Опустив любезности, сенатор Куртц вновь заговорил – со стальной ноткой в голосе:
– Вы твердо уверены, что здесь обеспечена полная конфиденциальность нашего собрания?
Он огляделся по сторонам и затем неприветливо продолжил:
– Есть некая ирония в использовании штаб-квартиры ООН в качестве стартовой площадки для нашего финального восхождения к власти, тем более нам было бы крайне неудобно привлекать внимание к себе именно на этой, последней стадии.
Секретарь, выглядящий немного сконфуженным, повел рукой в сторону зала заседаний, обращаясь к сенатору, будто паж к королю:
– Место проведения мероприятия подбиралось не шутки ради. Здание ООН обеспечивает надежное укрытие для приходящих и уходящих. Земля эта принадлежит портовым властям города Нью-Йорк, которые у нас под контролем. Ну и, согласно правилам, это наше первое и последнее совещание в данном конкретном месте.
Сенатор немного расслабился и тепло улыбнулся:
– Хорошо. Отличная работа. Очень скоро нам все это не понадобится. – Он сделал широкий взмах левой рукой. – Позволим нашему суперправительству просуществовать в особо легальных условиях последние несколько дней. В понедельник утром, на рассвете дня весеннего равноденствия, мы разом покончим с этим фарсом. – Он помедлил и затем отрывисто обратился к секретарю, будто ожидая в ответ лжи: – А как с профессором?
Глаза Миллера едва заметно сузились. Под пристальным, испытующим взглядом сенатора ему было неуютно. Каждый нерв его тела сообщал ему о том, что здесь что-то не так: отчего сейчас, когда они уже почти на вершине успеха, сенатор так озабочен судьбой профессора и уничтожением результатов его работы? Какую угрозу могла представлять коллекция старых карт? Секретарь Миллер мог только догадываться, что у правления имеются свои, скрытые причины, – для него весь бизнес был непрозрачным. Он взглянул сенатору прямо в глаза и вновь проглотил комок.
– Сделано, – кивнул секретарь.
Сенатор Куртц одобрительно хмыкнул и следом, нахмурившись, проговорил:
– Да, непросто все, секретарь, ох как непросто… Как там в народе говорят? «Приходится идти, когда черт гонит».
Затем он неожиданно повернулся и с улыбкой хлопнул Миллера по спине.
– Да не корите вы себя, секретарь. Мы на войне, и профессор был прямой угрозой интересам Корпорации. Война – дело сложное и хлопотное, без потерь – никак.
Едва уловимая тень извиняющейся улыбки мелькнула в уголках сенаторского рта и тут же исчезла, уступив выражению мрачного недоверия. Тяжелый взгляд вновь сфокусировался на секретаре. Опять сменился и тон его голоса: с шутливо-одобряющего на холодно-подозрительный.
– Позвольте вам напомнить, секретарь, нечто крайне важное. Нет на свете ничего опаснее для нашего дела, чем личная инициатива. Ни-че-го. Профессор – именно такой случай. Одним из благ нашей Конституции является то, что мы предоставляем людям определенную свободу действий, некую «порцию свободы». Кому-то может даже показаться, что слишком большую порцию…
Секретарь стоял не шелохнувшись.
– …И это, несомненно, правильно, – продолжил Куртц. – Проблема, однако, в том, что в головы людям приходят идеи. А приходят они потому, что люди не в состоянии видеть картину в целом – это доступно только нам. Мы же, как это ни печально, рисковать не имеем права. И если в связи с этим кого-то надо заставить замолчать, значит, мы должны заплатить такую цену. Война без потерь есть неизбежное поражение… Корпорации надо дать завершить дело по спасению человечества. Что хорошо для Корпорации – хорошо для Америки. Господь отдал природные ресурсы в наше распоряжение, и мы должны использовать их, прежде чем это сделает кто-либо другой.
Они оба пошли от лифта к залу заседаний. Сенатор Куртц положил руку секретарю на плечо – как тренер покидающему поле игроку.
