Потом четко произнес. - Отставить. Надзиратели бросили окровавленное тело на пол. - Он должен покончить с собой сам, - подытожил полковник. Битый офицер с трудом встал, отряхнул мундир, потрогал голову и распухшую скулу. - Товарищ полковник, может быть..., - услужливо согнулся один из надзирателей... - Тихо. Ничего не надо. Вызвать к нему, - кивает на бесчувственное тело Кешки,
фельдшера, пусть через каждые шесть часов вкалывает наркотик, он знает какой. Мы
недавно накрыли большую партию. Бесчастный... - Я, товарищ полковник, - наш громила надзиратель ел его глазами. - Под вашу личную ответственность... Проследить, чтобы было все выполнено, если фельдшер будет взбрыкиваться, или все продал..., вы знаете что делать... Удави его, но товар достань. Пошли дальше. Все убираются. - Ты понимаешь, что-нибудь? - я спрашиваю доктора и тоже киваю на Кешку. - Знаю. Эта, сволочь, посадит его на иглу, а потом резко бросит давать дозировку. Бандит после этого сойдет с ума, либо повесится, либо перережет себе вены. - Посмотри сейчас, что с ним. Доктор пальцами просматривает Кешке зрачки, потом прощупывает пульс. - Очухается. Ты бы лучше сам о себе позаботился. Пока нет надзирателя, стяни наволочку, сунь под рубаху, теплее будет. Конечно 12 градусов не ноль, но все же... Я так и делаю. Только заправил на себе складочки, появился наш Бесчастный. - Ну, ты, падло, - он кивает мне, - пошли. Я стал философом, чтобы не замерзнуть и не сойти с ума от одиночества, мысленно вспоминаю книги, спорю с неведомыми оппонентами или "пишу" книги. Через три дня,
вползаю в знакомую камеру. К моему удивлению, там появился маленький Коля, он сидит на стуле и при моем появлении, глупо хихикает. Доктор с огромным фингалом и содранной кожей на лице, неторопливо листает оставленную мной книжку. Кешка выглядит молодцом, на его лице только желтые пятка, прошедших синяков, сам он стоит у окна и смотрит на меня блестящими глазами. - Привет, ребята. - Здорово, - рявкает Кешка. - Привет, Саша, - отвечает доктор. Только Коля по прежнему глупо лыбится. - Какие новости? - Все по старому. Лучше брейся быстрей, - говорит док. - Иначе опять в холодную загремишь. Я подхожу к тумбочке и с удивлением вижу вместо моей безопасной бритвы, ржавое подобие станка. - Чего это? - Это тебе начальник прислал, вместо твоей... - Сволочь. Намыливаю лицо и пытаюсь соскрести щетину. - Док, я не могу, дай свою бритву. - Саша, это испытание тебе придумал начальник, он предупредил, что если кто-нибудь из нас тебе поможет, то он всю камеру продержит на голодном пайке. Так что неси свой крест... Продолжаю скрести щетину с кожей с лица. Кровь капает в раковину, но делать нечего и остается отмакивать порезы и раны холодной водой. Док вырывает страничку из книги и протягивает мне. - На. - Зачем? - Залепи кусочками ранки и кровь остановишь, и заживет быстрей. Там в типографской краске, есть какие то доли свинца... Я послушно рву страничку на кусочки и залепляю все лицо. - Док, что с Колей? - Тронулся. Хорошо хоть не агрессивен. - С Кешкой? - Этот кайфует, его не бьют, не трогают. Пошел на поправку. Только колют во всю. - А ты сам? - Я то? Получаю от надзирателей по морде, все тело в синяках. За каждое пятнышко
на полу или на стенке - бьют. Но как видишь, цел. - А этот, мудак, по прежнему к нам ходит? - Ходит. Воспитывает. Сейчас сам убедишься. Как всегда начальник появляется в окружении надзирателей. Мы все вскакиваем, даже бедный Коля подпрыгивает и в его глазах появляется разум. Первый попадаюсь я. - Ну и рожа. Постой, постой, да ты залеплен рваными страничками из книги. Значит
портишь народное имущество. Так, так, - он задумался, - что же мне с тобой делать? С одной стороны, надо тебя к суду подготовить, с другой стороны все время здесь нарушает распорядки... Пожалуй, я тебя сегодня в карцер не загоню, твой адвокат мне надоел, все хочет встретится с тобой. Я тебе дам день отдыха, а
завтра утром пойдешь опять проветриваться, зато получишь двойную норму, шесть дней карцера. После такого приговора, я ему стал не интересен. На очереди доктор. - Надеюсь, у тебя все в порядке? - Конечно. - Зубочисткой толчок чистил? - Конечно. - Покажи щетку. Доктор из тумбочки достает зубную щетку, с наполовину изношенным ворсом, и крутит перед носом начальника, тот кивает головой, подходит к толчку и внимательно его исследует. - Вижу, исправляешься, - и тут наш садист взрывается. - А изо рта у тебя воняет.
