По улицам бродили только редкие влюбленные пары да толпились кое-где небольшие кучки лениво покуривавших юнцов.
У обувного магазина приткнулось штук пять машин, но Вячик прямо направился к кофейного цвета «двадцать первой» «Волге» со старым черным номером серии ЮБЦ. Я немного в этом разбирался, а потому спросил:
— Твой друг что ли в колхозе живет?
— Да нет, машина Валеркиного тестя, сам он по доверенности ездит. А тесть то ли в Пушкино, то ли в Чехове живет, точно не знаю. Нам с тобой без разницы, лишь бы бегала, — ответил Вячик и легонько постучал по крышке «Волги».
Передняя дверца распахнулась и на нас глянуло круглое черноусое лицо водителя.
— Привет, мужики. Ныряйте в салон, не задерживайтесь.
— Ну что у тебя опять стряслось? — вопросительно — уставился на Вячика Валера, когда мы забрались в машину.
В твоих же интересах, старик, знать лучше поменьше. Я попросил, ты мне на пару дней машину дал. Чисто по-дружески. К тебе же просьба, сейчас подъедем к моему дому, ты пойдешь, заберешь Татьяну и отвезешь ее к себе на Пески. Пускай день-два у вас поживет. Я сейчас Таньке записку черкану.
— Влез куда-нибудь? — почесал переносицу Валера. — Не можешь ты, Вячик, без приключений. Чем я еще помочь могу?
— Только тем, что уже сделал и сделаешь. Я имею в виду Татьяну. Все слишком серьезно, но мы как-нибудь вывернемся, — кивнул Вячик в мою сторону, — вон у меня какой помощник.
— ГАИ остановит, сразу звони дежурному по городу. Я предупрежу, — сменил тему Валера, — техпаспорт в бардачке, а права, надеюсь, у тебя свои имеются.
— Спасибо, старик. Имеются, конечно. Не томи, поехали.
Мы пронеслись по Пресненскому валу, на углу улицы Климашкина расстались с Валерой и медленно подъехали к Драконову месту жительства.
— А Валера что, мент? — спросил я у сосредоточенно изучающего темноту пустынного двора Вячика.
— Менты с Драконом вместе нас сейчас ищут, — обиделся за друга Вячик. — А Валерка в МУРе работает, замначотдела и вообще, хороший парень.
— Хороший мент — мертвый мент, — вспомнил я присказку, но вслух повторять ее не стал. В данной ситуации Валера действительно выступал в роли хорошего парня, а вот попади я к нему в лапы за свои прежние грехи…
Два часа мы добросовестно прочесывали Пресню, но ни самого Дракона, ни его «двойки» так и не засекли. Налет на баню заставил его, видимо, насторожиться. Правда, по настоянию Вячика, мы только ездили и смотрели, в контакт ни с кем не вступая. Он считал, что дать обнаружить себя раньше времени равносильно самоубийству, и я не спорил. Ментовские методы его конек, чего уж тут спорить.
Около полуночи, залив на заправке в начале Хорошевского шоссе полный бак, мы наконец решили отложить все дела на завтра. День и так выдался слишком насыщенным, а в бой следовало вступать со свежими силами.
Поскольку у Верки кроме кофе и сахара на Вишневского ничего не водилось, заскочили в дорабатывающие последние минуты «Бега». Вячик пошептался со знакомой официанткой, дал ей пятьдесят рублей, и вскоре мы возвратились к машине с огромным пакетом деликатесов и двумя бутылками шампанского. Водку Вячик брать не стал, решив уподобиться гвардейским офицерам, распивавшим по утрам перед дуэлью бутылочку «Дон Периньона». Что-то вроде дуэли нам завтра и предстояло.
* * *
У Верки были гости. Журнальный столик, выдвинутый на середину комнаты, украшали разномастные заморские бутылки, стены резонировали мелодичными воплями «Бони М», в плотном сигаретном дыму мелькали длинные ноги двух лихо отплясывающих девчонок, а на тахте рядом с Веркой развалился какой-то незнакомый парняга с пиратской повязкой на глазу. Вся компания была уже в приличном подпитии.
— Ребята, — вскинулась нам навстречу Верка, — а у меня гости. Сашка с войны вернулся.
— Видим, что гости, — сунул я ей в руки пакет с продуктами, начиная понимать, что поспать сегодня вряд ли удастся.
