– Скучно, – отвечал Болек. – Целый день фотографии для паспортов. Без конца все то же самое.
– И что же вы собирались делать?
– Я искал, – сказал он тихо. – Вы не понимаете? Я ходил по городу, и мне не хватало даже на кофе, потому что отец вытряхивал весь мой недельный заработок. У меня есть приятели, которые тоже ничего не делают, но ездят на «мерседесах». Мне не везло…
– Вы думаете, что деньги в жизни – это все? – Кортель сам почувствовал наивность своего вопроса.
– Деньги – нет. Но то, что можно на них купить…
– Зельская уговаривала вас продолжать учебу?
– Да.
– Вы собирались пожениться?
– Не знаю. Я никогда не планировал намного вперед. Этим она занималась, что будет лет через пять-шесть… Завела книжку, откладывала по нескольку злотых каждый месяц… У меня это вызвало отвращение, – сказал он искренне.
– Она любила вас.
Болек молчал.
– У нее было хорошее место, которое она из-за вас потеряла. Вы ее втянули в скверную историю.
– Я сожалею, – это прозвучало слишком равнодушно. – Я всегда думал, что самое главное еще впереди, еще не началось, – добавил он.
– Запасались опытом?
Он кивнул.
– Пожалуй, да. Зося подходила ко всему очень серьезно. Теперь я понимаю, что поступал очень плохо.
– Когда вы познакомились с Золотой Аней?
– Как-то в конце апреля. Видел ее часто в кафе «Гранд», хотелось пофлиртовать… Я думал о ней. Она казалась мне той девчонкой, которая мне нужна…
– Что это значит?
– Скажу честно: хотелось попробовать другой жизни…
– Начитались про гангстеров, что ли?
Болек презрительно скривил губы.
– Я думал, что я лучше их.
– Кого их?
– Приятелей Ани. Я понимал, что наибольший шанс у тех, кого не знает милиция.
– Поэтому и не назвали Ане свое настоящее имя?
– Да. Я хотел для начала добыть немного денег!.. – воскликнул он. – Никогда бы больше не сделал этого!..
– Почему же?
– Не знаю. У меня были разные планы, – сказал он на этот раз честно. – Я бывал на автомобильной бирже, в банке Всеобщей сберегательной кассы… Если есть немного денег, то можно с чего-то начать…
– Прекрасные планы!
– Ушел бы тогда от тех людей… И никогда бы на глаза им не попадался!
– Наив!
– Я не наивный, – возмутился Болек. – Необязательно входить в конфликт с законом, если хочешь заработать немного денег, уже имея небольшой капитальчик…
– А вам не пришло в голову, что надо работать?
– Надо работать, – повторил Болек.
– Когда у вас возникло намерение ограбить виллу Ладыня?
– В начале мая. Узнал, что они уезжают в отпуск в Венгрию.
– От кого?
– От жены Ладыня. Я познакомился с ней как-то в кафе, мы были с Зосей. Потом звонил ей.
– Жене Ладыня?
– Да, – сказал он тихо. – Я, естественно, натрепал ей, что она произвела на меня неизгладимое впечатление… Женщины это любят. И мы с ней договорились встретиться…
– А Зося?
– Не знала, разумеется. Я же не исповедовался, – сказал он вдруг со злостью.
– Сколько раз встречались с женой Ладыня?
– Не помню. Раза четыре или пять.
– Где?
– В кафе. Дважды у нее дома.
– Прекрасно. Она была вашей любовницей?
– Обязан ли я отвечать на этот вопрос?
– Вы уже ответили. И от нее узнали подробно, когда они уезжают?
– Да.
– Она не говорила вам, что дома остается домработница?
– Нет. Домработница должна была убрать только перед их возвращением.
– Это значит, что вы действовали наверняка? Циклон и Желтый Тадек одобрили ваш план?
– Да, – он снова посмотрел на Кортеля. – Это болваны, пан капитан. Я предупредил их, что после этого налета не хочу их видеть. Клянусь, это был бы первый и последний раз.
– А что вы сказали Золотой Ане?
– Ничего. Правда, ничего. Девушек не стоит посвящать в такие дела.
Подробный рассказ Окольского с момента ограбления не отличался от показаний Желтого Тадека и Циклона.
– Когда вы вошли в кабинет, – продолжал далее Кортель, – там горел свет?
– Да.
– Не лгите, помните, что ложь – против вас.
