С одним бы Андрей легко справился. Комышан тогда отдыхал с семьей и случайно угодил на Чайкуна, который ловил раков... Андрей две недели пролежал в больнице...
- Когда это было?
- Прошлым летом.
- А Чайкуна судили?
- Да нет... Андрей простил ему. Из-за жены. Его Настя приходится родственницей Чайкуну...
Коваль представил себе Настю, видел ее на базаре, кто-то уже показывал. И вдруг почувствовал, как люди Лиманского и их жизнь становятся и его жизнью.
Сидя сейчас в лодке среди сказочных зарослей кувшинок и посматривая на одинокую печальную цаплю, которая как изваяние продолжала стоять на одной ноге на фоне почерневшего под вечер камыша, Коваль подумал, что в течение последнего года его мучило не увольнение со службы, а отстранение от судеб человеческих. Он словно бы очутился в глухом, безлюдном мире, который сейчас начал понемногу оживать...
13
Андрей Комышан приехал утром с дежурства взвинченный и какой-то взъерошенный. Такое случалось с ним в последнее время часто, и Настя тогда старалась не попадаться ему под руку, хотя и знала, что, если захочет, все равно справится с ним и настоит на своем.
- Чего тебе? - буркнул он устало, когда Настя подошла к нему.
- Иван приходил.
- Ну и что? - Андрей сердито глянул на жену. Она стояла перед ним красивая, гордая, мягкий овал ее лица удивлял неожиданной упрямой ямочкой на подбородке, аккуратно заплетенная большая русая коса, за которую он в хорошую минуту называл ее русалкой, лежала на груди. Но сейчас Комышана не взволновал ни приятный овал лица, ни чудесная Настина коса. Глаза ее, большие, голубые, которые могли неожиданно стать темными, как вода в лимане перед штормом, сейчас голубели, и Андрей успокоился, хотя и пробурчал недовольно, с нарочитостью: - Ну приходил. Чего ему?!
- Петра завтра хоронят... О сиротах поговорить нужно, собраться всем...
- А что говорить? Или обеднели Чайкуны? У Ирки добра полная хата, машина... Петро постарался... На похороны помогу, как же, родственник...
Андрей отвернулся и начал раздеваться, собираясь поспать после ночного дежурства.
- Милиция шастает по всему Лиманскому, - сказала Настя и тоже села на расстеленную кровать. - Слышал?
- Ну и дурная! При чем тут Лиманское? Петра сюда водой принесло. Пускай в Белозерке поищут.
- Он рыбачил в наших плавнях... В него стреляли в субботу, в ночь, когда ты ездил в Херсон.
- Ага, - подтвердил Андрей. - Мне это известно.
- Ты в Херсоне был, а Юрась ходил в плавни на твоей лодке и с твоим ружьем. А из него убит Петро. Так говорят...
- Какие глупости! По-твоему, Юрась в него стрелял? Привет! разозлился Андрей. - Ему-то зачем? Все выдумки родичей. Откуда они знают, из какого ружья выстрелили? Прослышали, что Юрась ездил с моим ружьем, узнали, что в мое дежурство в журнале не записано, что в ту ночь я выполнял поручение начальника в Херсоне, вот и пустили слух. А брехня не ходит пешком, на крыльях летает.
- Но говорят, милиция уже установила, что из твоего ружья.
- Никто не установил. Услышали, что милиция взяла на экспертизу, вот и плетут невесть что. Мне никто ничего не сказал.
Комышан снял сапоги, докурил сигарету и сел рядом с женой.
- Подрался твой Петро с кем-нибудь, водился со всякими подонками. Полез в чужие сети и ловушки. Вот его и подстрелили. Больше, чем он, никто в чужие капканы не лазил.
Настя терпеливо слушала мужа. По выражению ее неподвижного лица нельзя было понять, согласна она или нет. Думала свое. В глубине души допускала, что Андрей мог убить в сердцах. Давно враждовал с Чайкунами, и только неотвратимая судьба свела его с нею, Настей. На селе думали, что их брак помирит враждовавшие семьи. Но уже на свадьбе, когда Чайкуны и Комышаны расселись по разным углам, Настя поняла, что нечего и думать о мире и дружбе, и облегченно вздохнула, когда Чайкуны, выпив и не учинив драки, демонстративно покинули гулянье.
