– За последнюю неделю у нас произошло три убийства, плюс серийный отравитель, поэтому ваше дело, в котором, возможно, и нет криминальной составляющей, не может быть для нас приоритетным.
– Да, конечно.
В распоряжение Фетр был предоставлен маленький кабинет, но вряд ли она могла что-либо возразить против этого. Ей оставалось лишь вяло поддакивать, и Аарон это вполне устраивало.
– Если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти.
– Спасибо.
Фетр так и не узнала, где можно перекусить и где находится уборная, но ей почему-то не хотелось задавать эти вопросы инспектору Аарон. Однако та еще не закончила:
– Я не возражаю, если вы будете заниматься розысками и опрашивать людей, но, если вам удастся что-нибудь обнаружить, вы прежде всего должны будете сообщить об этом мне. В конце концов, вы здесь в гостях, констебль, и я надеюсь, что вы будете играть по правилам.
– Да, конечно.
Еще несколько мгновений Аарон пристально смотрела на Фетр, словно пытаясь определить, не бросает ли та ей вызов, затем вышла за дверь.
Оставшись в одиночестве, Фетр огляделась и только в этот момент осознала, что осталась одна в чужом городе без друзей и знакомых. И то, что она сидела в пустом кабинете, лишенном всякого намека на личность прежнего владельца, лишь усугубляло ее отчаяние.
И хотя у нее не было поводов для ревности, она никак не могла избавиться от этого чувства. Но возможно, ее командировка в Лестер действительно объясняется интересами дела? И возможно, она напрасно сразу начала относиться к Беверли Уортон как к своей сопернице. Да и почему, собственно, она так волнуется из-за того, что Сорвин остался с Бервели, как будто она – его мать, а он – маленький ребенок? Она ведь знает, что Сорвин в свое время был влюблен в Беверли – он сам когда-то шутливо рассказывал ей об этом, – почему же она так нервничает? Неужто она опасается, что эта страсть может вспыхнуть снова?
А если и вспыхнет, что с того? Сорвин – взрослый мужчина, и она не имеет на него никаких прав. Их взаимоотношения только-только зародились и еще не успели устояться. Он даже ни разу не сказал, что любит ее. Так какое право она имеет возражать?
И все же ей не удавалось убедить себя в этом. Возможно, она и не знала Беверли Уортон, но она очень хорошо знала этот тип женщин и понимала, что имеет дело с классической акулой, которая использует постель для достижения своих личных целей. Скорее всего, Беверли вообще неспособна любить кого бы то ни было, а может лишь имитировать любовь, как, вероятно, имитирует свой оргазм. И если ей вздумается трахнуть Эндрю Сорвина, она сделает это из каких-то сугубо корыстных целей…
Что, в свою очередь, заставляло задуматься о другом. Почему, собственно, Беверли Уортон так интересуется Уильямом Мойниганом и его вещами? Салли была неглупа и быстро сообразила, что поспешное прибытие Уортон – отнюдь не случайность. А несколько телефонных звонков лишь утвердили ее в мысли, что приговор, вынесенный Джереми Итон-Лэмберту, был по меньшей мере преждевременным.
Салли Фетр была юна, но отнюдь не наивна. И ей хватало ума, чтобы понять, почему Беверли Уортон хочет иметь инспектора Сорвина на своей стороне.
Она отвлеклась от своих размышлений и поняла, что находится все в том же чужом кабинете, в чужом ей, незнакомом городе. Судя по всему, и Новый год ей предстояло встретить здесь же.
Счастливого Нового года.
– Ну и что, тебе нравится?
– Ты спрашиваешь только потому, что тебе самому не нравится.
Уставший и замерзший Айзенменгер чувствовал, что с него довольно этой прогулки по зимнему поместью. Ему казалось, что он идет уже несколько недель, и он не удивился бы, если бы в просвете между холмами вдруг засинел океан, хотя и знал, что ближайшее побережье находится в девяноста километрах от Вестерхэма. Он был весь исцарапан колючими кустами, которые, даже находясь в зимней спячке, отнюдь не утратили своей кровожадности. Дважды он провалился в грязную жижу и трижды падал на четвереньки, спотыкаясь о выступавшие корни.