– Я говорю правду. Горела настольная лампа. Сначала… я увидел лампу, она освещала только незначительное пространство около стола, и лишь потом…
– Постойте. Назовите все предметы, которые вы увидели на столе.
Окольский закрыл глаза: веки у него были красные, опухшие.
– Лампа. Конечно… пепельница. Очень большая… Еще стаканчик для карандашей. И все… Больше не помню… Да, ящик стола был отодвинут…
– Войдя в кабинет, вы сначала посмотрели на стол, а потом?
Болек тер лоб рукой.
– На стул.
– Какой стул?
– Посреди комнаты лежал перевернутый стул.
– Вы уверены?
– Клянусь!
Кортель помнил, что, когда он вошел в кабинет, кресло было придвинуто к столу, а два стула стояли рядом с портьерой, закрывавшей балконные двери.
– Этот стул меня испугал, и тогда… я увидел…
– Подождите. А как стояло кресло?
Снова молчание.
– Было придвинуто к столу.
– Так… Увидели девушку… Вы утверждаете, что она лежала уже на полу… Опишите подробнее, как она выглядела.
– Не могу, – прошептал он. – Не могу! Я поглядел на нее… У нее были глаза открыты… Я закричал. И тогда Циклон прибежал в комнату.
– Циклон?
– Да.
– Вы уверены, что из тех двоих никто не входил до вас в кабинет?
– Я ни в чем не уверен! Ни в чем! – закричал он. – Я был в зале внизу, они тоже были там.
– Но вы же в кабинет вошли первым? Не отрицаете?
– Нет. – Лицо его сделалось бледным, покрылось потом.
– Что еще заметили на полу?
– Ничего.
– Подумайте хорошенько. Девушка лежала между дверью и столом, несколько в глубь комнаты, а рядом с ней?…
– Ничего, – сказал он. – Ничего, – повторил еще раз. Болек выглядел измученным.
– На сегодня хватит, – сказал Кортель. – Подпишите протокол.
Окольский стоял на пороге рядом с инспектором.
– Пан капитан, – почти прошептал он, – вы ведь не верите, что это сделал я? Не мог я ее убить… Зачем она должна была ждать нас в кабинете? Она там уже была… мертвая…
Между следователем и подозреваемым в какой-то момент возникает особая связь. Иногда они разыгрывают партию против себя самих, но бывает и так, что в определенных фрагментах поединка их усилия направляются к одной общей цели. Память преступника становится его собственным противником. Что Окольский увидел в кабинете? Чего он не может вспомнить? Перевернутый стул? Кто-то поднял его и поставил рядом с балконными дверями? Зачем? Кто? Пущак? Но тот, лично допрашиваемый майором, заявил, что стулья стояли так, как их увидела милиция.
– Я не верю ему, – сказал майор. – Не верю ни одному его слову…
Кортель молчал.
Майор имел повод для плохого настроения. Следствие после того, как был взят Окольский, словно бы топталось на месте. Прокурор уже допрашивал Пущака и установил, что существуют досадные пробелы в материалах, доставленных милицией. Решено было проверить, узнает ли ревнивая жена Пущака в Золотой Ане ту девушку, с которой ее муж ездил на Зубковскую. Привели несколько девушек, сотрудниц милиции, и Золотую Аню. Янина Пущак осматривала их всех молча, ходила вдоль шеренги девушек в мини, ставила их спиной, разглядывала в профиль. Больше всего времени у нее отняла Золотая Аня… На вопрос: «Которая из них?» – отвечала: «Никто. Нет, ту я узнала бы наверняка, – сказала Янина. – У нее тоже были золотистые волосы, но другая походка и кривые йоги. Уверена – кривые ноги».
Майор отпустил ее домой, уже едва владея собой. Он смотрел на Кортеля так, будто инспектор один был ответствен за затянувшееся следствие. А может, и на самом деле был?
– Я принял твою версию, – сказал майор. – Ничего не подтвердилось. Нет ни одного доказательства против Пущака.
– Я никогда не утверждал, что именно Пущак был на Валу Медзешинском.
– А кто же тогда?
– Узнаю, – заявил Кортель, – скоро узнаю… Шеф нехотя пожал плечами.
– Становишься таинственным? Предупреждаю, что у нас мало времени. Что ты затеваешь?
– Я хочу привести Окольского на виллу Ладыней. Может, там, на месте, вспомнит…
– Если, конечно, существует что-то такое, что он должен припомнить… Дальше?
