Поэтому даже намеренно сожженные тела могли рассказать о том, что с ними произошло; еще один пример того, как преступники могут потерпеть поражение из-за своей глупости, неосведомленности или невежества.
Или из-за того, другого и третьего вместе.
Однако в данном случае не было и намека на насильственную смерть – более того, все указывало на самоубийство. А согласно статистике, самоубийцы нередко выбирали такой способ сведения счетов с жизнью. Сколь бы чудовищным это ни представлялось Аддисон, она знала, что глубокая депрессия может заставить человека выбрать самую болезненную и невероятную смерть. Самосожжение в автомобиле было одним из подобных способов.
Надо принять какое-то решение.
Теоретически ничто не мешало ей написать, что причина смерти не установлена, однако тогда ее репутация могла непоправимо пострадать. Не исключено, что был бы привлечен другой патологоанатом, возможно, кто-нибудь из враждебно настроенных по отношению к ней коллег. А ни один врач в мире, приглашенный для подтверждения диагноза, не станет трусливо и малодушно прятаться за словом «не установлено». Смерть будет признана либо естественной – с предоставлением соответствующих подтверждений, – либо насильственной, что также будет должным образом обосновано. И это станет приговором ее профессионализму.
Поэтому она должна была принять решение.
И тянуть с этим было нельзя.
Дорога машине явно не нравилась. Когда они добрались до неглубокой долины, которая, если верить карте, называлась Западными угодьями, бачок стеклоомывателя был пуст, боковые окна покрыты коричневой жижей, а сама машина походила на самодвижущийся пирожок из грязи. По дороге их трижды чуть не засосало. Нервы у всех были натянуты до предела; у Фетр потому, что она не сомневалась в критическом отношении Беверли к ее вождению, у Беверли потому, что она действительно была недовольна Фетр. Сорвин же нервничал оттого, что догадывался: все вместе они выглядят не слишком достойно.
Он вышел из машины. Ноги его тут же утонули в высокой траве, и брючины чуть ли не до колен пропитались ледяной водой. На Беверли были кожаные ботинки, которые тоже наверняка намокли, но она ничем не показала этого; и лишь Фетр, облаченная в плотные джинсы и обутая в сапоги на толстой подошве, не пожалела о том, что выбрала в это утро именно такой наряд.
Грошонг в сопровождении невысокого жилистого мужчины брел по долине в нескольких сотнях метров от них. Они заметили, что при их появлении он бросил взгляд в сторону машины, но теперь он всем своим видом показывал, что не намерен торопиться.
– Готова поспорить, что минут пятнадцать назад он получил сообщение от своей секретарши, – спокойно заметила Беверли.
Нечего и говорить, что день выдался холодный, в долине же ветер дул особенно сильно и пронзительно, казалось, принося сюда стужу с сибирских ледников. К тому моменту, когда Грошонг закончил беседовать с егерем, трое полицейских уже готовы были окоченеть. Егерь направился к одному из «лендроверов» и, проходя мимо, окинул вновь прибывших подозрительным взглядом. Забравшись в старый и помятый «лендровер», он повернул ключ зажигания, машина выпустила облако серо-голубого дизельного дыма и неторопливо тронулась по грязной дороге.
Но и после этого Грошонг некоторое время что-то рассматривал в лесу, окаймлявшем долину, и только потом развернулся и медленно направился к ним.
Он натянуто улыбался с таким видом, словно принял стопку стрихнина для согрева.
– Мистер Грошонг, – бодро окликнул его Сорвин.
Крылья носа Грошонга слегка затрепетали, и он глубоко вздохнул. Но по крайней мере он остановился и перестал их игнорировать. Однако этим его готовность к сотрудничеству исчерпывалась.
– Не могли бы мы побеседовать?
– Зачем? – резонно заметил Грошонг.
Сорвин продолжал сохранять бодрое настроение, и лишь его родная мама могла бы заметить, с каким трудом ему это удается.
– Затем, что в машине сгорел человек, и, вполне возможно, это было убийство.
– Ну и что? Я не имею к этому никакого отношения.
– Вы так думаете? Вы не были знакомы с Мойниганом?
С мгновение Грошонг удивленно смотрел на них.
– С Уильямом Мойниганом?
– Вот именно.