Неудивительно, что он чувствовал себя обессиленным.
– Далеко еще?
Этот вопрос заставил Елену рассмеяться. И звук ее смеха зазвенел по лесу, хотя его и приглушила царившая вокруг сырость.
– Ты говоришь как ребенок, – заметила она.
– Премного благодарен.
Елена шла метрах в пяти впереди Айзенменгера. Она тоже тяжело дышала, но, судя по ее движениям, получала гораздо большее удовольствие от этой прогулки.
– Мы уже почти пришли… – крикнула она, оборачиваясь.
– Слава тебе господи.
– Только, к сожалению, дальше дорога будет уходить вверх гораздо круче.
– Замечательно. – Айзенменгеру казалось, что они карабкаются в гору уже несколько часов, и он был готов к тому, что с минуты на минуту у него начнется кислородное голодание.
Елена остановилась и принюхалась; лицо ее порозовело, глаза заблестели. И несмотря на свое ворчание, Айзенменгер был счастлив увидеть это. «Наконец-то к ней стали возвращаться силы», – подумал он.
Когда он поравнялся с ней, Елена пояснила:
– Хирург сказал, что пешие прогулки лучше всего восстанавливают силы.
– Конечно, – улыбнулся Айзенменгер.
– К тому же я хочу еще раз полюбоваться этим видом. Здесь очень красиво, правда? Я совсем забыла, как здесь хорошо.
– И пустынно, – кивнул Айзенменгер. – Просто поразительно. Мы вроде бы не так далеко отошли от замка, а кажется, что мы оказались в другой стране, которой еще не коснулась цивилизация.
– Почему же у тебя такой несчастный вид? – Елена протянула Айзенменгеру руку, и они продолжили подниматься к вершине холма. Впереди то и дело вспархивали птицы, разлетавшиеся в разные стороны между сухих пожухлых листьев.
Прошло еще полчаса, и они вышли к уходившей вниз долине Стариковской Печали. Облачность здесь была гуще, так что солнце лишь тускло проглядывало сквозь дымку, напоминая размазанный яичный желток. Воздух был пропитан мелкой изморосью, которую то и дело сдувал в сторону незатихающий здесь ветер.
Они прошли еще немного, постоянно идя в гору, а потом Елена предложила остановиться. Айзенменгер видел, что теперь и она устала, но это была здоровая усталость. Тропинку перегораживало огромное упавшее дерево, и они опустились на его ствол и повернулись к расстилавшемуся вокруг роскошному лесу.
Елена была так закутана, что Айзенменгер не сразу заметил, как она дрожит. Они сидели уже сорок минут, полностью отдавшись тишине и покою. Айзенменгер тоже начал ощущать, как внутрь него просачивается холод, а ноги у него и вовсе закоченели.
– Пойдем. Пора, – промолвил он, вставая и протягивая Елене руку.
Она не стала возражать и оперлась на него. Они двинулись по высокой мокрой траве, внутренне радуясь, что большую часть обратной дороги им придется спускаться, а не подниматься. Слева от них над низинкой, в которой, по словам Грошонга, повесился старик, кружили вороны.
– Интересно, что их так взбудоражило?
– Наверное, мертвая овца, – пожала плечами Елена.
Они двинулись дальше, а вороны продолжили кружить, оглашая окрестности хриплыми криками.
– Вчера здесь не было никаких овец, – опустив голову, заметил Айзенменгер. – И сегодня их не видно.
– Ну и что?
– Так откуда здесь взяться дохлой овце?
– Не знаю, – устало выдохнула Елена. – Может, отбилась от стада.
– Далековато же она ушла, учитывая, что поблизости не видно ни одного стада.
– А может, это и не овца, – уже не скрывая раздражения, ответила Елена. – Может, это кролик или еще кто-нибудь…
Однако Айзенменгера это не успокоило, и он двинулся в низину, чтобы самостоятельно все выяснить.
– Джон? – окликнула она его.
Но он не отозвался. И Елена, бормоча себе что-то под нос, двинулась следом за ним. Айзенменгер передвигался широкими шагами, и ей пришлось чуть ли не бегом догонять его, так что поравнялись они, лишь достигнув кромки, за которой начиналась низина. Айзенменгер остановился и, нахмурившись, уставился вниз.
