Я тебя сделаю партнером - будешь получать треть.
- Нет, ничего не получится.
- Но ты же сам сказал, что тебе нравится! - повысила она глос. Сколько же ты хочешь - половину? Ладно, черт с тобой - путь будет пятьдесят на пятьдесят. Я знакома со многими богатенькими бизнесменами и престарелыми жизнелюбами из театральной среды, котроых мы можем завлечь туда для начала. А со временем у нас появится постоянная клиентура...
- Милая, я не могу.
- Черт тебя побери, Марти, я же не прошу у тебя денег. Дом свободен и все бумаги в порядке. Я могу получить за него под залог несколько тысяч. Да мы в любое время сумеем его продать тысяч за сорок!
- Ты не понимаешь, Фло. Я бы согласился даже без всякого партнерства, даже свои деньги мог бы вложить. Но мне это все уже поздно.
- Да что такое, Марти? Ты женат, у тебя куча детей?
- Нет. Ты была последней миссис Бонд. Тут другое...
- Что другое?
Я не ответил, и Фло одарила меня понимающей улыбкой, потом протянула руу и взяла флакончик духов. Она открыла флакон, подушилась за ушами, а потом чуть приспустила платье с плеч.
- Вместе с домом ты же получишь меня, Марти. И ты это знаешь. На этот раз до гробовой доски. Если хочешь, мы бы могли попробовать родить ребенка - мне ещё не поздно.
Чертовы духи источали терпкий аромат ландыша - эти мерзкие цветы обычно приносят на похороны. Я приподнял Фло и пересадил её со своих колен на кровать. На губах у неё все ещё блуждала понимающая улыбка. От аромата ландышей у меня по коже мурашки забегали от ощущения, что меня повсюду преследовала старуха-смерть. Я нащупал в кармане коробочку со снотворными таблетками и направился к двери.
- Пока, Фло! Рад был с тобой повидаться.
- Марти! - Она бегом догнала меня и ухватила за пиджак. - Марти, что такое? Я что-то не то сказала?
- Ты все то сказала. Предложение отличное. И если бы мы с тобой открыли отель, то очень может быть, что зажили бы тихой счастливой жизнью, мирно состарились и все такое...
- Ну так что же?
- Я не смогу. - Отодрав её руки от рукава, я открыл дверь. - Прощай, Фло.
Идя по коридору к лифту, я размышлял, зачем мне понадобилоь разыгрывать душераздирающую сцену. На душе у меня кошки скребли. А ведь там и в самом деле могло быть здорово - рядом с Фло, далеко от этих дрянных отелей... Запах инсектицидов, гуляющие старичк... Мы бы обзавелись шевроле-универсалом, на котором ездили бы на станцию встречать своих постояльцев, ещё может быть, я сидел бы за стойкой и мог бы в любое время отправляться на рыбалку. Словом, затея была первоклассная - для здорового мужика.
Я постоял перед отелем. Стало чуть прохладнее. Я пошел к Бродвею, глазея на веселые огоньки витрин и на приезжих провинциалов, которые толклись на тротуарах и таращили глаза на этот мишурный блеск, и на крутых ребят в джинсах и кожаных бушлатах, у которых руки чесались затеять с кем-нибудь потасовку или учудить что-то ещё в таком же духе.
Я съел пару хот-догов, выпил кокосовый напиток и двинулся в противоположную от центра сторону. Я тоже глазел по сторонам, точно приезжий, и чувствовал себя ужасно - мне было жалко себя и я знал, что наслаждаюсь видом Нью-Йорка последние минуты своей жизни. Я точно раздвоился - один все приговаривал: "Да ты гляди-гляди вокруг - полюбуйся на этот город в последний раз!" А другой бубнил: "Перестань! Тебе остается только пойти в номер, принять снотворное и - привет".
Я всматривался в лицо каждого пешехода в надежде встретить знакомого. Может, кого-то из сослуживццев по армии, может... И тут я вспомнил про Арта. По крайней мере надо же позвонить человеку. Я дозвонился ему домой, и он устроил мне разнос.
- Да этот парень с тебя сдерет двойную плату за то, что ты пропустил прием. Что с тобой стряслось?
- Ничего.
- Я звонил тебе в отель..