Да, Настя знала, что у мужа с Петром были свои старые счеты...
- А чего тебе приспичило ехать в Херсон?
- Сказал же... начальник просил гостей встретить и устроить на отдых в Гопри... Они ночью приехали на машине...
- Твое счастье, а то бы и тебя таскали.
- Как раз собирался дежурить, но когда позвонили, Сирый без меня поехал.
- А Иван говорит, что ты был на воде...
- Дурной твой Иван, так ему и скажи! Дурак, да и только!
- Ну, если люди, которых ты устраивал в Гопри, подтвердят, что был с ними, тогда хорошо.
При этих словах Настя внимательно посмотрела на мужа.
Он понял, что жена не очень верит его словам. Начал раздеваться, устало зевая и показывая, что ему не до разговоров.
- Бедный Юрась, - сказала Настя. Андрей заметил, как ее потемневшие глаза снова заголубели. - Только из армии - и сразу такое...
- Я заплатил за него штраф, чего ты волнуешься! Если бы не Сирый, могло обойтись. Я тоже никого не милую, но различаю, где злостно, а где случайно, впервые человек оступился. Всех стричь под одну гребенку нельзя... А вот Сирый ничего не хочет знать. Свинья! Хотя бы ради нашего служебного авторитета не поднимал скандала! Теперь вишь как чешут языками. Я-то хотел Юрася в инспекцию устроить... Уже договорился...
Андрей залез под одеяло.
В это время скрипнула дверь в сенях. Кто-то вошел в переднюю.
- Это ты, Юрасик? - спросила Настя. - Зайди к нам.
Юрась задержался на пороге. Был в старенькой одежде, - видно, собрался на лиман.
- Присядь на минутку, - ласково попросила Настя. - Тебя в милицию не вызывали?
Юрась пожал плечами.
У него не было страха перед милицией. Когда-то сам хотел пойти в милиционеры. Нравилась форма и фуражка с гербом, мальчишеское воображение рисовало отчаянные подвиги, задержание преступников. Но в милицию, как ему сказали, брали только тех, кто отслужил в армии. Понемногу в его воображении романтические картины поблекли, а когда в часть пришло письмо и он прочел, что видели в Белозерке в милицейской форме бывшего одноклассника, рохлю Ваську, эти мечты и вовсе развеялись. Уж не Васька ли теперь будет допрашивать его о ночном происшествии на лимане?
- Кое-кого уже вызывали, думала - тебя тоже, - сказала Настя.
- Еще спросят, - буркнул Андрей. - Не понимаю, зачем было переться ночью в плавни и нарушать закон? А хотел еще в рыбинспекторы идти. Опозорил и себя, и меня.
Юрась ничего не ответил. Этот упрек он уже слышал.
- Тебе что, деньги были нужны? - поинтересовалась Настя. - Неужели не понимал, что могут поймать? Где бы ты что продал...
- Другие находят, где продавать, вот и я нашел бы. Всего один раз, сказал Юрась.
- Ну, ты оставь других... Ты за себя отвечай, - сердито буркнул старший Комышан.
- Мог бы мне сказать или Андрею, - кивнула Настя на мужа. - Выручили бы... Поди дома живешь, не у чужих... Зачем тебе были эти хлопоты, Юрась, эти деньги? А?
Юрась молчал.
- Я же гадалка, все знаю, - улыбнулась Настя, и ее голубые глаза потеплели. - Девушке на подарок?
Настя заметила, что при этих словах Андрей как-то особенно пристально посмотрел на брата, а Юрась, будто конь норовистый, упрямо дернул головой. В комнате вдруг словно потемнело. Насте показалось, что между братьями проскочила какая-то недобрая искра, причина которой ведома только им.
- Мне здесь некому подарки носить, - медленно произнес Юрась.
- Сколько раз ты стрелял? - вдруг тихо спросил Андрей, и в голосе его послышалось какое-то напряжение; он, казалось, боялся ответа.
- Сколько? - переспросил Юрась. - Один, когда ондатру подстрелил, другой - в воздух, когда Сирый погнался...
В памяти Юрася вновь встала злополучная ночь: темнота словно поглотила мир, лодка с выключенным мотором тихо покачивалась на воде, в камышах шла своя суетная жизнь, потом едва слышимое движение ондатры... и выстрел, который гулко разорвал тишину и на миг ослепил... И бешеный побег от Сирого, рев моторов, удары лодки о волны, бьющие в лицо брызги; еще один выстрел - и внезапно заглохший мотор, когда чуть не выбросило за борт...