– Да, – осторожно ответил Грошонг, не спуская глаз с Сорвина. – По крайней мере, когда-то мы были знакомы.
– Расскажите о нем поподробнее.
Ухмылка Грошонга приобрела более зловещий оттенок.
– А что, это так важно?
– Да. – Теперь напряжение Сорвина заметил бы и его папа.
Грошонг тяжело вздохнул; так обычно вздыхают дети, когда от них требуют, чтобы они не снимали ботинки, не развязав шнурков.
– Несколько лет тому назад он работал в поместье.
– Когда это было?
– Не помню. Лет шесть-семь назад.
– И что он здесь делал?
– Ничего особенного.
– А конкретнее? – нахмурился Сорвин.
– Он делал все, что я ему приказывал, – наклоняясь вперед, ответил Грошонг.
Сорвин замычал, не разжимая губ.
– Нам сказали, что он был вашим заместителем.
Грошонг рассмеялся, однако вряд ли записной комик оценил бы этот смех.
– Правда?
– Иными словами, это не соответствует действительности?
Грошонг несколько оживился и даже начал размахивать рукой.
– Его наняли для того, чтобы он помогал, и он делал то, что ему приказывали. Если я говорил ему, что надо рубить лес, он рубил лес. Если я говорил, что надо вычистить канаву, он чистил канаву.
Они вошли в привычное русло. Однако никто так и не узнал, что собирался сказать Сорвин, потому что в этот момент в разговор вмешалась Беверли:
– А из-за чего вы поссорились?
Грошонг повернулся к ней с непроницаемым видом.
– Прошу прощения?
Но прежде чем Беверли успела раскрыть рот, Сорвин перебил ее, даже не пытаясь скрыть своего раздражения:
– Между вами произошла ссора, и именно поэтому Мойниган покинул поместье. И я хочу знать, чем она была вызвана. – Говоря это Сорвин намеренно подчеркнул интонацией перволичное местоимение.
Грошонг вновь посмотрел на Сорвина, и по его взгляду было трудно определить, что он выражает – презрение или задумчивость.
– Всем и ничем, как любая ссора, – передернул плечами Грошонг.
– И все же мне бы хотелось знать подробности, мистер Грошонг…
Грошонг сделал настолько глубокий вдох, что смог бы втянуть в себя пролетающую мимо муху, если бы на дворе не стояла зима.
– Я не помню. Это было восемь лет назад.
– Восемь? – Сорвин внезапно расплылся в улыбке. – А мне показалось, вы сказали «шесть-семь».
Грошонг смутился, хотя еще мгновение назад казалось, что сбить его с толку невозможно.
– Какая разница? Шесть, семь или восемь. Это было давно.
Сорвин, вероятно, решил, что улыбка ему идет, и продолжил улыбаться.
– И все же из-за чего вы поссорились, мистер Грошонг? Мне бы очень хотелось это знать.
Однако у Беверли сложилось стойкое убеждение, что мистеру Грошонгу хотелось совсем другого. Он вдохнул еще некоторое количество кислорода и ответил:
– Наверное, из-за денег. Все ссоры происходят из-за денег, не так ли?
– А конкретнее?
Грошонг был близок к апоплексическому удару.
– Он хотел, чтобы ему повысили зарплату. – Сорвин промолчал, и Грошонг продолжил: – Ну, в общем, он возомнил себя моим заместителем, как вы и сказали. Начал всем рассказывать, что я без него как без рук. Решил, что я должен платить ему больше.
– Однако у вас было другое мнение на этот счет.
– Признаю, он был умнее многих, и все же его нанимали для того, чтобы он помогал.
– Он возражал, и вы поссорились.
– Он потребовал денег, я сказал, чтобы он проваливал, и он уехал. Вот и все, – подводя итог, произнес Грошонг.
– Значит, особых препирательств по этому поводу не было?
– Нет.
Сорвин сверлил взглядом управляющего, и тот отвечал ему тем же. От этой сцены веяло магическим противостоянием, однако длилась она недолго.
– Мойниган ездил на ярко-красной машине, помните? – спросила Беверли.
Грошонг переключил внимание на Уортон.
– Мы знакомы?
Во взгляде Сорвина промелькнуло недовольство, и он сухо представил Беверли:
– Инспектор Уортон, моя коллега. Потрудитесь ответить на ее вопрос.