Значит брезгуешь свою пасть чистить. Док молчит. - Бесчастный, помоги ему потом почистить зубы этой же щеткой. Теперь полковник подошел к Кешке. Надзиратели напряглись и, на всякий случай, взяли его в кольцо. - Не плохо выглядишь. Синяки сошли. Бесчастный как дозы? - Усилили, товарищ полковник. - Прекрасно. Жалобы есть? - Иди ты..., - шипит Кешка. - Раз стал огрызаться, значит нет. Сколько там у нас прошло, почти три дня. Мало. Дам тебе еще три дня, а там... на коленях будешь ползать, молить о своей смерти... Кто там еще? Этот идиот. Колю от его голоса трясет и слезы бегут по щекам. - Хочешь сдохнуть? Тот кивает головой. - Так чего тянешь? Бесчастный, дай ему веревку, пусть повесится здесь на кровати. Я еще гуманный, даю тебе право - умереть. А вы, - он кивает нам, только попробуйте отговорить, я вас, ваше же говно, жрать заставлю. Вся эта свора палачей уходит из камеры. Док плюхается на табуретку. - Бандюга, - беззлобно говорит он Кешке, - ты хоть понимаешь, что тебя ждет? - Иди ты... - Значит не понимаешь. Я видел, что такое ломка от больших доз, ты на стенку потом полезешь. - Лучше о себе подумай, блин. Я бы посочувствовал твоим зубам. - Что верно, то верно, эта, сволота, либо мне сегодня скулу своротит, либо выбьет все зубы. Трудно, бандюга, чувствовать себя бесправным, но ты знаешь, даже до своего близкого конца, я хочу чувствовать себя человеком. - Зачем это? - удивился я. - Публики кругом нет, никто тебя не похвалит. - Я не на публику играю, я сейчас веду свою маленькую борьбу с этими озверевшими
подонками. Они мне говорят, сдохни, а я буду им назло жить. - Док, это не борьба, это жалкое существование отмирающих существ. В нашем случае, борьба, это побег, это биться смертным боем со своими врагами. Вон, Кешка, тоже в миру зверь, сил у него много, сидя здесь, мог бы удавить эту гадину, однако слаб духом... - Это ты про меня? - шипит бандюга у форточки. - А про кого же. - Заткнись. Я им еще покажу. - Хвастун, один раз по настоящему врезал палачу, но не доделал работу до конца, так и сейчас сдрейфишь. - Сам врежь. - Трус. Кешка покраснел от ярости, напыжился для прыжка ко мне, но тут док заметил. - Кешка, а ведь слабо тебе перебить горло начальнику. Бандюга застыл. - Нет. Не слабо, это моя мечта. - Через три дня она кончится твоя мечта. Это надо делать раньше. Вон посмотри на
Колю, видишь идиота, ты будешь таким. Кешка повернулся головой к стене и уперся в нее лбом. Загремели запоры, появился
наш надзиратель. В руках у него небольшой кусок веревки. Он подошел к Коле и рявкнул. - Эй, ты, засранец, вот я принес тебе подарок. Делаешь это так. Вот петля, куда суют голову, а этот конец я привязываю к верхним прутьям кровати. Смотри, идиот. Коля затравлено глядит на него. - А дальше, выбрасываешь ноги вперед, - с наслаждением раздвигая петлю, говорит Бесчастный, - и все... С тобой, - он тыкает пальцем в дока, - я разберусь потом,
а ты, - это уже ко мне, - на выход. Там твой адвокатишко, хочет поговорить. Пошли недоносок. - Саша, что это с тобой? Весь в порезах, похудел, побледнел... Григорий Иванович сочувственно смотрит на мое лицо. - Новый начальник применил новую методику к смертникам. Его кредо, не надо на них тратить пулю, надо, чтобы смертник покончил с собой сам. Я не вылезаю из карцера, но это еще рай, по сравнению с остальными несчастными... - Понятно. Надо тебя быстрей вытаскивать от туда. - Есть надежда? - Есть. Помнишь, мы говорили про рану, на лице свидетельницы? - Помню. - Повторная экспертиза не могла подтвердить, что это нанес ее ты... - Но это же здорово. - Конечно, самое важное, все зашевелились. Это даже наше счастье, что кольцо твое в тюрьме украли и осталось только его описание. - Почему к счастью? - Примета такая, кольцо воруют, жить дольше будешь. - Шутите, Григорий Иванович, а мне до начала смертной казни осталось чуть больше