Андрею же представилась несколько иная картина: ночь, темень, камыши. Юрась хотя и облазил до армии плавни, но, видно, забыл, что в них можно натолкнуться не только на вепря, но и на преступника - браконьера. Очистил чужую вершу - откуда же тот осетрик! - а может, и на ловушку чью-то набрел. В него могли выстрелить, но не попали, а он в ответ пальнул...
Убить не хотел, выстрелил просто со страха, но слепая пуля нашла свою жертву - Петра Чайкуна. За выстрелом Юрась мог и не услышать, как тот упал в воду...
Подумал, какие страшные схватки иногда происходят в плавнях, особенно по весне, когда идет рыба. Три года тому назад исчез милиционер Тимченко. Труп случайно нашли через много месяцев водолазы; собственно, не труп обглоданный раками да рыбами скелет. Браконьеры обмотали беднягу сетью, наложили камней и бросили в залив, поэтому и не всплыл... А еще раньше бесследно исчезли в плавнях два молодых рыбинспектора - будто их и не было на свете. Вода все скрыла. В прошлом году в этом глухом закоулке на острове произошла целая битва: одни браконьеры пытались ограбить других...
- А третий и четвертый раз в кого стрелял? - уверенно спросил Андрей Степанович.
- Я стрелял два раза, - стоял на своем Юрась.
У него перед глазами были две ночи. И более четкой была та - под окном Лизиной комнаты, - которая, казалось, перевернула его жизнь.
- Меня, брат, не проведешь, - сказал старший Комышан, - использовано четыре патрона... Да ты не бойся, - добавил он, заметив, что Юрась побледнел. - Мы с Настей тебя не выдадим... Думаем, как помочь.
Андрей не мог и допустить, что Юрась побледнел не от страха, а от вспыхнувшей в нем ненависти. После той ночи Юрась старался избегать брата и не разговаривать с ним. И сейчас ему было противно видеть разобранную постель и брата с обнаженной волосатой грудью.
- А я не прошу помогать! - сердито бросил он. - Не ел чеснока и не воняю...
- Не горячись! - оборвал его Андрей. - Когда посадят, запоешь по-другому.
- Ну вот, сразу в тюрьму! - вмешалась Настя, увидев, что у братьев уже искры сыплются из глаз.
- А чего же, - резко махнул рукой Андрей. - Проще простого: из ружья сделано четыре выстрела, стрелял один человек - Юрась Комышан. Пуля угодила в гражданина Петра Чайкуна. Все ясно... Слушай, братик, это может быть просто несчастным случаем, как иногда бывает на охоте. Представляешь, ночь, темно. Ты пальнул в ондатру, а пуля попала в Чайкуна, который притаился в камышах...
- Второй раз я стрелял вверх.
- А третий и четвертый?
- Да отцепись ты со своим третьим и четвертым. Говорю, стрелял два раза!
- Слышали и другие выстрелы, - словно обдумывая что-то, сказал Андрей. - Еще Сирый бахнул из пистолета. А когда он забрал мое ружье, случаем, не стрелял из него?
- Нет, он положил его к себе в лодку и потащил меня в Лиманское...
- А не заметил, потом он пошел на воду без ружья?
- Я за ним не следил, но когда написал протокол, ружье поставил в угол, а сам снова помчался на дежурство.
- Плохи твои дела, Юрась, - покачал головой старший Комышан.
- Да ну тебя! - вскипел Юрась. Он хотел еще что-то бросить, но, глянув на Настю, сдержался. - Если у вас все, я пойду. Убийством пусть милиция занимается. Я никого не убивал и ничего не боюсь. - Он крутнулся по комнате, словно искал чего-то, но, так и не найдя, выскочил вон.
Андрей проводил его долгим тяжелым взглядом.
14
В своих рассуждениях Коваль всегда шел от общего, начинал с осмотра места происшествия и выяснения связей, существовавших между жертвой и преступником или между ними и окружением. Это давало возможность представить движущие силы событий, настоящие мотивы преступления.
Картина, возникшая в воображении Коваля, пока была еще иллюзорной. Чтобы стать доказательными, предположения должны были обрасти проверенными фактами. Только подтвержденная находками, внимательно проанализированными деталями, общая картина становилась определенной и достоверной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
- Когда это было?