- Спасибо за заботу, Арт, но я не пойду к твоему специалисту.
- Не пойдешь? Как это понимать?
- Я вступил в общество "Христианской науки" и не позволю какому-то мяснику ковыряться у меня в животе.
- Ты что, сосем сбрендил? Послушай, Марти, с этим делом шутить нельзя. Я настоятельно тебе рекомендую...
Я попытался засмеяться.
- А почему бы мне не подурачиться, Арт? Ты же сам сказал, что волноваться нечего. Подумаешь, опухоль! Слушай, малыш, ты за меня не беспокойся. Я нашел уже лекарство.
- Ты был у другого врача?
- Нет, ты же мой врач. Но я собираюсь принять старое испытанное лекарство. Спасибо за все, Арт. И ни о чем не беспокойся.
- Марти, перстань молоть чушь...
Я повесил трубку, купил газету и отправился на такси к Сотой улице. Странное это было ощущение - думать о том, что у меня в кармане сейчас шестьдесят с лишним долларов, а они мне вовем не нужны - их можно прямо сейчас в окно выбросить.
В газете ничего интересного я не нашел. О Забияке Андерсоне уже начали писать мемуары. Нашлась какая-то девка, которая объявила себя его женой и предъявила публике их сынишку. Еще там была помещена фотография тетки с простецкой физиономией. Фамилия её была Поллард. Сидя за рулем "шевроле", она на полной скорости придавила своего мужа к стене. Ее лицо показалось мне знакомым, и я прочитал заметку до конца. Супруги повздорили, и муж побежал к её мамаше - надо же: у парня были прекрасные отношения с тещей! Миссис Поллард как раз проезжала мимо в "шевроле" и увидела его выходящим из маминого дома. Он попытался отпрыгнуть в придорожные кусты, чтобы спрятаться, но миссис Поллард свернула прямо в эти кусты и помчалась за ним до конца аллеи, упиравшейся в глухую каменную стену гаража. По её словам, она "не понимала, что со мной происходит. Но теперь у меня словно гора с плеч упала".
Лицо и впрямь было как будто знакомым, но я никак не мог вспомнить точно. Я стал искать сообщение о поимке мистера Мадда, грабителя-любителя, но репортеры уже потеряли к нему интерес.
Была статья о бывших звездах бейсбола, которые не попали в Зал спортивной славы. В редакционной колонке анонимный комментатор рассуждал о преступности. Далее следовал комментарий о нью-йоркских гангстерах, нашедших себе прибежище в Майами. У Бокьо было стопроцентное алиби. Во-первых, он божился, что две недели безвылазно сидел в гостиничном номере, а во-вторых, в течение эти двух недель полиция Майами круглые сутки держала у него под дверью двух вооруженных охранников.
Были задержаны и допрошены несколько мелких бандюг. Отдел по раследованию убийств сделал стандартное заявление, о том, что "расследование может сдвинутья с мертой точки... в любую минуту".
Я перевернул страницу назад и снова взглянул на фото миссис Поллард. Добрые глаза. Интересно, они были такими же добрыми в ту минуту, когда она гналась за беднягой-мужем на своем "шевроле"?
Такси остановилось у отеля, я дал таксисту десять центов на чай и тут же подумал, почему не отдал ему все свои деньги или по крайней мере доллар.
Придя в свой номер, я разделся до трусов, закурил и решил, что нет смысла оттягивать решающий момент. Выложив из коробочки две таблетки на стол, я высыпал остальные в стакан с водой. Перед тем, как поднести стакан к губам, я подумал, что снотворные таблетки, надо надеяться, не окажутся горькими.
Этого мне узнать не удалось.
Час с лишним я потел и трясся, пытаясь донести стакан до рта, но он точно превратился в обломок гарнитной скалы - я был не в силах оторвать его от стола. Все произошло точно так же, как с попыткой застрелться, когда мне не хватило решимости нажать на спусковой крючок. Руки и ноги и голова легко двигались - но не тогда, когда моя ладонь сжимала стакан со снотворными таблетками. Я дрожал, потел, даже плакал от стыда, но все впустую: тело мое точно онемело. Я так и не решился отнять у себя жизнь.