– Если люди узнают, сколько запасов осталось им на ближайшее будущее, наше правительство моментально потеряет контроль. Катастрофа в Новом Орлеане покажется в сравнении с этим пикником, и все наши усилия пропадут в одночасье. Я не преувеличиваю. Начнутся стихийные бунты, цивилизация рухнет. Придут насилие и анархия. В наших силах предотвратить хаос.
Соглашаясь, секретарь что-то пробормотал. Они подходили к дверям главного зала заседаний. Сенатор вновь остановился, будто застигнутый врасплох неприятной мыслью.
– Правление настаивает, – вновь заговорил он, – на том, чтобы вы продолжили тщательное наблюдение за бывшими партнерами профессора. Сейчас первым делом необходимо обнаружить и уничтожить оставшиеся карты. А также любого, кто хотя бы находился в одном помещении с ними. Надеюсь, компетентные агенты проинформированы об этом и направлены в колледж? Я правильно понял – вы сожгли ту карту, что попала нам в руки в Перу?
– Да, сенатор. Конечно – согласно вашему приказу.
Сенатор Куртц подтянул галстук и глубоко вздохнул, прежде чем последний раз наедине обратиться к секретарю:
– Хорошо. Все идет по плану. То, что делает Корпорация, – в интересах народа, однако все это должно оставаться за закрытыми дверями… Только так, не иначе. А сейчас – представьте меня собравшимся. Пришло время удивить их добрыми вестями. Всего шесть суток отделяют нас от дня весеннего равноденствия – дня, когда наконец пробьет наш час.
8
Преодолев последние ступени, они очутились на верхней площадке лестницы номер двенадцать здания колледжа Олл-Соулз. Кэтрин, чуть запыхавшись, с облегчением выдохнула:
– Уф, он здесь… – Единственная деревянная дверь на площадке была открыта настежь. – И явно готов к приему.
Рутерфорд нахмурился:
– В смысле?
– Есть у нас в колледже традиция. В служебных квартирах двойные дубовые входные двери – и если внешняя распахнута настежь, значит, вы в настроении принимать визитеров. Пойдемте.
Рутерфорд, не отрывая руки от перил, помедлил на верху ступеней и посмотрел на Кэтрин.
– Вы считаете, нам следует рассказать о смерти профессора Кента, если он еще не знает?
К этому моменту Кэтрин уже была полна решимости, от былой растерянности не осталось и следа.
– Нет, думаю, не следует… Если он еще не в курсе, рассказывать не будем. Мы пришли только спросить о картах. – Она уверенно постучала.
Спустя томительную минуту дубовая дверь скрипнула петлями и распахнулась, явив маленькую темную прихожую, а в ней – низенькую пухлую фигуру. Доктору фон Дехенду было шестьдесят с небольшим, у него были седеющие волосы и пышные тускло-рыжие усы. Одет он был в отличную, чуть поношенную твидовую тройку «в елочку». Подавшись вперед, ученый впился взглядом в вошедших через толстые стекла очков. Комната полнилась ароматным дымком трубочного табака. Через секунду-другую лицо доктора просияло.
– Кэтрин! Какой приятный сюрприз! Ну, входи, входи же, выпей чайку. А кто это с тобой? Новый дружок?
Кэтрин почувствовала, что краснеет.
– Нет, это мой коллега из колледжа Брэйсноуз – Джеймс Рутерфорд. Джеймс – классицист и эксперт по Древнему миру.
Доктор фон Дехенд провел гостей в уютный кабинет, чувствуя, что пришли они не по служебной необходимости: Кэтрин выглядела необычайно напряженной. Как только с обменом любезностями было покончено и все удобно устроились в кожаных креслах вокруг спящего камина, хозяин спросил напрямик:
– Итак, чем вы обеспокоены?
Кэтрин смущенно глянула на Рутерфорда и заговорила:
– Мы принесли несколько карт, мы думали, возможно, вы, взглянув на них… Может, они покажутся вам знакомыми… – Она аккуратно положила на стол конверт.
Фон Дехенд закурил трубку, сменил очки с толстыми стеклами на очки для чтения и стал осторожно вынимать документы из конверта, бережно расправляя их на столе. Он видел, что двое молодых людей сгорают от нетерпения, охваченные чувством, далеко выходящим за пределы привычного любопытства ученого. «Очень надеюсь, удастся понять, что они мне принесли, иначе эти двое будут крайне разочарованы…»
Направив свет настольной лампы на первую карту, доктор фон Дехенд принялся изучать лежащий перед ним документ.