месяца. - И все же, не имеют права и не посмеют, ты еще верховный суд не прошел. - Посмеют, по новой методике начальника, я должен умереть раньше. - Тогда слушай. Самое важное я тебе не сказал. Нашли убитыми и изнасилованными еще двух девочек. Это уже четвертый случай после твоего ареста. Теперь милиция в
панике и похоже на тебя скоро придет запрос. - Когда скоро? Меня надо уже сегодня вытащить с этой камеры. - Саша, я все постараюсь сделать, но нашу бюрократию не пробить. - Григорий Иванович, вы моя последняя надежда. Я уже два года шастаю по тюрьмам и не вижу в моем деле ни конца, ни края. Тут забрезжил рассвет, неужели мне чуть-чуть не дотянуть до правды? - Дотянешь. Когда тебя переведут в общую камеру, я еще кое-что расскажу, про то как предъявили тебе обвинение. - Почему сейчас нельзя? - Не время еще. Сегодня я послал пять телеграмм в различные инстанции по поводу тебя, жди перемен. - Через шесть дней меня прикончат. - Почему через шесть? - Это время, я буду в карцере, когда выйду, тогда может быть конец. Начальник придумает что-нибудь похлеще карцера и тогда все. - Саша, я все постараюсь сделать. В камере, зловещая тишина. Док с распухшей физиономией, вяло развел руками. - Он тебя избил, док? - У меня нет четырех зубов, - шипилявит тот. Из ярко красных губ вырвалась предательская струйка крови. Док подошел к раковине, сплюнул туда и промыл лицо. - А где Коля? Док промывал рот и поэтому ответил Кешка. - Повесился, придурок. - Неужели сам? - Почти, когда пришел этот надзиратель..., Бесчастный, только под его взглядом и
одел петлю. Мать его, суку такую... - А с тобой что сделали? - Ничего, вкололи лошадиную дозу, теперь кайфую. - Что у тебя? - спрашивает меня док, оторвавшись от раковины. - После того как меня посадили, произошло еще четыре изнасилования и убийства девушек. - Значит тебя оправдали? - Нет. Милиция ни как не может с этим смирится. Говорят, это новый маньяк, хотя все приемы одни и те же. - Я тебе говорил, они все купленные. - Наш полковник тебя так просто не выпустит, блин, - хмыкает Кешка, - даже если ты будешь не виновен, он тебя все равно пришьет. - Посмотрим. Утром за мной пришли и отвели в карцер. Я просидел еще шесть дней и понял, что еще одна такая одиночная пытка и сойду с ума. Мой надзиратель ведет по коридору к моей камере. Он сегодня любезен, как то
не по-звериному смотрит на меня. - Я приказал твою пайку тебе оставить, - вдруг говорит он. - Спасибо. Что это с ним? В камере изменения. Нет Кешки, на его койке сидит новичок, понурый черноволосый южанин и тупо смотрит в пол. Док покуривает у окна. - Привет, Сашка, - обрадовался доктор. - Привет. Грузин поднял на меня глаза. - Меня звать Гиви. Мне о тебе говорили... - А где Кешка? - Убили, - выпустил струйку дыма док. - Как это? Этот же хотел, чтобы мы сами... - Этот... лежит в больнице с переломанной шеей. На второй день после того как тебя посадили, Кешка и взорвался. - Гиви, тоже подрасстрельная статья? - Тоже. - За что? - За убийство. Терроризировал торговцев, вот и прибил троих. - Значит, этот, прохвост, начальник в больнице, и мы сможем спокойно еще просуществовать... - Это смотря как... Вон Гиви, все до моей жопы добирается, смотри, к тебе тоже пристанет. - Я ему одно место оторву, успокоится. И тут южанин изменился в лице. - Я у вас, собак, сам все оторву. Подхожу к столику, где приютилась моя холодная пайка. Начинаю ее выскребать. - Док, раз начальника нет, может мне не надо сегодня бриться? - Конечно. Чего зря кожу сдирать тупой бритвой, пусть она отдохнет. Уже задремал в койке, когда кто то дернул меня за плечо. - Кто здесь? - Тихо, - это голос Гиви, - слезай. - Иди ты... - Слезай говорю, хуже будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
фельдшера, пусть через каждые шесть часов вкалывает наркотик, он знает какой. Мы