– Допрошу Рыдзевского и жену Ладыня.
– Ты давно должен был это сделать, – с упреком бросил майор.
Кортель встал, полагая, что разговор окончен.
– Нет, нет, подожди, – сказал майор, он выглядел несколько озабоченным. – Ты разговаривал с Видавской?
– Нет. – Кортель встал посреди комнаты; солнце клонилось к заходу, и косые лучи его ударили инспектору в глаза.
– Я хотел сообщить тебе о решении прокурора. Он не применит санкцию; если следствие не подтвердит ничего сверх того, что уже установлено, ее дело, вероятнее всего, будет прекращено. Ты знаешь, что в июле объявляют амнистию?
– Знаю. Спасибо. – Он направился к дверям.
– Ты собираешься встречаться с ней? – спросил майор.
– Да. – Кортель встал на пороге. – И если она захочет, то станет моей женой.
Майор подошел к креслу, он был удивлен.
– Ты все взвесил?
– Да.
– Я думаю, что тебя ожидает еще не один разговор на эту тему.
– Знаю.
А действительно ли он все взвесил? И думал ли он серьезно об этом? Кортель вернулся к себе домой, когда уже стемнело. Он выпил кофе. Открыл окно. В комнату потянуло туманом и выхлопными газами. Внизу автомобили включили фары… Он подумал, что хорошо было бы уехать из Варшавы, например, к морю… Или поехать в Старгард и еще раз побеседовать с магистром Вальдемаром Репкой. Он снял трубку и набрал номер.
– Бася?
– Да, – услышал он. – Это ты? Зачем звонишь?
– Я хочу тебя видеть.
– Правда? Долго раздумывал, долго… Ты считаешь, что я заслужила такое доверие?
– Я хочу тебя видеть, – повторил он.
– Я еще не знаю, есть ли у меня желание встретиться с тобой, – ответила она. – Если когда-нибудь захочешь прийти сказать, что я права, приходи. – И повесила трубку.
XV
На следующий день шел дождь. Воздух был прохладный и резкий. Кортель широко открыл окно своего кабинета и посмотрел на часы. Скоро должен прийти Рыдзевский. Времени для разговора с ним было мало: Кортель предупредил жену Ладыня, что придет к ней на виллу.
Он собирался начать день с посещения виллы рано утром, перед выходом на работу, но ему позвонил Беганьский.
– Посылаю за тобой машину, приезжай. Шефу твоему я уже позвонил, – радостно сообщил он.
Наверное, что-то произошло важное, если Беганьский официально пригласил его в Главную комендатуру.
Беганьский сидел у себя в кабинете, большой, добродушный, в расстегнутом мундире.
– У меня для тебя опять кое-что интересное, – загадочно сказал он. – А вообще, старина, ты плохо выглядишь. Не нравишься ты мне.
– Трудно.
– Ты слишком впечатлительный, да и ведешь себя так, словно ты один на свете. Даже поболтать не забежишь.
– Ты можешь мне помочь?
– Может, и могу. Кого теперь подозреваешь в убийстве на Каневской?
– Не прикидывайся дураком.
– Смотри, старина, не влипни в какую-нибудь историю… Не забудь, что Ладынь и Рыдзевский известные специалисты.
– Это меня не касается.
– Ясно. – Беганьский улыбнулся. – Ты знаешь, ко мне постоянно возвращается дело про те экспрессы… Вроде милицейского ваньки-встаньки. Сплошные гипотезы и странные показания. Нашелся некто третий, кто опознал того типа.
– Кто же?
– Ты слышал о Езеке Часовом Мастере?
– Конечно, слышал. Да ведь ему под семьдесят!
– Да. Так вот, он клялся, что завязал, а два дня назад его снова накрыла районка в Радоме. Взлом в ювелирном и кража часов. Профессиональная работа. Но кто-то засыпал его. Он говорит, что у него не было выхода: наличные деньги все кончились, а остаток жизни он может провести и в тюрьме, потому что на спокойную старость никогда не рассчитывал.
И пошел рассказывать, как это он всегда делает. Байки разные, анекдоты… Иногда немного правды… И между прочим сказал, что узнал того человека, зарезанного поездом, – узнал его по фотографии в газете. Мне об этом доложили, и я поехал допросить его. «Пан майор, – сказал он, – я знаком с ним уже три года, клянусь богом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22