катя застыла удивления. Не послышалась ли ей последняя фраза странного и смешного толстячка?
- Нет, - толстячок покачал своей маленькой головой еще увереннее. - Вам не послышалось. Я вас действительно покупаю. Сколько вы хотите денег? - Он достал огромный бумажник - по виду такой же толстый и такой же разбухший от содержимого, как и его хозяин. - Назовите сумму. Сколько?..
Дмитрий Степанович вышел на улицу. Он брел неспеша, опустив голову, и внимательно, исподлобья, вглядываясь в прохожих. В его пустых глазах не было ничего. Взгляд задерживался то на одном встречном, то на другом. В кармане у Дмитрия Степановича была спрятана финка. Он шел убивать. Он выбирал жертву.
Пришел вечер, спустилась ночь, и Дмитрий Степанович понял, что не уснет сегодня, если ночь эта не станет для кого-то из них последней. Он поворочался в постели, сказал что-то невнятное сонной супруге, оделся, положив в карман финку, и вышел на улицу. Все. Сегодня это случится. Сегодня ночью.
Дмитрий Степанович выбирал взглядом одного, всматривался, потом отпускал. Он не знал, на ком остановится. Не знал, кого выбрать.
Вот, четверо панкообразных молодых людей, хорошо поддатых, прошли мимо, не замечая Дмитрия Степановича. Вот прошел drag queen (так называют в Торонто одевающихся в женское шматье педерастов - без них не обходится ни один торонтский гей-парад; drag женские тряпки, queen - королева.) Прошли две лесбиянки в мужском тряпье и с мужскими мордами - прошли нежно держась за руки. Дмитрия Степановича обдало плотным запахом марихуаны: это проследовала целая толпа в жутковатых нарядах, в какие одевается обычно торонтский молодняк: висячие штанишки из магазина "Три толстяка", при этом разодранные, кольцо в ухе, в носу, а когда и в губе, педерастическая прическа, лоховская майка, нагло выглядывающая из-под рубашки и спущенная до колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11