Это было просто непостижимо. Раньше-то я никогда не испытывал недостатка храбрости - даже на ринге, когда мне приходилось драться с настоящим профессионалом, с каким-нибудь мастером нокаутов, который танцевал вокруг меня десять раундов, дожидясь возможности нанести только один точный удар, - даже тогда, прекрасно понимая, что мне не тягаться с моим противником и что напрасно я преисполнен этой глупой щенячьей удали, мне хватало выдержки не смалодушничать и не лечь на пол.
Я снова и снова пытался поднять стакан со стола, пока в конце концов не выронил его, в отчаянье попытавшись вцепиться в него зубами - только тут я наконец расслабился.. Я сел и тупо уставился на мокрое пятно на ковре. Я вдруг воочию увидел свою безжизненно висящую руку и представил себе врача "скорой", который пытался вонзить мне в вену иглу капельницы...
Я смотрел на ковер так долго, что у меня даже в глазах зардило. Потом перед моим взором вдруг выросла миссис Да Коста - она вопила : "Ах ты бандюга с полицейским значком!" Я отчетливо увидел тонкую струйку крови, текущую у неё из носа.
Стоило мне закрыть глаза, как видение исчезло. Я закурил, но смог сделать только три затяжки. Потом в качестве эксперимента проглотил одну таблетку. Когда же я потянулся было за второй, последней, моя рука опять онемела. Это было настолько сверхъестественно, что я даже начал читать молитву.
От одной-единственной таблетки у меня замутилось в голове. Я прилег на кровать, но не заснул - или мне так только показалось.
Я глядел в разверзшуюся перед собой черную бездну и стал размышлять о прожитой жизни. Начиная со смерти мамы, когда она лежала в грубо обструганном гробу такая холодная и непохожая на себя - на веселую маму, к которой я привык. Потом я вспомнил, как переехал к тете Мэй и как убегал раз сто от этой глупой старой дуры, из её огромного неуютного дома, от её бесчисленных "правил", которые все сводились к запрету "Этого делать нельзя!" Она хотела как лучше, конечно, но выжившая из ума старая дева воспитательница никудышная. Потом вспомнил, как три года жил в "приюте". Тот ещё был приют. Физически я был крепче любого десятилетнего мальчишки и в этом "приюте" узнал две вещи. Много раз на дню мне сообщали, что я "выблядок" - это продолжалось до тех пор, пока я не отдубасил одного большого мальчика. Тогда я ещё узнал, что умею больно бить.
Перед моим мысленным взором проносились эпизоды наших полупрофессиональных футбольных матчей на песчаном пле; тогда я, выступая полузащитником, умудрялся жить на десять-пятнадцать долларов в неделю, которые мне доставалось в случае нашей победы. Потом в моей биографии были нелегальные боксерские поединки: наша команда "любителей" колесила в старом драндулете - из Нью=Йорка в Олбани, в Утику, Баффало, Торонто и Монреаль, а оттуда в Бингемптон. Каждый вечер мы выступали на новом ринге под вымышленными именами и возвращались в Нью-Йорк с сотне или больше в кармане, уверенные, что нам принадлежит весь мир.
И вдруг на экране моей памяти появились девушки - сначала первая, с которой я лег в койку - дело происходило в Сиракуюзе, - а я, к своему стыду, был старше, чем следовало бы для первого раза. За ней потянулись все прочие - с неразличимими лицами и фигурами. Если бы не девки, я смог бы чего-то добиться на профессиональном ринге. По сложению и повадкам я сильно напоминал Тони Галенто. Но увы, я так и остался уличным драчуном - срогие правила бокса вечно сковывали мои природные повадки, заставляя переходить с бега на шаг.
И вот что самое поразительное - вдруг мне стало ясно, что я сижу на кровати в своем номере, словно разбуженный звонком будильника. Я чувстовал себя отдохнувшим и полным жизненной энергии. Я принял душ и почистил зубы. Когда я сдал ключ от номера сонному портье, настенные часы показывали только половину пятого утра. Он спросил:
- Съезжаете так рано? - и полез за моей регистрационной карточкой.
- Не боись, друг - я же уплатил за два дня вперед. Комната мне больше не нужна. Если хочешь, можешь использовать её по собственному усмотрению.
Я дошел пешком до Девяносто шестой улицы и сел на подземку. Затхлаяа духота вагона убила все мое хорошее настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25