Вот тогда-то он и получил свою кличку Манхэттен, которая прочно приросла к нему. Он прочитал какую-то книжку про Дикий Запад, ковбоев, первопроходцев и прочее, которая оставила неизгладимый след в его душе. Особенно его поразила одна история, классическая для Америки, о том, как Манхэттен в свое время был куплен у диких индейцев каким-то пройдохой всего за двадцать долларов. Это настолько потрясло бедного Алика, что он тут же раздобыл двадцатидолларовую купюру и зашил её в трусы, заявив, что у него всегда будет с собой двадцать долларов, чтобы не упустить шанс и при случае приобрести свой Манхэттен.
В один прекрасный день Алика арестовали за противозаконные валютные операции. Время было суровое, и он залетел всерьез и надолго. Главным свидетельством против него оказалась найденная в его трусах сложенная в несколько раз двадцатидолларовая купюра.
Как он потом рассказывал, ему относительно повезло: попал он в лагерь, где было много диссидентов, и это сделало его существование там вполне сносным. Но отсидел он порядком.
Вышел Алик через десять лет, с виду все такой же пройдоха и неунывающий аферист. Сразу позвонил мне, отметили его освобождение, и потом он напросился в экспедицию. Ездил с нами два года, но работать ему было тяжело: отсидка не прошла бесследно для здоровья. После окончания второго сезона, когда уже готовились к отъезду, он со вздохом сказал мне, что ездить больше не сможет. Что-то не так с легкими. А в степи жара, пыль, ветер. И скучновато для его деятельной натуры.
Мы с ним сидели на закрытом как и положено после раскопок кургане, откуда было извлечено немало удивительных находок, что само по себе явление нечастое. А в этот раз вдобавок ко всему мы нашли золото.
Мы сидели, смотрели на потрясающий закат, степь дышала осенью, хотя было ещё по южному тепло.
- Знаешь, - сказал он мне, - впервые в жизни я держал в руках золото, которое мне не хотелось положить в карман.
Внизу, вокруг наших палаток, шло веселье, раздавались гитарные переборы, смех. А мы сидели с ним и пили из горлышка сухое вино, чуть горьковатое, как этот ветерок из степи, доносивший запах полыни.
- Ну а как дела с твоим Манхэттеном? - спросил я вдруг. - Больше не мечтаешь купить его?
- Это как же?! - едва не подскочил он. - Я за этот долбаный Манхэттен почти одиннадцать лет отсидел! И чтобы я?!..
Он расстегнул брюки и показал зашитые у пояса двадцать долларов.
- Вот! Я всегда готов! У меня всегда будут при себе двадцать баксов на Манхэттен. И я его куплю, пусть он уже будет называться по-другому!
С тех пор я видел Алика редко. Он кое-как перебивался заработками журналиста, но неоконченное высшее ему сильно мешало. Он просиживал штаны в какой-то заводской малотиражке, получал гроши, попробовал спекулировать, как прежде, валютой, но его слишком хорошо знали, что весьма затрудняло ему жизнь. Позже он кое-что нажил, используя природные таланты афериста, но вот пришла перестройка, и вписаться в неё он никак не мог. В последнюю встречу он жаловался мне:
- Я знаю значительно больше сравнительно честных способов отобрать деньги у сограждан, чем знаменитый Бендер. Но у меня рука не поднимается отнимать кровные у тех, у кого и без меня все отняли. А выуживать из тех, у кого сегодня они есть - чревато. Они либо знают ещё больше способов, чем я, либо за свои деньги могут пристрелить не задумываясь.
Короче, он согласился ехать, не очень выспрашивая, что и как так же, как Дима. Видимо, и его допекла жизнь.
На следующее утро оба были у меня, уже собранные в дорогу. Дима с маленьким чемоданчиком, а Алик Манхэттен - с щегольским кейсом. Он остался верен себе.
- Далеко едем? - спросил Алик. Я плацкартом не поеду.
- Может, ты желаешь в мягком? - съязвил Дима.
Манхэттен поджал губы и промолчал, проигнорировав это замечание.
Мы сидели на кухне, пили кофе, и я рассказывал им, что со мной приключилось.