Грошонг снова тяжело задышал.
– Да, что-то смутно припоминаю.
– Машина, в которой был найден труп, тоже была красного цвета, – заметил Сорвин.
Грошонг ухмыльнулся.
– Знаете, на свете существует много красных машин.
– Он остановился в Мелбери, и люди видели, как он заезжал в деревню. И вы хотите сказать, что не знали о его возвращении?
– Именно так, – с вызовом ответил Грошонг.
Опровергнуть его утверждение никто из них не мог.
– Значит, вы не знали о том, что он снова здесь объявился? – повторил Сорвин.
– Нет.
– И соответственно, вы не знаете, зачем он вернулся?
– Нет.
– Он не обращался к вам с просьбой устроить его на работу?
– Нет.
Теперь Грошонг полностью владел ситуацией. И Сорвин решил, что у него нет причин и дальше подвергаться переохлаждению.
– Ну, думаю, на сегодня достаточно. – Он бросил взгляд на Беверли, которая не отрываясь смотрела на управляющего, словно пытаясь проникнуть в глубь его души. – Спасибо, что уделили нам время, мистер Грошонг, – продолжил Сорвин.
Грошонг, не говоря ни слова, развернулся и широким шагом двинулся по высокой мокрой траве к своему «лендроверу».
Сорвин глубоко вздохнул.
– Ну и что ты думаешь?
– Он лжет, – уверенно ответила Беверли.
– В какой части?
– В той, которая касается ссоры с Мойниганом. А возможно, он и о его приезде знал. И тогда он по меньшей мере должен был догадаться, чья это машина полыхает, как римская свеча.
– А ты что скажешь? – спросил Сорвин, поворачиваясь к Фетр.
– Я тоже так думаю. Он знает больше, чем говорит, – промолвила Фетр с таким выражением лица, словно ей совершенно не нравилось совпадение ее точки зрения с мнением Беверли. – Но у нас нет доказательств.
– Да, знаю, – вздохнул Сорвин, направляясь к машине. Фетр и Беверли последовали за ним. Обратный путь в Ньюфорд они проделали молча. Когда они уже подъезжали к участку, Сорвин заметил, обращаясь к Фетр:
– Возвращайся в Вестерхэм и расспроси местных жителей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь Мойнигана вместе с Грошонгом. Попробуй выяснить, не знает ли кто обстоятельств отъезда Мойнигана. Поговори с Майклом Блумом на заправке. Он знал Мойнигана и был в курсе его ссоры с Грошонгом. Надо выудить у него все подробности. – Когда они с Беверли уже вышли из машины и двинулись к участку, Сорвин тихо произнес: – Больше так не делай.
– О чем ты?
Они вошли в общую комнату, где Холт, сидевший за столом, пил чай из кружки, оповещавшей окружающих, что он является лучшим любовником Соединенного Королевства. Однако у Беверли эта претензия вызывала некоторые сомнения. Сорвин молча прошел в свой кабинет и, пропустив Уортон вперед, закрыл за собой дверь.
– Это мое расследование, – заметил он, садясь за стол. – Я готов смириться с твоим присутствием, но только в том случае, если ты будешь держать свои вопросы при себе.
Брови Беверли поползли вверх. Обычно, говоря подобное Беверли Уортон, люди очень быстро начинали жалеть о своих словах, но в данный момент она находилась в очень шатком положении.
– Извини, Эндрю, – сказала она тихим, чуть хрипловатым голосом, опустив голову и улыбнувшись. – Но ты же знаешь, как это бывает. – Она вскинула глаза, не переставая улыбаться. – Иногда бывает трудно сдержаться, особенно когда знаешь, что тебе лгут.
Сорвин вдруг заметил, какие у нее огромные глаза и яркие губы, и мгновенно погрузился в прошлое. Он вспомнил, как потрясал его вид Беверли, как ему казалось, что она вся соткана из соблазнов.
– Да, знаю. – Он тоже улыбнулся.
Впрочем, она не обратила на это внимания.
– Ты совершенно прав. Обещаю впредь вести себя лучше.
Это обещание каким-то образом намекало, что она может вести себя очень плохо – настолько плохо, насколько этого захочется Сорвину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54