А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Который знал его. Вам, Полина Антоновна, никто в голову не приходит?
Она нахмурилась.
- Мне Сергей не сказал, кого ждет.
- Вы уже говорили об этом.
- Ну, тогда гадать на кофейной гуще...
- Почему же на гуще? Кто, например, знал о коллекции? Интересовался монетами?
Почему-то ей было трудно отвечать.
- Давно уже об этих монетах ничего не слыхала.
Тогда Игорь Николаевич сузил рамки вопроса.
- А когда вы из дому вышли, на улице, во дворе никого из знакомых не встречали? Или видели мельком, может быть?
Полина Антоновна задумалась. Игорь Николаевич не торопил.
- Так ведь скажешь, а вы человека на цугундер...
- Не беспокойтесь.
Сказано было просто, но убедительно.
Полина Антоновна повернулась ко мне.
- Ты, Коля, Женьку Перепахина помнишь?
Фамилия, прямо скажу, прозвучала неожиданно, однако я припомнил. Но не более. Я вспомнил паренька щуплого, робкого, из тех учеников, что выше тройки оценок не признают, на которых орут учителя и с которыми не прочь недобро пошутить те, кто посильнее. Обычно они теряются куда-то после школы и довольно быстро выпадают из памяти. Но Перепахин не выпал, потому что в классе, где он учился вместе со мной и Сергеем, Сергей его опекал то помогал задачу решить, то вступался, если уж "шутки" здоровых оболтусов переходили черту. Как-то, не помню уж чем, довели Женьку до исступления, он схватил перочинный ножик и заорал, обливаясь слезами: "Убивать вас, убивать..."
За это его могли отколотить уже не в шутку, но Сергей встал между Перепахиным и обидчиками и сказал: "Хватит, ребята".
А его обычно слушались.
Помнил я, что и после школы какие-то приятельские отношения у них сохранялись, но больше не помнил ничего и, заезжая к Сергею в последние годы, о Женьке Перепахине не слышал ни слова.
- Очень смутно, Полина Антоновна.
- Я его утром у пивного бара видела. Там перед открытием вечно алкаши топчутся.
Бар, а точнее обыкновенная забегаловка, которую назвали баром, чтобы цену на пиво повысить, находился рядом, за углом. Но при чем тут Женька Перепахин?
- Разве он бывал у Сергея?
- Бывал. Отогревался у огонька.
- Кто ж он такой сейчас?
- А леший его знает. У него каждый раз то работа новая, то жена. И гонят отовсюду. И с работы, и из дому. Пропащий человек.
"Удивительно... Умный, самоуглубленный Сергей и никчемный, "пропащий" Женька. Что общего?.."
- Вы думаете, Сергей Ильич мог его ждать? С коньяком? - спросил Игорь Николаевич.
- Он без приглашения являлся. Постучит: "Здравствуйте!" "Здравствуйте!" - "Сережа дома?" - "Дома". - "Я на минутку". И сидит допоздна. А коньяк он не пил. Он из тех, что эту, как ее, бормотуху хлещут.
Полина Антоновна потянулась, чтобы долить чаю Игорю Николаевичу, но он перекрыл стакан ладонью.
- Спасибо. Очень хороший чай. А больше вы никого не встретили?
- Нет.
- Ну, и за это спасибо.
Игорь Николаевич встал.
- Пора мне.
- Как же мы узнаем?..
- Ваши координаты мне известны, а свои я оставил Николаю Сергеевичу. Он поживет тут немного с вашего разрешения.
- Рада буду.
- Всего пока доброго. Крепитесь.
Она проводила Игоря Николаевича, вернулась и развела руками.
- "Крепитесь!.." А что ж остается? Буду. Жить-то осталось всего ничего. Но пока жив, о живом нужно... Как думаешь, не наврала я лишнего?
- О чем вы?
- Да о Женьке этом.
- Никогда не мог понять, как у человека на человека рука поднимается.
- Да уж сам видишь. - И добавила тихо: - И не такое бывает.
- Насколько я помню Перепахина...
- Не о Женьке речь. Ну его совсем. Приспичило опохмеляться проклятому. А у меня душа не на месте.
- Из-за Перепахина?
Она посмотрела на меня прямо.
- Думаешь, совсем старуха из ума выжила? Горе такое, а она о пустом человеке печется!
Приблизительно так я и думал.