- Ну что же, - несколько неожиданно подвел итог Манхэттен. - Господа бандиты имеют денежки, и им требуется их отмыть, то бишь вложить во что-то. Разумно.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Дима.
- Только то, что сказал, - пожал плечами Алик. - Нас посылают прокладывать Великий меховой путь.
- Возможно, - согласился я.
И тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял лысый и с ним двое молодчиков с толстыми бритыми затылками. Лысый молча отодвинул меня и прошел в комнату. Сел на тахту и приказал своим качкам:
- Пригаси всех сюда.
Но из кухни уже сами вышли Дима и Манхэттен.
- Здравствуйте, господа бандиты! - радостно заорал Алик, вытягиваясь по стойке смирно.
И тут же получил сильный тычок в спину, отчего в прямом смысле прикусил язык, поскольку собирался ещё что-то добавить.
Дима развернулся к молодчикам, но лысый остановил всех:
- Все тихо! Сядьте! Ну-ка, сявки, быстро на место!
- Да это он сам, Череп... - забубнил тот, который толкнул Алика, но тут же замолчал и отошел к двери.
- Садитесь! - Череп резко махнул на нас рукой.
Он подождал, пока мы усядемся и быстро выложил то, что считал нужным. Суть сводилась к следующему.
Нам давали взаймы десять тысяч долларов на месяц, считая со дня возвращения в Москву. Без процентов. А мы за это должны были привезти им товара ещё на сто тысяч долларов, которые они нам доверяют. Мне было гарантировано бесплатное место на рынке и защита от залетных и милиции.
На вопрос, как мы доставим в Москву такую массу товара, Череп ответил, что, когда мы будем готовы к отправке, мы просто позвоним, и нам скажут, что делать дальше. Основная задача, как я понял, была найти оптовых продавцов, потенциальных серьезных поставщиков, на будущее.
Нам вручили билеты, деньги и дали адрес в ближайшем к Лабинску городе Курганинске, где я должен был передать письмо некоему Хлюсту. Деньги нас заставили пересчитать. Когда я заикнулся о расписке, Череп только усмехнулся.
- Не требуется. Надо будет - мы вернем себе свое, - он улыбнулся до ушей и добавил. - У нас не крадут.
Глава 2
Мы все сделали, как надо, правда, возня с закупкой товара заняла намного больше времени, чем мы предполагали. Сумма была огромной, товар действительно дешевым, словом, мы набегались и наломались. Помог Хлюст, который организовал хранение и дал машину.
Пока мы собрали товар, пока упаковали, прошло много времени. Мы позвонили по указанному телефону, и нам назвали номер поезда и вагона, в котором нам следовало ехать. Садились мы на поезд в Курганинске. Хлюст привел с собой пяток ребят, здоровенных, явно с темным прошлым. Грузовую машину с тюками шапок и шкурок загнали прямо на перрон. Подбежал было мент, но с ним отошел в сторонку Хлюст, и все уладилось, никто нас больше не тревожил. Погрузились мы в два купе почти пустого спального вагона, задержав поезд всего минут на пять-шесть.
Поезд шел через Украину, но таможенники и пограничники к нам в вагон даже не заглянули. Они обошли его, словно это был вагон-призрак. Дальше было неинтересно. Мы приехали в Москву, на перроне нас встретили Череп и квадратный во главе десятка братков, один здоровее другого. Они быстренько сгрузили тюки - опять же в машину, которая ожидала прямо на платформе.
- Ваш собственный товар помечен? - спросил Череп, подойдя к нам.
Я кивнул.
- Вечером его к вам привезут. Приготовь опись, что и почем куплено в наших тюках.
Манхэттен хотел было возразить что-то, но Дима удержал его за рукав. Вечером мы сидели у меня, Алик составил опись по всем правилам, он помнил все. Я только теперь понял, что напрасно беспокоился, когда он отказывался вести какие бы то ни было записи.
Алик говорил:
- Любая буква, написанная своей рукой - это шаг по дороге в тюрьму. Это - вещественное доказательство. Я и так ничего не забуду. "Все на страницах мозга моего".
Тогда я сомневался, но сейчас убедился, что он действительно помнит все до рубля. Каждую шкурку, каждую шапку.