— Сашка, познакомься с моими друзьями, — обернулась к одноглазому Верка и поволокла пакет на кухню. Мужик вырубил магнитофон и мы познакомились.
Первый Веркин муж, Саша, был офицером-десантником. Отец его, полковник Генерального штаба, имевший свои представления о воспитании, помог сыну лишь раз в жизни, протолкнул на спецфакультет Рязанского училища ВДВ. Факультет готовил кадры для спецназа и настоящих мужчин. Сашка с отличием его окончил, женился на Верке и отправился служить в учебный центр, куда-то на Кавказ.
Кавказский плен, так называла год их совместной жизни Верка, быстро ей надоел. Сашка удерживать жену насильно не стал, они легко разошлись, но навсегда сохранили самые дружеские отношения. Приезжая в Москву, бывший муж всегда находил время повидаться с несостоявшейся супругой, ему очень нравилось прожигать жизнь в ее компании.
На этот раз он приехал из Афганистана, где миролюбиво защищая интересы Кремля в составе десантно-штурмовой бригады особого назначения, геройски нарвался на разрыв минометной мины. Папа, ставший теперь министерским генералом, устроил его на лечение в Кремлевскую больницу. Сашка отлежался в престижной клинике, зализал почти все боевые раны, но получилась неувязка с правым глазом. Папа вновь шевельнул связи и пробил направление в филатовскую клинику, под Одессу, куда Сашка и собирался стартовать через пару дней. Но перед отъездом решил гульнуть в столице, расфуговать кровью заработанные чеки. Уболтав на это дело двух хорошеньких медсестер из Кремлевки, он полдня зажигал по московским кабакам, а на апофеоз закатился к бывшей супружнице.
— За знакомство, — провозгласил Сашка, набуровив нам по полному фужеру «Абсолюта». Рейды по кишлакам, видимо, давали доход не только в чеках «Внешпосылторга», но и более твердой валюте.
Ира и Надя, так звали медичек, упоенно продолжали извиваться в замысловатом танце, теперь уже под музыку Криса Нормана. Мы сдвинули фужеры и выпили кристально чистой, как слеза молящего о пощаде душмана, водочки.
— Саша, — хрумкая яблоком, поинтересовался Вячик, — а мы с тобой раньше нигде не встречались?
— Нет вроде бы, — внимательно разглядывая Вячика, задумался Сашка. — Хотя личность твоя мне тоже кого-то напоминает.
— Ты боксом не занимался? Лет десять назад?
— Да-а, в «Буревестнике», до училища еще, — моргнул Сашка единственным глазом.
— Первенство Москвы 71-го года, категория до семидесяти шести, полуфинал, — Вячик расплылся в улыбке, — я тебя уделал во втором раунде.
— Точно! — заорал Сашка, — за это мне КМСа не дали. Ты за «Динамо» выступал. Ордовитин! — вспомнил он фамилию Вячика.
Пришлось срочно выпить за былое спортивное братство. Потом, за Верку, которая уютно устроилась между бывшим мужем и мной, давая понять, что мы оба ей очень дороги. Потом выпили за погибших Сашкиных друзей, прервав на минуту половецкие пляски медсестричек, потом пили под рассказы о мирных буднях ограниченного контингента, от которых волосы становились дыбом. Потом кончилась водка, но желание напиться до зеленых соплей, наоборот, усилилось.
Догоняться шампанским Сашка отказался и потянул меня на поиски чего-то более убийственного. На промысел пришлось идти пешком. Вячик наотрез отказался давать ключи от «Волги» и правильно сделал. Неизвестно еще, куда бы нас тогда занесла нелегкая.
Неподалеку была стоянка такси. На часах начало третьего ночи, поэтому маячила надежда, что барыги-таксисты не все еще запасы спиртного распродали. Машин на стоянке не наблюдалось и нам пришлось минут пятнадцать размахивать руками в безуспешных попытках остановить хоть какую-нибудь колымагу. Наконец повезло, на стоянку лихо вырулил «Зил»-цистерна, выбрасывая шипящие остатки воды из своих поливальных устройств.
— Куда вам, мужики, — высунулась в опущенное окошко борода водителя.
— За водкой, — мы подошли к кабине. — Где она тут водится?
— А вы не шпионы? — подозрительно оглядел нас с ног до головы бородатый.
Мы поспешили заверить, что нет, не шпионы, а просто разведка в свободном поиске.
— Червонец пузырек, сколько вам?
