А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


- А меня можно просто звать Славой.
- Очень удачно для эпохи застоя в том случае, если отца звали КПССом.
- Отца звали Георгием. А вот пожилую даму по имени Даздраперма мне пришлось встретить - она лежала в нашей клинике.
- Понятно - отягощенная наследственностью Если я правильно сориентировался - девочка родилась первого мая. И родители просто не удержались - "Да здравствует Первомай!" Похмельная эйфория - дешевая водка.
- С вами легко договориться, Никита. И вы, конечно, понимаете, что мне от вас нужно.
- Здесь без вариантов - всем нужна реклама и спонсоры. Только я хочу сразу оговориться. - Никита взял со стола изящную вещицу неизвестного предназначения и покрутил руке.
Он обладал интеллигентной внешностью, приятным голосом и прекрасными спокойными руками. "Сильная воля, самоуверенность, - постановила я. Скорее всего, бешеный успех у одиноких интеллектуалок".
- Это бомба. - Он передал мне рождественскую игрушку в виде прозрачного цилиндра со снежной метелью внутри. - Вы видели её в киносериале "Спрут-5". Мне подарил её сам режиссер в знак солидарности. Я иногда затрагиваю весьма острые криминальные темы.
- Криминальные? - Удивилась я. - У нас скорее медицинская сфера. Или, вернее, - социальная психология.
- Вот об этом, Славочка, как раз и расскажете нам. Собственно, вы представите только одно звено пестрого коллажа. Так сказать, зарисовка на тему "Так жить нельзя" и "Свет в конце тоннеля".
Я вспомнила случай с самоубийцей, исполнявшим гимн и кое-какие примеры социальных "сдвигов".
- Нет, Боже упаси, никакой политики. Меня интересует психология нашего раздавленного, расплющенного, но все-таки живого человека... Его связь с культурным наследием нации, проблески нравственной преемственности. Фантазировал Никита, вопросительно глядя на меня. - Хорошо бы нечто дамское, про любовь и страсть...
- Про любовь? В смысле продажном или поэтическим? - Хорошо бы во взаимосвязи, в диалектическом единстве: высокое и низкое, вечное и преходящее...
- У меня был один пациент... Самоубийца на почве неразделенной любви... Все классику цитировал.
- Старик, урод, шизик, наркоман?
- Нет. Вполне нормален, молод... Мы, правда, не встречались, но собеседник интересный. Учился на филфаке.
Глаза Никиты заинтересованно блеснули.
- А нельзя его поснимать? Ну, во время беседы с вами?
- По телефону?
- Нет, как бы здесь, в студии.
Я быстро прокрутила в уме варианты и пришла к отрицательному ответу.
- Думаю, он не согласится откровенничать на экране... Хотя, пристрастие к позерству у Юла есть.
- Юл? Это - юный ленинец?
- Это Юлий. Его родили в годы повального диссидентства и увлечения скрытыми аналогиями с римской историей.
Я обещала Никите в ближайшие дни связаться с пациентом. И лишь дома поняла, что не знаю ни его адреса, ни телефона. Собственно, проблема пустяковая, тем более, с возможностями Сергея.
Следующим вечером я в раздумье сидела у телефона с полными данными интересующего меня лица. Зачем мне это все? Почему я хочу вытащить в передачу незнакомого и даже не очень-то симпатичного мне парня - позера и слюнтяя? Возможно, протягиваю ему очередную "соломинку", чтобы отвлечь от навязчивой идеи, а может, сама цепляюсь за чужую беду, спасаясь от собственной? Ни то, ни другое. Я уже разделалась с навязчивыми воспоминаниями, а в серьезность трагедии Юлия не слишком верила. Хотя, как знать? Сейчас наберу его номер, и кто-нибудь скажет мне самое страшное...
Я тщетно звонила Юлию Викторовичу до глубокой ночи. Утром, набирая его номер, я была уже почти уверена, что мой пациент либо в тюрьме, либо в больнице.
- Алло? Не молчите, если уж разбудили... Алло?
Да, это был его голос. Но более уверенный и менее деликатный, чем я привыкла слышать.
- Простите, мне надо поговорить с Юлием Викторовичем.
- С кем имею честь?