Под вечер пришел один из кодлы, буркнул, чтобы не запирали двери, и ещё пара бугаев перетаскала наши тюки в квартиру.
Вместо прощания тип буркнул:
- Велели передать, что место твое свободно. Можешь выходить хоть завтра. Но ещё сказали, что добавили день к вашему сроку: так что можете отдохнуть. Срок - тридцать два дня. Усек? Дальше включаем счетчик.
И ушел.
- А прогоним через один рынок? - засомневался Манхэттен.
- А, чего там, - махнул рукой беспечный Дима. - Товар дешевый, да нам и надо в первую очередь долг вернуть, не будем загибать цены поначалу. А свое потом успеем взять.
У меня тоже были сомнения, не такие, правда, как у Манхэттена, но были...
И не напрасно. До конца срока оставалась всего неделя, а продано было всего ничего. Не помогли даже бросовые цены. Засиделись мы в меховой столице. Шапки да шкурки - вещь сезонная, и даже дешевизна не соблазняла сейчас не слишком богатых столичных покупателей.
Я хотел отнести собранную половину долга и попробовать поговорить об отсрочке, но меня даже не подпустили к Кресту. И деньги взять отказались. Сказали, частями не берем. Все и вовремя.
Тут мы поняли, что дело пахнет керосином, попытались ещё сбросить цены почти до закупочных, но я как стоял, так и стоял - без покупателей и без выручки.
Мы собрали экстренное совещание и пришли к решению попробовать торговать в метро и электричках. Закончилось это печально. У горе-торговца Манхэттена почти среди бела дня группа подростков отобрала сумку с шапками и выручку, сильно при этом помяв его. На рассеченную бровь пришлось накладывать швы.
В метро торговать отправились вдвоем. Манхэттен, уже имевший подобный опыт, следил за операми, и все-таки проглядел их. Димку замели с десятком шапок в сумке. Остальные пять приволок домой Манхэттен. Дима в эту ночь так и не появился дома. Его жена звонила мне, я как мог её успокаивал, но сам волновался не меньше.
А со мной тысяча лет уже ничего не происходит. Я стою, как вертикально поднятый шлагбаум, и ко мне даже рыночные собаки не подбегают, знают, что мой товар несъедобен. А в воздухе пахнет весной, и уже снится мне степь, озаренная ночными кострами. Да вот только доберусь ли я до неё в этом году?
Глава 3
И тут я с опозданием заметил, что какая-то волна пробежала по рядам рынка, мелкие торгаши побросали шмотки в сумки и рванули к выходу, оставляя свои насиженные места. Я подумал, может, очередная милицейская проверка? Но в последнее время я достаточно обнаглел, милиции бояться перестал и мышей не ловил совсем, преисполнившись презрения к ментам за их продажность и шкурничество. Это меня и подвело. Маски на лицах и нашивки руоповцев я заметил слишком поздно. Около меня уже выросли двое.
- Выкладывай обратно, - ткнул один из них стволом автомата в сумку, куда я поспешно побросал часть товара.
Я принялся послушно выкладывать шапки и шкурки. А ко мне спешили ещё трое. Двое в штатском и женщина в милицейской форме.
- Капитан милиции Павлова, - представилась она. - Эксперты, - она кивнула на штатских, которые явно чувствовали себя неуверенно и неуютно. Их она даже не посчитала нужным представить.
- Будьте любезны, предъявите, пожалуйста, лицензию, разрешение на торговлю, накладные и другие документы.
Еще бы я не предъявил! Порывшись в сумке, достал все, что она просила, вернее, все, что у меня было в наличии. Она мельком глянула на разрешение, потом на накладную с размытой печатью, бровки её радостно взметнулись вверх, она усмехнулась и как-то повеселела.
- Где покупали товар? - спросила она меня, передавая документы экспертам, которые жадно уставились в бумажки.
Я молчал, усиленно соображая, какую линию защиты выбрать. Я действительно обнаглел за последнее время, мне казалось, что безнаказанность - это надолго. И вот...
- Да ты про че, хозяйка? - не нашел ничего лучшего я. - Иде товар берут не знаш? Купил вот в Лужниках, с машины продавали. А че?! Я деньги уплотил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30