недавно накрыли большую партию. Бесчастный... - Я, товарищ полковник, - наш громила надзиратель ел его глазами. - Под вашу личную ответственность... Проследить, чтобы было все выполнено, если фельдшер будет взбрыкиваться, или все продал..., вы знаете что делать... Удави его, но товар достань. Пошли дальше. Все убираются. - Ты понимаешь, что-нибудь? - я спрашиваю доктора и тоже киваю на Кешку. - Знаю. Эта, сволочь, посадит его на иглу, а потом резко бросит давать дозировку. Бандит после этого сойдет с ума, либо повесится, либо перережет себе вены. - Посмотри сейчас, что с ним. Доктор пальцами просматривает Кешке зрачки, потом прощупывает пульс. - Очухается. Ты бы лучше сам о себе позаботился. Пока нет надзирателя, стяни наволочку, сунь под рубаху, теплее будет. Конечно 12 градусов не ноль, но все же... Я так и делаю. Только заправил на себе складочки, появился наш Бесчастный. - Ну, ты, падло, - он кивает мне, - пошли. Я стал философом, чтобы не замерзнуть и не сойти с ума от одиночества, мысленно вспоминаю книги, спорю с неведомыми оппонентами или "пишу" книги. Через три дня,
вползаю в знакомую камеру. К моему удивлению, там появился маленький Коля, он сидит на стуле и при моем появлении, глупо хихикает. Доктор с огромным фингалом и содранной кожей на лице, неторопливо листает оставленную мной книжку. Кешка выглядит молодцом, на его лице только желтые пятка, прошедших синяков, сам он стоит у окна и смотрит на меня блестящими глазами. - Привет, ребята. - Здорово, - рявкает Кешка. - Привет, Саша, - отвечает доктор. Только Коля по прежнему глупо лыбится. - Какие новости? - Все по старому. Лучше брейся быстрей, - говорит док. - Иначе опять в холодную загремишь. Я подхожу к тумбочке и с удивлением вижу вместо моей безопасной бритвы, ржавое подобие станка. - Чего это? - Это тебе начальник прислал, вместо твоей... - Сволочь. Намыливаю лицо и пытаюсь соскрести щетину. - Док, я не могу, дай свою бритву. - Саша, это испытание тебе придумал начальник, он предупредил, что если кто-нибудь из нас тебе поможет, то он всю камеру продержит на голодном пайке. Так что неси свой крест... Продолжаю скрести щетину с кожей с лица. Кровь капает в раковину, но делать нечего и остается отмакивать порезы и раны холодной водой. Док вырывает страничку из книги и протягивает мне. - На. - Зачем? - Залепи кусочками ранки и кровь остановишь, и заживет быстрей. Там в типографской краске, есть какие то доли свинца... Я послушно рву страничку на кусочки и залепляю все лицо. - Док, что с Колей? - Тронулся. Хорошо хоть не агрессивен. - С Кешкой? - Этот кайфует, его не бьют, не трогают. Пошел на поправку. Только колют во всю. - А ты сам? - Я то? Получаю от надзирателей по морде, все тело в синяках. За каждое пятнышко
на полу или на стенке - бьют. Но как видишь, цел. - А этот, мудак, по прежнему к нам ходит? - Ходит. Воспитывает. Сейчас сам убедишься. Как всегда начальник появляется в окружении надзирателей. Мы все вскакиваем, даже бедный Коля подпрыгивает и в его глазах появляется разум. Первый попадаюсь я. - Ну и рожа. Постой, постой, да ты залеплен рваными страничками из книги. Значит
портишь народное имущество. Так, так, - он задумался, - что же мне с тобой делать? С одной стороны, надо тебя к суду подготовить, с другой стороны все время здесь нарушает распорядки... Пожалуй, я тебя сегодня в карцер не загоню, твой адвокат мне надоел, все хочет встретится с тобой. Я тебе дам день отдыха, а
завтра утром пойдешь опять проветриваться, зато получишь двойную норму, шесть дней карцера. После такого приговора, я ему стал не интересен. На очереди доктор. - Надеюсь, у тебя все в порядке? - Конечно. - Зубочисткой толчок чистил? - Конечно. - Покажи щетку. Доктор из тумбочки достает зубную щетку, с наполовину изношенным ворсом, и крутит перед носом начальника, тот кивает головой, подходит к толчку и внимательно его исследует. - Вижу, исправляешься, - и тут наш садист взрывается. - А изо рта у тебя воняет.