- Прошлым летом.
- А Чайкуна судили?
- Да нет... Андрей простил ему. Из-за жены. Его Настя приходится родственницей Чайкуну...
Коваль представил себе Настю, видел ее на базаре, кто-то уже показывал. И вдруг почувствовал, как люди Лиманского и их жизнь становятся и его жизнью.
Сидя сейчас в лодке среди сказочных зарослей кувшинок и посматривая на одинокую печальную цаплю, которая как изваяние продолжала стоять на одной ноге на фоне почерневшего под вечер камыша, Коваль подумал, что в течение последнего года его мучило не увольнение со службы, а отстранение от судеб человеческих. Он словно бы очутился в глухом, безлюдном мире, который сейчас начал понемногу оживать...
13
Андрей Комышан приехал утром с дежурства взвинченный и какой-то взъерошенный. Такое случалось с ним в последнее время часто, и Настя тогда старалась не попадаться ему под руку, хотя и знала, что, если захочет, все равно справится с ним и настоит на своем.
- Чего тебе? - буркнул он устало, когда Настя подошла к нему.
- Иван приходил.
- Ну и что? - Андрей сердито глянул на жену. Она стояла перед ним красивая, гордая, мягкий овал ее лица удивлял неожиданной упрямой ямочкой на подбородке, аккуратно заплетенная большая русая коса, за которую он в хорошую минуту называл ее русалкой, лежала на груди. Но сейчас Комышана не взволновал ни приятный овал лица, ни чудесная Настина коса. Глаза ее, большие, голубые, которые могли неожиданно стать темными, как вода в лимане перед штормом, сейчас голубели, и Андрей успокоился, хотя и пробурчал недовольно, с нарочитостью: - Ну приходил. Чего ему?!
- Петра завтра хоронят... О сиротах поговорить нужно, собраться всем...
- А что говорить? Или обеднели Чайкуны? У Ирки добра полная хата, машина... Петро постарался... На похороны помогу, как же, родственник...
Андрей отвернулся и начал раздеваться, собираясь поспать после ночного дежурства.
- Милиция шастает по всему Лиманскому, - сказала Настя и тоже села на расстеленную кровать. - Слышал?
- Ну и дурная! При чем тут Лиманское? Петра сюда водой принесло. Пускай в Белозерке поищут.
- Он рыбачил в наших плавнях... В него стреляли в субботу, в ночь, когда ты ездил в Херсон.
- Ага, - подтвердил Андрей. - Мне это известно.
- Ты в Херсоне был, а Юрась ходил в плавни на твоей лодке и с твоим ружьем. А из него убит Петро. Так говорят...
- Какие глупости! По-твоему, Юрась в него стрелял? Привет! разозлился Андрей. - Ему-то зачем? Все выдумки родичей. Откуда они знают, из какого ружья выстрелили? Прослышали, что Юрась ездил с моим ружьем, узнали, что в мое дежурство в журнале не записано, что в ту ночь я выполнял поручение начальника в Херсоне, вот и пустили слух. А брехня не ходит пешком, на крыльях летает.
- Но говорят, милиция уже установила, что из твоего ружья.
- Никто не установил. Услышали, что милиция взяла на экспертизу, вот и плетут невесть что. Мне никто ничего не сказал.
Комышан снял сапоги, докурил сигарету и сел рядом с женой.
- Подрался твой Петро с кем-нибудь, водился со всякими подонками. Полез в чужие сети и ловушки. Вот его и подстрелили. Больше, чем он, никто в чужие капканы не лазил.
Настя терпеливо слушала мужа. По выражению ее неподвижного лица нельзя было понять, согласна она или нет. Думала свое. В глубине души допускала, что Андрей мог убить в сердцах. Давно враждовал с Чайкунами, и только неотвратимая судьба свела его с нею, Настей. На селе думали, что их брак помирит враждовавшие семьи. Но уже на свадьбе, когда Чайкуны и Комышаны расселись по разным углам, Настя поняла, что нечего и думать о мире и дружбе, и облегченно вздохнула, когда Чайкуны, выпив и не учинив драки, демонстративно покинули гулянье.
Да, Настя знала, что у мужа с Петром были свои старые счеты...
- А чего тебе приспичило ехать в Херсон?