— Пару давай, — я выудил из кармана две десятки, но Сашка успел меня опередить и уже сунул бородатому четвертной.
Откуда-то из-за поливалки вдруг выперлась четверка пролетарского вида парней. Они притормозили чуть поодаль, с интересом наблюдая, как Сашка принимает из кабины завернутые в газеты бутылки. Мы отошли уже метров на пять, когда послышался голос водителя.
— Все ребята, только что последние отдал. Себе не осталось.
Зиловский движок взревел, оставляя ребят ни с чем.
— Не повезло мужикам, — посочувствовал коллегам Сашка, прижимая к груди бутылки.
— Зато нам повезло, — засмеялся я, но резкий свист сзади тут же заставил меня в нашей везучести усомниться.
— Не оборачивайся, — ускорил Сашка шаг, чуть прихрамывая, — вообще-то нам сейчас следует рвануть по-борзовски метров на сто, да нога, будь она проклята.
Смешанный с польской водкой «Абсолют» и кастет в кармане воодушевляли меня на подвиги. Удивил только Сашкин пацифизм: уж ему-то не к лицу делать ноги в такой заурядной ситуации.
Между тем четверка уже агрессивно дышала нам в спины.
— Тормозите, мужики, — хрипло раздалось едва ли не над ухом. — Дело есть.
Мы остановились и развернулись.
— Закурить нету? — стандартное начало выглядело многообещающим.
— Пожалуйста, ребята, — Сашка выпростал из кармана пачку «Винстона», перехватив обе бутылки в одну руку.
— Кучеряво живете, — пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.
Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.
— Ну, мы пойдем, — смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлял» меня герой-интернационалист.
Я, кажется, начал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.
— Водочку-то пришлите, — здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.
— С какой стати? — словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый глаз.
Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:
— Подержи-ка.
Поспешно зажав в кулаках горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:
— Давай водку, Кутузов.
Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли, как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:
— Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.
Он легонько подтолкнул меня в спину и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.
— Что ты с ним сделал?
Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.
— Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.
— А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?
— Понимаешь, — Сашка положил мне на плечо руку, — я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки — удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела, конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам и вся недолга.
— Я бы все-таки остался, — возразил я Сашке. — Неприятно, когда тебя трусом считают.
— Трусость, это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни, ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
У обувного магазина приткнулось штук пять машин, но Вячик прямо направился к кофейного цвета «двадцать первой» «Волге» со старым черным номером серии ЮБЦ. Я немного в этом разбирался, а потому спросил:
— Твой друг что ли в колхозе живет?
— Да нет, машина Валеркиного тестя, сам он по доверенности ездит. А тесть то ли в Пушкино, то ли в Чехове живет, точно не знаю. Нам с тобой без разницы, лишь бы бегала, — ответил Вячик и легонько постучал по крышке «Волги».
Передняя дверца распахнулась и на нас глянуло круглое черноусое лицо водителя.
— Привет, мужики. Ныряйте в салон, не задерживайтесь.
— Ну что у тебя опять стряслось? — вопросительно — уставился на Вячика Валера, когда мы забрались в машину.
В твоих же интересах, старик, знать лучше поменьше. Я попросил, ты мне на пару дней машину дал. Чисто по-дружески. К тебе же просьба, сейчас подъедем к моему дому, ты пойдешь, заберешь Татьяну и отвезешь ее к себе на Пески. Пускай день-два у вас поживет. Я сейчас Таньке записку черкану.
— Влез куда-нибудь? — почесал переносицу Валера. — Не можешь ты, Вячик, без приключений. Чем я еще помочь могу?
— Только тем, что уже сделал и сделаешь. Я имею в виду Татьяну. Все слишком серьезно, но мы как-нибудь вывернемся, — кивнул Вячик в мою сторону, — вон у меня какой помощник.
— ГАИ остановит, сразу звони дежурному по городу. Я предупрежу, — сменил тему Валера, — техпаспорт в бардачке, а права, надеюсь, у тебя свои имеются.
— Спасибо, старик. Имеются, конечно. Не томи, поехали.
Мы пронеслись по Пресненскому валу, на углу улицы Климашкина расстались с Валерой и медленно подъехали к Драконову месту жительства.
— А Валера что, мент? — спросил я у сосредоточенно изучающего темноту пустынного двора Вячика.
— Менты с Драконом вместе нас сейчас ищут, — обиделся за друга Вячик. — А Валерка в МУРе работает, замначотдела и вообще, хороший парень.