- Владислава Георгиевна из "телефона доверия" - Бодро доложила я и замолкла, прислушиваясь к тишине.
- Не понял. Это вы мне звоните?
- Да, мне дали ваш телефон в справочной.
- Ничего себе! Простите... Я так часто спросонья хватался за телефон и набирал ваш номер, а потом вешал трубку...
- Как вы себя чувствуете?
- Вашими молитвами. Продал квартиру, раздал долги. Взял кое-какую надомную работу. Сижу пишу. На хлеб хватает.
- Где же вы сейчас? Не понимаю, чей это телефон?
- Все вполне законно. Моя, то есть родительская трехкомнатная превратилась в однокомнатную. Приватизированную, с хорошей библиотекой, горячей водой и телефоном. Я - завидный жених.
- Девушки преследуют?
- Вы первая.
Я рассказала об идее передачи. О том, что сама не знаю, во что выльется импровизированное интервью на записи. Юлий помолчал.
- Значит, я вас заинтересовал как собеседник?
- Вы имеете ввиду психотерапевта или человека? Как специалиста, если честно, не очень. То, что вы здоровы, я поняла сразу.
- Выходит, моя история вызвала у вас чисто человеческое участие?
- Скорее так. Я очень сердобольная старушка. И люблю слушать сказки.
- В смысле? Вы не поверили "лавстори" с Лизой?
- Отчасти. Но это не должно всплывать в нашей беседе. Автор программы хотел бы услышать что-нибудь трогательное о превратностях большой любви. Особенно, от человека молодого - представителя "потерянного поколения". Так что, живописуйте, не стесняйтесь. Я постараюсь подыграть.
- Искушение блеснуть на экране очень велико. Даже в роли жалкого Пьеро-шизофреника с комплексом неполноценности.
- Скорее, с манией величия. Ведь ущербность и самовлюбленность - две стороны медали... Зачастую человек старательно выращивает в себе мнимые комплексы, чтобы иметь возможность всплакнуть над своей судьбой. А в случае чего не церемониться в средствах: ну что возьмешь с убогого?!
- Нелестная характеристика... Спасибо, что так долго возились со мной. Скучное дело - выслушивать откровения юродствующего болтуна.
- Лучше не продолжайте в этом духе... Я, действительно, благодарна вам за доверие и ещё за то, что не отомстили мне за первые сеансы, когда я вешала трубку. Ведь вы согласны появиться в телепередаче?
- Вам хорошо известно, что меня легко уговорить.
Мы договорились встретиться у проходной Останкино в два часа дня.
Никиту я узнала уже у подъезда. В куртке нараспашку и в вязаной шапке с огромным помпоном он махал руками, как зазывала на ярмарочном аттракционе. Густые хлопья мокрого снега напоминали рождественскую игрушку-бомбу из итальянского сериала.
- Славочка! Я вышел заранее, чтобы не пропустить. У нас небольшая накладка - оператора вызвали к главному. Я решил, что мы успеем сбегать в какашку и там за кофе все обговорить.
Я задумалась, расшифровывая услышанное название.
- Вы сомневаетесь, что ваш собеседник придет? - Понял по-своему мою задумчивость Никита.
- Не совсем уверена. Он будет искать у проходной вас, поскольку хорошо знает по телеэкрану. А в этой шапке не каждый сумеет распознать...
- Да ну её к черту! - Никита сунул колпак с помпоном в карман. - Это подарок - от шотландских пастухов. А вас, как я понимаю, одевает лично Карден?
- Не следите за передачами своих коллег о моде. Это не в стиле Кардена. - Я повернулась, демонстрируя классическую простоту тончайшей дубленки серебристого цвета, спускающейся почти до пят - то есть до толстых каблучков серых лаковых сапожек.
Длинные вещи ужасно неудобны в машине, но я постеснялась одевать один из моих шикарных меховых жакетов. Да и слишком уж прибедняться - до кожаной куртки или пальто - не хотелось. К тому же, дубленка с капюшоном, что в такую погоду как раз кстати.
- Выглядите классно. Больше подходите, правда, для передачи Шолохова или Троицкого, но будем считать, что и мне повезло - доктор-психолог с внешностью кинозвезды... Пойду, гляну у проходной. как его? Юлий Викторович? - Никита скрылся за стеклянной дверью, а я задрала голову возвышающаяся надо мной громада башни словно неслась куда-то навстречу снежному бурану.