- Сказал же... начальник просил гостей встретить и устроить на отдых в Гопри... Они ночью приехали на машине...
- Твое счастье, а то бы и тебя таскали.
- Как раз собирался дежурить, но когда позвонили, Сирый без меня поехал.
- А Иван говорит, что ты был на воде...
- Дурной твой Иван, так ему и скажи! Дурак, да и только!
- Ну, если люди, которых ты устраивал в Гопри, подтвердят, что был с ними, тогда хорошо.
При этих словах Настя внимательно посмотрела на мужа.
Он понял, что жена не очень верит его словам. Начал раздеваться, устало зевая и показывая, что ему не до разговоров.
- Бедный Юрась, - сказала Настя. Андрей заметил, как ее потемневшие глаза снова заголубели. - Только из армии - и сразу такое...
- Я заплатил за него штраф, чего ты волнуешься! Если бы не Сирый, могло обойтись. Я тоже никого не милую, но различаю, где злостно, а где случайно, впервые человек оступился. Всех стричь под одну гребенку нельзя... А вот Сирый ничего не хочет знать. Свинья! Хотя бы ради нашего служебного авторитета не поднимал скандала! Теперь вишь как чешут языками. Я-то хотел Юрася в инспекцию устроить... Уже договорился...
Андрей залез под одеяло.
В это время скрипнула дверь в сенях. Кто-то вошел в переднюю.
- Это ты, Юрасик? - спросила Настя. - Зайди к нам.
Юрась задержался на пороге. Был в старенькой одежде, - видно, собрался на лиман.
- Присядь на минутку, - ласково попросила Настя. - Тебя в милицию не вызывали?
Юрась пожал плечами.
У него не было страха перед милицией. Когда-то сам хотел пойти в милиционеры. Нравилась форма и фуражка с гербом, мальчишеское воображение рисовало отчаянные подвиги, задержание преступников. Но в милицию, как ему сказали, брали только тех, кто отслужил в армии. Понемногу в его воображении романтические картины поблекли, а когда в часть пришло письмо и он прочел, что видели в Белозерке в милицейской форме бывшего одноклассника, рохлю Ваську, эти мечты и вовсе развеялись. Уж не Васька ли теперь будет допрашивать его о ночном происшествии на лимане?
- Кое-кого уже вызывали, думала - тебя тоже, - сказала Настя.
- Еще спросят, - буркнул Андрей. - Не понимаю, зачем было переться ночью в плавни и нарушать закон? А хотел еще в рыбинспекторы идти. Опозорил и себя, и меня.
Юрась ничего не ответил. Этот упрек он уже слышал.
- Тебе что, деньги были нужны? - поинтересовалась Настя. - Неужели не понимал, что могут поймать? Где бы ты что продал...
- Другие находят, где продавать, вот и я нашел бы. Всего один раз, сказал Юрась.
- Ну, ты оставь других... Ты за себя отвечай, - сердито буркнул старший Комышан.
- Мог бы мне сказать или Андрею, - кивнула Настя на мужа. - Выручили бы... Поди дома живешь, не у чужих... Зачем тебе были эти хлопоты, Юрась, эти деньги? А?
Юрась молчал.
- Я же гадалка, все знаю, - улыбнулась Настя, и ее голубые глаза потеплели. - Девушке на подарок?
Настя заметила, что при этих словах Андрей как-то особенно пристально посмотрел на брата, а Юрась, будто конь норовистый, упрямо дернул головой. В комнате вдруг словно потемнело. Насте показалось, что между братьями проскочила какая-то недобрая искра, причина которой ведома только им.
- Мне здесь некому подарки носить, - медленно произнес Юрась.
- Сколько раз ты стрелял? - вдруг тихо спросил Андрей, и в голосе его послышалось какое-то напряжение; он, казалось, боялся ответа.
- Сколько? - переспросил Юрась. - Один, когда ондатру подстрелил, другой - в воздух, когда Сирый погнался...
В памяти Юрася вновь встала злополучная ночь: темнота словно поглотила мир, лодка с выключенным мотором тихо покачивалась на воде, в камышах шла своя суетная жизнь, потом едва слышимое движение ондатры... и выстрел, который гулко разорвал тишину и на миг ослепил... И бешеный побег от Сирого, рев моторов, удары лодки о волны, бьющие в лицо брызги; еще один выстрел - и внезапно заглохший мотор, когда чуть не выбросило за борт...