— Хороший мент — мертвый мент, — вспомнил я присказку, но вслух повторять ее не стал. В данной ситуации Валера действительно выступал в роли хорошего парня, а вот попади я к нему в лапы за свои прежние грехи…
Два часа мы добросовестно прочесывали Пресню, но ни самого Дракона, ни его «двойки» так и не засекли. Налет на баню заставил его, видимо, насторожиться. Правда, по настоянию Вячика, мы только ездили и смотрели, в контакт ни с кем не вступая. Он считал, что дать обнаружить себя раньше времени равносильно самоубийству, и я не спорил. Ментовские методы его конек, чего уж тут спорить.
Около полуночи, залив на заправке в начале Хорошевского шоссе полный бак, мы наконец решили отложить все дела на завтра. День и так выдался слишком насыщенным, а в бой следовало вступать со свежими силами.
Поскольку у Верки кроме кофе и сахара на Вишневского ничего не водилось, заскочили в дорабатывающие последние минуты «Бега». Вячик пошептался со знакомой официанткой, дал ей пятьдесят рублей, и вскоре мы возвратились к машине с огромным пакетом деликатесов и двумя бутылками шампанского. Водку Вячик брать не стал, решив уподобиться гвардейским офицерам, распивавшим по утрам перед дуэлью бутылочку «Дон Периньона». Что-то вроде дуэли нам завтра и предстояло.
* * *
У Верки были гости. Журнальный столик, выдвинутый на середину комнаты, украшали разномастные заморские бутылки, стены резонировали мелодичными воплями «Бони М», в плотном сигаретном дыму мелькали длинные ноги двух лихо отплясывающих девчонок, а на тахте рядом с Веркой развалился какой-то незнакомый парняга с пиратской повязкой на глазу. Вся компания была уже в приличном подпитии.
— Ребята, — вскинулась нам навстречу Верка, — а у меня гости. Сашка с войны вернулся.
— Видим, что гости, — сунул я ей в руки пакет с продуктами, начиная понимать, что поспать сегодня вряд ли удастся.
— Сашка, познакомься с моими друзьями, — обернулась к одноглазому Верка и поволокла пакет на кухню. Мужик вырубил магнитофон и мы познакомились.
Первый Веркин муж, Саша, был офицером-десантником. Отец его, полковник Генерального штаба, имевший свои представления о воспитании, помог сыну лишь раз в жизни, протолкнул на спецфакультет Рязанского училища ВДВ. Факультет готовил кадры для спецназа и настоящих мужчин. Сашка с отличием его окончил, женился на Верке и отправился служить в учебный центр, куда-то на Кавказ.
Кавказский плен, так называла год их совместной жизни Верка, быстро ей надоел. Сашка удерживать жену насильно не стал, они легко разошлись, но навсегда сохранили самые дружеские отношения. Приезжая в Москву, бывший муж всегда находил время повидаться с несостоявшейся супругой, ему очень нравилось прожигать жизнь в ее компании.
На этот раз он приехал из Афганистана, где миролюбиво защищая интересы Кремля в составе десантно-штурмовой бригады особого назначения, геройски нарвался на разрыв минометной мины. Папа, ставший теперь министерским генералом, устроил его на лечение в Кремлевскую больницу. Сашка отлежался в престижной клинике, зализал почти все боевые раны, но получилась неувязка с правым глазом. Папа вновь шевельнул связи и пробил направление в филатовскую клинику, под Одессу, куда Сашка и собирался стартовать через пару дней. Но перед отъездом решил гульнуть в столице, расфуговать кровью заработанные чеки. Уболтав на это дело двух хорошеньких медсестер из Кремлевки, он полдня зажигал по московским кабакам, а на апофеоз закатился к бывшей супружнице.
— За знакомство, — провозгласил Сашка, набуровив нам по полному фужеру «Абсолюта». Рейды по кишлакам, видимо, давали доход не только в чеках «Внешпосылторга», но и более твердой валюте.
Ира и Надя, так звали медичек, упоенно продолжали извиваться в замысловатом танце, теперь уже под музыку Криса Нормана. Мы сдвинули фужеры и выпили кристально чистой, как слеза молящего о пощаде душмана, водочки.
— Саша, — хрумкая яблоком, поинтересовался Вячик, — а мы с тобой раньше нигде не встречались?