В центре низины виднелось нечто напоминавшее вздувшееся серое одеяло, наброшенное на небольшой холмик, вокруг которого и прыгали вороны.
– Что это? Валун?
Но Айзенменгер опять не ответил и начал спускаться вниз, распугивая ворон. Елена осталась стоять наверху. Она видела, как он добрался до холмика и склонился над ним.
– Ну и что там?
Айзенменгер поднялся, не отводя взгляда от холмика. Затем он медленно повернулся, обводя глазами местность, словно пытаясь ее запомнить. Он дважды повернулся вокруг собственной оси и лишь после этого направился обратно. Елена заметила, что он идет очень осторожно, ступая по следам, которые оставил спускаясь. И, лишь добравшись до Елены, Айзенменгер поднял на нее взгляд.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Да, – улыбнулся он. – Чего не скажешь о бедолаге, который лежит внизу.
Джексон принял сообщение, занес сведения в журнал и перезвонил Сорвину.
– У меня тело, – сообщил он, как будто раньше об этом никто не догадывался. Он произнес это настолько беззаботным тоном, словно речь шла о похищении нижнего белья, вывешенного на просушку на заднем дворе богадельни.
Однако Сорвин отреагировал на это менее спокойно.
– Труп?
– Да. На Стариковской Печали.
– Это на территории поместья?
– Как раз на северной его границе.
Сорвин перезвонил Таннеру, но, выяснив, что суперинтенданта нет на месте, набрал номер Сайма.
– Хорошо. Значит, сейчас мы с Фетр отправимся на место…
– Фетр в Лестере, сэр.
– Да? Я полагал, что туда поехала Уортон.
– Я решил, что разумнее послать туда Фетр, – без малейших колебаний ответил Сорвин. – Ей нужно набираться опыта, а надежд на то, что в Лестере обнаружится что-нибудь существенное, мало. Профессионализм Уортон может потребоваться нам здесь, особенно в свете последних новостей.
Сайм одобрительно просопел в ответ и повесил трубку.
Беверли Уортон предоставили пустой маленький кабинет где-то на задворках участка. И ее раздражение, вызванное этой высылкой на окраину, лишь отчасти компенсировалось сознанием того, что Сорвин, по крайней мере, не посадил ее за стол рядом с Фетр и другими младшими чинами. Когда Сорвин вошел в ее кабинет, она перелистывала документы, касавшиеся гибели Мойнигана; другая, гораздо более внушительная стопка папок, посвященных делу Итон-Лэмберта, громоздилась на полу.
– Поехали, – промолвил Сорвин. – Может, это ерунда, но на Печали найден труп.
– На печали?
– На Стариковской Печали. Это прогалина неподалеку от Вестерхэма.
Беверли сразу уловила, сколь важным это может оказаться, встала, сняла с крючка на стене черное шерстяное пальто и вышла следом за Сорвином.
Они сели в полицейский «лендровер» и двинулись к месту происшествия. Путешествие к Стариковской Печали оказалось куда более напряженным и захватывающим, нежели поездка по улицам города. Уже лес весьма радовал взгляд, а раздолье и красота пустоши произвели впечатление даже на Беверли, привыкшую к серым геометрическим фигурам. Они оставили машину рядом с другими четырьмя «лендроверами», стоявшими метрах в пятидесяти от низины, в которой уже находились пять полицейских, два фельдшера и еще две очень знакомые фигуры.
Черт побери.
– Сэр?
Сайм повернулся к Беверли. Сильные порывы ветра то утихали, то вновь с завыванием обрушивались на людей.
– Что?
– Видите эту женщину? В гражданском.
Сайм кинул взгляд на Елену и снова перевел его на Беверли.
– Ну и что?
Беверли знала, что рано или поздно это произойдет, но надеялась, что это случится не так скоро.
– Я с ней знакома, – помедлив, ответила она.
– Да? Каким образом?
Беверли взглянула на Сорвина, который имел совершенно безучастный вид, и принялась объяснять, кто такая Елена и почему она испытывает к ней неприязнь.
– Она ведет себя как одержимая и на протяжении уже нескольких лет выдвигает против меня какие-то дикие обвинения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54