- Игорь Николаевич показался мне человеком опытным и разумным. Так что нет оснований...
- Беды ждать? У каждой беды свое основание. Разве я сегодня ждала?
И тут, впервые, опустив голову на сжатые сухие кулаки, она заплакала. Чем мог я утешить эту старую женщину? Что ей были сейчас слова, самые искренние, самые сочувственные? Ведь нет Сергея...
В мою жизнь он вошел в школьные годы. Они же послевоенные, трудные и счастливые. Трудные потому, что не зажили раны, счастливые потому, что какими же им еще быть после всего пережитого? Хотя, по справедливости, я был более счастливым, чем Сергей. Мои родители остались живы, а его погибли. Произошло все обратно здравому смыслу. Его отец и мать были значительно старше моих по возрасту, призыву не подлежали. Напротив, отец - крупный специалист - был своевременно отправлен в тыл вместе с семьей, а мои ушли на фронт. И вернулись. Отец израненный, мама, поседевшая в плену. А эшелон, в котором уехал Сергей, разбомбили.
Наверно, это был самый страшный час в его жизни. Отец и мать погибли, а сам он был ранен в ногу. Залечили ее плохо, и Сергей долго еще ходил с палкой. Палка была солидная, с тяжелым литым набалдашником, досталась она ему, как и роковая коллекция, от деда-профессора. А квартиру профессорскую по причине уменьшения жильцов уплотнили, и Сергею с теткой, которая привезла его из детского дома, куда попал он после бомбежки и госпиталя, пришлось и коммунальную жизнь пережить. К счастью, подселенный сосед оказался со влиянием и возможностями, и площадь разделили так, что у Сергея с Полиной Антоновной остались две отдельные комнаты, что по тем временам было большой удачей.
Так они и устроились на всю жизнь под одной крышей, два одиноких человека с разными вкусами - Сергей в тесном забитом сверх меры кабинете, и тетка в своем просторном жилье. Полина Антоновна осталась одинокой не по своей воле, а вот почему Сергей? Такой вопрос легче задать, чем получить ответ. Да и что за ответ? Не сложилась личная жизнь? За этими словами всегда многое кроется. Может быть, с того началось, что на танцах приходилось стоять у стены, неуверенность подавляла, какие-то черты характера сказались, обстоятельства не благоприятствовали. Вот и упустил время. А потом привык, может быть, нашел даже в своем положении определенные преимущества, да так и остался холостяком. Многие такую жизнь не одобряют. И Сергея предостерегали от холодной старости. А оказалось, что предостерегали зря, без старости обошлось...
Старость уделом Полины Антоновны осталась.
Она тем временем встала, вытерла лицо, одолела себя и снова Перепахина вспомнила.
- Принеси, пожалуйста, книжку телефонную.
Я принес справочник из прихожей.
Полина Антоновна надела очки, начала листать страницы.
- Вот его адрес.
- Женькин?
- Его, баламута. Правда, квартира не обозначена.
- Зачем вам адрес?
Она не ответила.
- Но я знаю, он в маленьком доме живет, найти квартиру нетрудно.
Я повторил вопрос.
- Будь добр, уважь старуху. Это близко. Пешком дойти можно.
- Да зачем?
На лице у нее появилось виноватое выражение. То ли перед Женькой вину чувствовала, то ли меня обременять стеснялась...
- Повидать бы его.
Я вздохнул. Предложение Полины Антоновны казалось мне старческой блажью, но разве мог я отказать ей в сложившемся положении!
- Что же я скажу ему? Предупрежу, чтобы бежал?
- Куда ему бежать! Поглядишь просто, взяли его или гуляет. Ведь заспешил-то Игорь Николаевич, сам видел.
- Ну а если взяли?
Мысль о том, что Женька мог убить Сергея, казалась мне, однако, дикой.
- Будем знать.
- А если гуляет?
- Тогда как найдешь нужным.
"Частный сыщик я, что ли!.."
Но желание пойти уже возникало понемногу. Вдруг что-то и прояснится. Все легче, чем сидеть в неизвестности, дожидаясь звонка Игоря Николаевича.
- Схожу, Полина Антоновна. Только адрес запишу. Память уже не та...
Квартал, в котором жил Перепахин, был совсем не похож на улицу, где стоял дом Сергея. Реконструкция и снос обошли его пока стороной. До революции мелкие наживалы строили здесь "доходные" домишки в один-два этажа с маленькими двориками. Сейчас люди понемногу покидали обветшалые строения, однако дом, в котором я искал Перепахина, не выглядел запущенным. Старые стены были заплетены диким виноградом, двор недавно асфальтировали.