- Знакомьтесь, Слава, это Юлий Вартанов. Его уже на проходной хотели арестовать. Он рвался ко мне в студию.
Мы застыли, с недоумением приглядываясь друг к другу.
- Я предлагаю, друзья, перекусить в Какашке. Хлебнем кофейку с пирожным. Собачья погода... - Почувствовав замешательство, Олег тараторил без умолку. - Видите ли, на той стороны проспекта жила-была во времена застоя общественная уборная. Ну, такая, типа сортир для М и Ж... Частная инициатива превратила это санитарно-гигиеническое учреждение в пункт общественного питания. И очень удачно. Пока у нас в Останкино с буфетами дело не наладилось, все сотрудники ТВ паслись в Какашке. Теперь уже ходим по привычке. Привязанность, ностальгические воспоминания и название, родившееся в народной фантазии, по душе пришлось.
Юлий оказался высоким блондином утонченно-скандинавского типа. Не викинг, а мечтательный северный принц. Он застенчиво сутулился, так, что длинные, влажные от снега пряди падали вдоль бледных худых щек. Без шапки и курточка кое-какая - джинса на "рыбьем меху". Но когда он вскидывал голову, поднимая глубокие, пристально глядящие синие глаза, первое, что приходило в голову, была мысль о неуместной в этом пространстве и времени утонченности. Такие лица теперь "не носят". Их можно увидеть на фотографиях прошлого века, запечатлевших представителей "вырождающейся аристократии". Я вообще не могла отделаться от впечатления, что говорила по телефону совсем с другим человеком. В этом молчаливом парне не было и тени развязности и гаерства, которыми он "блистал" в своих телефонных признаниях.
Никита тщетно пытался "раскрутить" нас на интересный диалог в кафе, затем в студии. Беседа не складывалась, особенно, под оком телекамеры. Видеть себя на экране монитора Юлию, со всей очевидностью, было неприятно. Он инстинктивно отворачивался в сторону, прятал лицо в ладонях, то есть вел себя как нежелающий попадать в объектив преступник.
Кроме нескольких официальных фраз, произнесенных мной по поводу психологического здоровья жителей Москвы и деятельности нашей службы, Никите удалось вытащить у пострадавшего короткую благодарность в адрес психологов, помогших ему преодолеть душевный кризис.
- Не слишком интересный вышел сюжет. - Виновато признался Юлий, спускаясь вместе со мной к выходу. - А нам ничего не заплатят за съемки?
- Похоже, ваше красноречие вдохновляет бритва или взведенный курок. Допинг опасности... Я на машине, вас подвезти? Платить за оказанную нам телевизионную любезность должны были бы мы.
Он проводил меня на стоянку и слегка ухмыльнулся, когда я открыла дверцу "Вольво".
- А вы неплохо зарабатываете на милосердии. Понятно, что гонорары от телекомпании вас явно не волнуют.
- Муж купил подержанную машину. Это далеко не последняя модель Почему-то оправдывалась я, стоя у автомобиля.
Снег стал мелким и сухим, словно кто-то усердно сыпал с башни бертолетову соль. В фиолетовой мгле, пронизанной светом стерегущих стоянку фонарей, мой собеседник выглядел пришельцем из какого-то другого измерения. Я вспомнила его слова о голубых жилках на запястьях и только теперь поверила в то, что он не врал. Просто старался выглядеть циничней и сильнее, чем был на самом деле. И держался за свою наигранную браваду, как за спасательный круг.
- Я сказал там, в студии, чистую правду - вы помешали мне уйти из жизни... Думаю, это значительная победа профессионализма и милосердия.
- Хм! Это ведь, собственно, произошло по ошибке. Я помогла вам тем, что не восприняла всерьез вашу угрозу - все эти ванны, бритвы, пистолеты. Это не было умышленным ходом. Мне казалось, что вы недостаточно искренни... Мне к "Соколу". Может, все же куда-нибудь подвезти?
- Спасибо. Здесь рядом метро. У меня "единый".... А я принял ваше сочувствие за чистую монету. Почему-то решил, что вам и вправду не все равно, как я распоряжусь своей жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75