Значит брезгуешь свою пасть чистить. Док молчит. - Бесчастный, помоги ему потом почистить зубы этой же щеткой. Теперь полковник подошел к Кешке. Надзиратели напряглись и, на всякий случай, взяли его в кольцо. - Не плохо выглядишь. Синяки сошли. Бесчастный как дозы? - Усилили, товарищ полковник. - Прекрасно. Жалобы есть? - Иди ты..., - шипит Кешка. - Раз стал огрызаться, значит нет. Сколько там у нас прошло, почти три дня. Мало. Дам тебе еще три дня, а там... на коленях будешь ползать, молить о своей смерти... Кто там еще? Этот идиот. Колю от его голоса трясет и слезы бегут по щекам. - Хочешь сдохнуть? Тот кивает головой. - Так чего тянешь? Бесчастный, дай ему веревку, пусть повесится здесь на кровати. Я еще гуманный, даю тебе право - умереть. А вы, - он кивает нам, только попробуйте отговорить, я вас, ваше же говно, жрать заставлю. Вся эта свора палачей уходит из камеры. Док плюхается на табуретку. - Бандюга, - беззлобно говорит он Кешке, - ты хоть понимаешь, что тебя ждет? - Иди ты... - Значит не понимаешь. Я видел, что такое ломка от больших доз, ты на стенку потом полезешь. - Лучше о себе подумай, блин. Я бы посочувствовал твоим зубам. - Что верно, то верно, эта, сволота, либо мне сегодня скулу своротит, либо выбьет все зубы. Трудно, бандюга, чувствовать себя бесправным, но ты знаешь, даже до своего близкого конца, я хочу чувствовать себя человеком. - Зачем это? - удивился я. - Публики кругом нет, никто тебя не похвалит. - Я не на публику играю, я сейчас веду свою маленькую борьбу с этими озверевшими
подонками. Они мне говорят, сдохни, а я буду им назло жить. - Док, это не борьба, это жалкое существование отмирающих существ. В нашем случае, борьба, это побег, это биться смертным боем со своими врагами. Вон, Кешка, тоже в миру зверь, сил у него много, сидя здесь, мог бы удавить эту гадину, однако слаб духом... - Это ты про меня? - шипит бандюга у форточки. - А про кого же. - Заткнись. Я им еще покажу. - Хвастун, один раз по настоящему врезал палачу, но не доделал работу до конца, так и сейчас сдрейфишь. - Сам врежь. - Трус. Кешка покраснел от ярости, напыжился для прыжка ко мне, но тут док заметил. - Кешка, а ведь слабо тебе перебить горло начальнику. Бандюга застыл. - Нет. Не слабо, это моя мечта. - Через три дня она кончится твоя мечта. Это надо делать раньше. Вон посмотри на
Колю, видишь идиота, ты будешь таким. Кешка повернулся головой к стене и уперся в нее лбом. Загремели запоры, появился
наш надзиратель. В руках у него небольшой кусок веревки. Он подошел к Коле и рявкнул. - Эй, ты, засранец, вот я принес тебе подарок. Делаешь это так. Вот петля, куда суют голову, а этот конец я привязываю к верхним прутьям кровати. Смотри, идиот. Коля затравлено глядит на него. - А дальше, выбрасываешь ноги вперед, - с наслаждением раздвигая петлю, говорит Бесчастный, - и все... С тобой, - он тыкает пальцем в дока, - я разберусь потом,
а ты, - это уже ко мне, - на выход. Там твой адвокатишко, хочет поговорить. Пошли недоносок. - Саша, что это с тобой? Весь в порезах, похудел, побледнел... Григорий Иванович сочувственно смотрит на мое лицо. - Новый начальник применил новую методику к смертникам. Его кредо, не надо на них тратить пулю, надо, чтобы смертник покончил с собой сам. Я не вылезаю из карцера, но это еще рай, по сравнению с остальными несчастными... - Понятно. Надо тебя быстрей вытаскивать от туда. - Есть надежда? - Есть. Помнишь, мы говорили про рану, на лице свидетельницы? - Помню. - Повторная экспертиза не могла подтвердить, что это нанес ее ты... - Но это же здорово. - Конечно, самое важное, все зашевелились. Это даже наше счастье, что кольцо твое в тюрьме украли и осталось только его описание. - Почему к счастью? - Примета такая, кольцо воруют, жить дольше будешь. - Шутите, Григорий Иванович, а мне до начала смертной казни осталось чуть больше