У ворот женщина неопределенного возраста развешивала белье на веревке, протянутой от дома к забору.
- Вы мне не подскажете, как найти квартиру Перепахина?
Женщина оглядела меня с нескрываемым любопытством.
- Вон, по лестнице, - махнула она наконец рукой с прищепкой. - Он вам сам нужен?
- Сам.
- Нету его.
- Нету?
- Нету.
Пояснять свои слова она не стала, отвернулась и занялась бельем.
- А вы не родственница?
- Еще чего!
Сказано было выразительно и к дальнейшим вопросам не располагало.
По гнущимся под ногами ступенькам я поднялся на площадку, своего рода балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда двери вели в квартиры, сюда же выходили и окна.
Я постучал. Дверь была не заперта, но мне никто не ответил.
- Можно к вам? - спросил я громко.
- Кто еще? - послышался неприветливый голос.
Входить не хотелось, однако я толкнул дверь. В крошечной прихожей мне пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о педаль висевшего на стене велосипеда. За прихожей шла комната. Прежде всего я увидел детей. Мальчишка лет двенадцати в истерзанных джинсах наблюдал за пыхтящей стиральной машиной. Девочка поменьше кормила манной кашей малыша, повязанного слюнявчиком.
- Здравствуйте, - сказал я.
Откуда-то изнутри квартиры появилась женщина в халате. Не отвечая на приветствие, она смотрела хмуро, выжидательно.
- Мне нужен Женя Перепахин, - произнес я неуверенно.
- Опоздали.
- Он ушел?
- Ушли... его.
"Неужели все-таки он?!"
- Как? Куда?
- Милиция забрала.
Сомневаться больше не приходилось, но я пробормотал неловко:
- Может быть, это ошибка...
- Какая ошибка! Сидел тут, побрякушками любовался. С поличным и взяли.
- С монетами?
- А то с чем же! Увидал милиционера в окно - раз их под подушку.
- Там и нашли? - спросил я без особой надобности.
- И не искали. Сам отдал, как милиционер у него спросил.
- Милиционер пожилой?
- Почему пожилой? Молодой парень.
- А пожилой среди них был? В штатском?
Не знаю даже, почему я так допытывался об участии в аресте Игоря Николаевича. Наверно, испытывал потребность убедиться, что все это не дурной сон. Однако, напротив, совсем не убедился.
- Среди кого? - не поняла меня жена Перепахина. - Один был парень. Чего тут другим еще делать? Это ж не бандита ловить...
Будничность ее слов никак не вязалась с моим представлением об аресте убийцы, опасного преступника. Рядовой милиционер среди бела дня, в форме, поднимается спокойно по лестнице... Ерунда неправдоподобная.
- Странно. Значит, Женя... - я поколебался, подбирая слово, присвоил чужие монеты? Из коллекции взял?
Женщина в ответ неожиданно закричала:
- Монеты взял! Плевать мне на эти монеты. Он кровь мою выпил, жизнь сгубил, а теперь на казенные харчи сядет, на химию устроится. Не клят, не мят... А я с этими тремя ртами как, а?!
Я взглянул на детей, почему-то ожидая увидеть три широко открытых рта, но рты были сомкнуты, даже евший кашу маленький сжал тоненькие губки и испуганно смотрел на мать.
"Что это она?.. Не знает? Какая "химия"! "Не клят, не мят!" Он же убил. "С поличным и взяли". А она, выходит, не знает. Сказать? Язык не поворачивается. Лучше пусть без меня узнают. Хоть немного позже. Бедные дети..."
Я смотрел растерянно и бессильно.
- И зачем я с таким паразитом связалась! Тунеядец, захребетник проклятый, ворюга! Пожалела на свою голову. Думала, бедный человек, невезучий...
- Пожалуйста, успокойтесь!
- Да как я могу успокоиться? Как?! Если б я его сейчас увидеть могла, топором бы изрубила, собственными руками...
Но не зря говорят, что трагедию всегда может сменить фарс.
Старший мальчик, угрюмо отвернувшийся от матери и смотревший уже не за стиральной машиной, а в окно, вдруг крикнул:
- Да вот же он, мам! Вон идет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23