Андрею же представилась несколько иная картина: ночь, темень, камыши. Юрась хотя и облазил до армии плавни, но, видно, забыл, что в них можно натолкнуться не только на вепря, но и на преступника - браконьера. Очистил чужую вершу - откуда же тот осетрик! - а может, и на ловушку чью-то набрел. В него могли выстрелить, но не попали, а он в ответ пальнул...
Убить не хотел, выстрелил просто со страха, но слепая пуля нашла свою жертву - Петра Чайкуна. За выстрелом Юрась мог и не услышать, как тот упал в воду...
Подумал, какие страшные схватки иногда происходят в плавнях, особенно по весне, когда идет рыба. Три года тому назад исчез милиционер Тимченко. Труп случайно нашли через много месяцев водолазы; собственно, не труп обглоданный раками да рыбами скелет. Браконьеры обмотали беднягу сетью, наложили камней и бросили в залив, поэтому и не всплыл... А еще раньше бесследно исчезли в плавнях два молодых рыбинспектора - будто их и не было на свете. Вода все скрыла. В прошлом году в этом глухом закоулке на острове произошла целая битва: одни браконьеры пытались ограбить других...
- А третий и четвертый раз в кого стрелял? - уверенно спросил Андрей Степанович.
- Я стрелял два раза, - стоял на своем Юрась.
У него перед глазами были две ночи. И более четкой была та - под окном Лизиной комнаты, - которая, казалось, перевернула его жизнь.
- Меня, брат, не проведешь, - сказал старший Комышан, - использовано четыре патрона... Да ты не бойся, - добавил он, заметив, что Юрась побледнел. - Мы с Настей тебя не выдадим... Думаем, как помочь.
Андрей не мог и допустить, что Юрась побледнел не от страха, а от вспыхнувшей в нем ненависти. После той ночи Юрась старался избегать брата и не разговаривать с ним. И сейчас ему было противно видеть разобранную постель и брата с обнаженной волосатой грудью.
- А я не прошу помогать! - сердито бросил он. - Не ел чеснока и не воняю...
- Не горячись! - оборвал его Андрей. - Когда посадят, запоешь по-другому.
- Ну вот, сразу в тюрьму! - вмешалась Настя, увидев, что у братьев уже искры сыплются из глаз.
- А чего же, - резко махнул рукой Андрей. - Проще простого: из ружья сделано четыре выстрела, стрелял один человек - Юрась Комышан. Пуля угодила в гражданина Петра Чайкуна. Все ясно... Слушай, братик, это может быть просто несчастным случаем, как иногда бывает на охоте. Представляешь, ночь, темно. Ты пальнул в ондатру, а пуля попала в Чайкуна, который притаился в камышах...
- Второй раз я стрелял вверх.
- А третий и четвертый?
- Да отцепись ты со своим третьим и четвертым. Говорю, стрелял два раза!
- Слышали и другие выстрелы, - словно обдумывая что-то, сказал Андрей. - Еще Сирый бахнул из пистолета. А когда он забрал мое ружье, случаем, не стрелял из него?
- Нет, он положил его к себе в лодку и потащил меня в Лиманское...
- А не заметил, потом он пошел на воду без ружья?
- Я за ним не следил, но когда написал протокол, ружье поставил в угол, а сам снова помчался на дежурство.
- Плохи твои дела, Юрась, - покачал головой старший Комышан.
- Да ну тебя! - вскипел Юрась. Он хотел еще что-то бросить, но, глянув на Настю, сдержался. - Если у вас все, я пойду. Убийством пусть милиция занимается. Я никого не убивал и ничего не боюсь. - Он крутнулся по комнате, словно искал чего-то, но, так и не найдя, выскочил вон.
Андрей проводил его долгим тяжелым взглядом.
14
В своих рассуждениях Коваль всегда шел от общего, начинал с осмотра места происшествия и выяснения связей, существовавших между жертвой и преступником или между ними и окружением. Это давало возможность представить движущие силы событий, настоящие мотивы преступления.
Картина, возникшая в воображении Коваля, пока была еще иллюзорной. Чтобы стать доказательными, предположения должны были обрасти проверенными фактами. Только подтвержденная находками, внимательно проанализированными деталями, общая картина становилась определенной и достоверной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33