— Нет вроде бы, — внимательно разглядывая Вячика, задумался Сашка. — Хотя личность твоя мне тоже кого-то напоминает.
— Ты боксом не занимался? Лет десять назад?
— Да-а, в «Буревестнике», до училища еще, — моргнул Сашка единственным глазом.
— Первенство Москвы 71-го года, категория до семидесяти шести, полуфинал, — Вячик расплылся в улыбке, — я тебя уделал во втором раунде.
— Точно! — заорал Сашка, — за это мне КМСа не дали. Ты за «Динамо» выступал. Ордовитин! — вспомнил он фамилию Вячика.
Пришлось срочно выпить за былое спортивное братство. Потом, за Верку, которая уютно устроилась между бывшим мужем и мной, давая понять, что мы оба ей очень дороги. Потом выпили за погибших Сашкиных друзей, прервав на минуту половецкие пляски медсестричек, потом пили под рассказы о мирных буднях ограниченного контингента, от которых волосы становились дыбом. Потом кончилась водка, но желание напиться до зеленых соплей, наоборот, усилилось.
Догоняться шампанским Сашка отказался и потянул меня на поиски чего-то более убийственного. На промысел пришлось идти пешком. Вячик наотрез отказался давать ключи от «Волги» и правильно сделал. Неизвестно еще, куда бы нас тогда занесла нелегкая.
Неподалеку была стоянка такси. На часах начало третьего ночи, поэтому маячила надежда, что барыги-таксисты не все еще запасы спиртного распродали. Машин на стоянке не наблюдалось и нам пришлось минут пятнадцать размахивать руками в безуспешных попытках остановить хоть какую-нибудь колымагу. Наконец повезло, на стоянку лихо вырулил «Зил»-цистерна, выбрасывая шипящие остатки воды из своих поливальных устройств.
— Куда вам, мужики, — высунулась в опущенное окошко борода водителя.
— За водкой, — мы подошли к кабине. — Где она тут водится?
— А вы не шпионы? — подозрительно оглядел нас с ног до головы бородатый.
Мы поспешили заверить, что нет, не шпионы, а просто разведка в свободном поиске.
— Червонец пузырек, сколько вам?
— Пару давай, — я выудил из кармана две десятки, но Сашка успел меня опередить и уже сунул бородатому четвертной.
Откуда-то из-за поливалки вдруг выперлась четверка пролетарского вида парней. Они притормозили чуть поодаль, с интересом наблюдая, как Сашка принимает из кабины завернутые в газеты бутылки. Мы отошли уже метров на пять, когда послышался голос водителя.
— Все ребята, только что последние отдал. Себе не осталось.
Зиловский движок взревел, оставляя ребят ни с чем.
— Не повезло мужикам, — посочувствовал коллегам Сашка, прижимая к груди бутылки.
— Зато нам повезло, — засмеялся я, но резкий свист сзади тут же заставил меня в нашей везучести усомниться.
— Не оборачивайся, — ускорил Сашка шаг, чуть прихрамывая, — вообще-то нам сейчас следует рвануть по-борзовски метров на сто, да нога, будь она проклята.
Смешанный с польской водкой «Абсолют» и кастет в кармане воодушевляли меня на подвиги. Удивил только Сашкин пацифизм: уж ему-то не к лицу делать ноги в такой заурядной ситуации.
Между тем четверка уже агрессивно дышала нам в спины.
— Тормозите, мужики, — хрипло раздалось едва ли не над ухом. — Дело есть.
Мы остановились и развернулись.
— Закурить нету? — стандартное начало выглядело многообещающим.
— Пожалуйста, ребята, — Сашка выпростал из кармана пачку «Винстона», перехватив обе бутылки в одну руку.
— Кучеряво живете, — пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.
Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.
— Ну, мы пойдем, — смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлял» меня герой-интернационалист.
Я, кажется, начал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.
— Водочку-то пришлите, — здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.
— С какой стати? — словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый глаз.
Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:
— Подержи-ка.
Поспешно зажав в кулаках горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:
— Давай водку, Кутузов.
Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли, как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:
— Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.
Он легонько подтолкнул меня в спину и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.
— Что ты с ним сделал?
Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.
— Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.
— А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?
— Понимаешь, — Сашка положил мне на плечо руку, — я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки — удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела, конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам и вся недолга.
— Я бы все-таки остался, — возразил я Сашке. — Неприятно, когда тебя трусом считают.
— Трусость, это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни, ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21