месяца. - И все же, не имеют права и не посмеют, ты еще верховный суд не прошел. - Посмеют, по новой методике начальника, я должен умереть раньше. - Тогда слушай. Самое важное я тебе не сказал. Нашли убитыми и изнасилованными еще двух девочек. Это уже четвертый случай после твоего ареста. Теперь милиция в
панике и похоже на тебя скоро придет запрос. - Когда скоро? Меня надо уже сегодня вытащить с этой камеры. - Саша, я все постараюсь сделать, но нашу бюрократию не пробить. - Григорий Иванович, вы моя последняя надежда. Я уже два года шастаю по тюрьмам и не вижу в моем деле ни конца, ни края. Тут забрезжил рассвет, неужели мне чуть-чуть не дотянуть до правды? - Дотянешь. Когда тебя переведут в общую камеру, я еще кое-что расскажу, про то как предъявили тебе обвинение. - Почему сейчас нельзя? - Не время еще. Сегодня я послал пять телеграмм в различные инстанции по поводу тебя, жди перемен. - Через шесть дней меня прикончат. - Почему через шесть? - Это время, я буду в карцере, когда выйду, тогда может быть конец. Начальник придумает что-нибудь похлеще карцера и тогда все. - Саша, я все постараюсь сделать. В камере, зловещая тишина. Док с распухшей физиономией, вяло развел руками. - Он тебя избил, док? - У меня нет четырех зубов, - шипилявит тот. Из ярко красных губ вырвалась предательская струйка крови. Док подошел к раковине, сплюнул туда и промыл лицо. - А где Коля? Док промывал рот и поэтому ответил Кешка. - Повесился, придурок. - Неужели сам? - Почти, когда пришел этот надзиратель..., Бесчастный, только под его взглядом и
одел петлю. Мать его, суку такую... - А с тобой что сделали? - Ничего, вкололи лошадиную дозу, теперь кайфую. - Что у тебя? - спрашивает меня док, оторвавшись от раковины. - После того как меня посадили, произошло еще четыре изнасилования и убийства девушек. - Значит тебя оправдали? - Нет. Милиция ни как не может с этим смирится. Говорят, это новый маньяк, хотя все приемы одни и те же. - Я тебе говорил, они все купленные. - Наш полковник тебя так просто не выпустит, блин, - хмыкает Кешка, - даже если ты будешь не виновен, он тебя все равно пришьет. - Посмотрим. Утром за мной пришли и отвели в карцер. Я просидел еще шесть дней и понял, что еще одна такая одиночная пытка и сойду с ума. Мой надзиратель ведет по коридору к моей камере. Он сегодня любезен, как то
не по-звериному смотрит на меня. - Я приказал твою пайку тебе оставить, - вдруг говорит он. - Спасибо. Что это с ним? В камере изменения. Нет Кешки, на его койке сидит новичок, понурый черноволосый южанин и тупо смотрит в пол. Док покуривает у окна. - Привет, Сашка, - обрадовался доктор. - Привет. Грузин поднял на меня глаза. - Меня звать Гиви. Мне о тебе говорили... - А где Кешка? - Убили, - выпустил струйку дыма док. - Как это? Этот же хотел, чтобы мы сами... - Этот... лежит в больнице с переломанной шеей. На второй день после того как тебя посадили, Кешка и взорвался. - Гиви, тоже подрасстрельная статья? - Тоже. - За что? - За убийство. Терроризировал торговцев, вот и прибил троих. - Значит, этот, прохвост, начальник в больнице, и мы сможем спокойно еще просуществовать... - Это смотря как... Вон Гиви, все до моей жопы добирается, смотри, к тебе тоже пристанет. - Я ему одно место оторву, успокоится. И тут южанин изменился в лице. - Я у вас, собак, сам все оторву. Подхожу к столику, где приютилась моя холодная пайка. Начинаю ее выскребать. - Док, раз начальника нет, может мне не надо сегодня бриться? - Конечно. Чего зря кожу сдирать тупой бритвой, пусть она отдохнет. Уже задремал в койке, когда кто то дернул меня за плечо. - Кто здесь? - Тихо, - это голос Гиви, - слезай. - Иди ты... - Слезай говорю, хуже будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19