– Хм… Очень интересно… Весьма интересно…
Он взглянул на Кэтрин поверх очков.
– А где вы взяли эти карты, позвольте поинтересоваться?
Какое-то мгновение Кэтрин колебалась. Она быстро глянула на Рутерфорда – тот поднял брови, словно давая понять: решать ей.
– У профессора Кента.
– Да-а? У Кента? Чего ради ему вздумалось вдруг интересоваться этими картами?
– Может, если вы немного расскажете о них, нам удастся ответить вам.
– Отлично. Ну, тогда приготовьтесь. Это не просто карты. Эти карты смело можно назвать подрывающими каноны истории.
9
Секретарь Миллер поднялся и постучал пальцем по микрофону на столе. Шум голосов огромного зала постепенно стих. Прочистив горло, он начал:
– Джентльмены, слово предоставляется сенатору Куртцу.
Он почтительно установил микрофон перед сенатором и вновь сел на место. По залу прокатился негромкий гул одобрения, когда со своего стула поднялся сенатор Куртц. Крепко зажав микрофон в руке, он начал речь.
– Благодарю вас, секретарь Миллер, и вас, джентльмены, за то, что вы здесь. Я все еще верю, что даже в век видеоконференций ничто не заменит живой встречи лицом к лицу – или, например, совместной пары пива. Надеюсь, секретарь не будет возражать, если чуть позже мы позволим себе и это.
Волна одобрительного смеха прокатилась по залу. Сенатор опустил взгляд на секретаря и одарил его покровительственной улыбкой, прежде чем продолжить.
– Итак, кое-кто из вас, друзья, приехал на нашу встречу издалека, поэтому я хочу сразу же заверить вас: потраченные на долгий путь усилия не пропадут даром. Ибо сегодня нам предстоит преодолеть рубеж необратимости.
Аудитория восхищенно внимала ему.
– В понедельник, в восемь ноль пять утра, начнут разворачиваться события, итогом которых будет полное разрушение глобального статус-кво и наше восхождение к всемирной власти. Я сейчас говорю о финальном coup de grace…
Ропот предвкушения прошелестел по рядам. Секретарь Миллер внимательно вгляделся в слушателей – сенатор уже сделал их ручными. Блестящий оратор. Нетрудно представить, каков он по телевизору: попеременно запугивающий, вселяющий ужас в сердца аудитории в масштабе всей страны, и тут же, следом, – всепрощающий и великодушный.
Секретарь взглянул на свои часы и, тихонько выскользнув из кресла, прокрался к двери. Никто не обратил на это внимания. Все с замиранием сердца вслушивались в речь сенатора, разворачивающего свой план. Когда Миллер приблизился к двери, здоровенный охранник открыл перед ним дверь, и он вышел в коридор.
Несмотря на свои сомнения по поводу преследования профессора и его коллег, приказ надо было выполнять. Карты профессора по-прежнему не были найдены, и, возможно, кто-то и где-то в данный момент разыскивает их. Пора задействовать агентов в Англии.
10
Доктор фон Дехенд указал на одну из разложенных на столе карт. Кэтрин и Рутерфорд беспомощно глядели на нее – такую истертую, что береговые линии, очертания островов и редкие нити рек были едва различимы.
– Эмпирическое познание Запада походит на огромную плотину, сложенную из великого множества индивидуальных кирпичиков познания, – начал пожилой ученый. – Порой исследователи наталкиваются на такой вот кирпичик, который элементарно не входит, не вписывается в предназначенное ему место. Карта Пири Рейса – та, что сейчас перед нами, – отличный тому пример. Никто – повторяю: никто! – не ведает, как объяснить странные формы «кирпичика», который представляет собой карта Пири Рейса.
Доктор фон Дехенд поправил очки и продолжил:
– Она была изготовлена в Константинополе в тысяча пятьсот тринадцатом году Пири Рейсом, адмиралом турецкого флота, и начертана на коже газели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40