Когда-то отец подарил их мне.
- И вы отдали! - ахнула Галина.
- Сменяла на стереомаг и десяток кассет с модными записями.
- Да вы знаете, сколько стоят эти книги! - не могла успокоиться
Галина.
- Теперь знаю: Паша объяснил так же, как и то, что я - дура.
- Боков не упоминал о средневековых лечебниках?
- Упоминал. Но, во-первых, эти лечебники куда-то запропастились, а
во-вторых, папа завещал их институту, и я в любом случае не продала бы их.
- Как вы думаете, куда они могли исчезнуть?
- Не знаю. Когда папа умер, а он умер дома, - у нас перебывали сотни
людей. Все могло случиться, нам тогда было не до книг.
- Какие еще книги завещал Матвей Петрович институту?
- Он много книг завещал. Когда ему стало совсем плохо, он позвал меня
и Пашу, продиктовал список книг, которые следовало передать институту.
Паша составлял список, а я брала со стеллажей книги, которые называл папа,
и складывала их в шкаф.
- Не помните, какого числа это было?
- Это было в день его рождения - 14 декабря. Как раз пришел Толик
поздравить его и принес в подарок этот самый трижды неладный "Канон". Папе
было приятно, хотя у него был "Канон" ташкентского издания, что я
показывала вам. Но книге, которую принес Толик, папа обрадовался, как
ребенок: обнял, поцеловал Толика, велел Надежде Семеновне принести в
кабинет - он лежал там - чай, пирог...
Этот эпизод объяснял многое. Но Ларисе было нелегко вспоминать о
последних днях отца - на глазах у нее навернулись слезы - и Галина
перевела разговор на другое.
- После драки на автостоянке вы виделись с Боковым?
Девушка снова подтянула колени к подбородку, ткнулась в них лицом,
сказала, не поднимая головы:
- Он позвонил 1-го июля, сказал, что Толик умер, и теперь дело
осложнится: будут судить не только Пашу, но и меня.
- Это он сказал, что вас должны арестовать?
- Он.
- И посоветовал уйти из дому?
- Пока он не уладит все. Намекнул, что у него есть знакомый в
милиции, который обещал помочь. Но это не так-то просто и надо где-то
перебыть день-два.
- Он сказал об этом тогда же - 1-го июля?
- Он звонил еще раз: сегодня где-то около часа дня.
- И посоветовал что говорить, если вас все-таки задержат?
Лариса промолчала.
- А каким образом он узнал о том, что произошло у ресторана? - не
отступала Галина.
- Об этом уже весь город знает!
- И все-таки?
- Я не говорила ему.
- Он ставил какие-то условия?
- Я сама сказала, что если он уладит это дело, я отдам ему все
оставшиеся у нас книги...
В гостиной снова зазвонил телефон. Лариса вышла, не прикрыв за собой
двери. Говорила достаточно громко, и Галина поняла, что она разговаривает
с Надеждой Семеновной. Судя по всему, разговор шел о Новицком.
- Не звонил... Не знаю... Спрашивала, он тоже не знает... Я волнуюсь
не меньше вашего... Ушла на дежурство... Несколько раз звонил какой-то
тип... Вам типы не звонят? Значит, он ошибся номером...
На кухню Лариса вернулась сердитая: убирая со стола, загремела
посудой, пнула ногой подвернувшийся под ногу табурет. Чтобы отвлечь ее от
невеселых мыслей, Галина спросила первое, что пришло в голову:
- Почему вечером 28-го вы поехали с Новицким в "Сосновый бор"? Был
какой-то повод?
Лариса испытывающе посмотрела на нее, но ничего, кроме участливого
интереса, не прочитала в глазах Галины.
- В тот день у Паши была сложная операция, - надев передник и открыв
краны посудомойки, начала рассказывать Лариса. - На третьем часу у
больного остановилось сердце. Вы не знаете, что это такое, а я знаю - отец
рассказывал, в его практике бывали такие случаи. Тут может быть два
исхода: либо хирург растеряется, запаникует и тогда больному конец, либо
до конца выложится хирург, и тогда у больного появится какой-то шанс. Так
вот, Пашин больной остался жив... Мне сказали, что Паша пошел на сложную
операцию, и я переживала за него: каждые полчаса звонила в клинику. Как
только кончилась операция, он сам позвонил мне, сказал, что страшно устал
и хочет поехать куда-нибудь за город, где потише и где можно выпить
чашечку кофе - он очень любит кофе, послушать человеческую музыку - он
терпеть не может модные какофонии. Я посоветовала поехать в "Сосновый
бор", где уже бывала. Он предложил составить ему компанию. Я согласилась.
- Вы говорили, что перед тем, как Новицкий заехал за вами, он
встретил Толика.
- Толик был под градусом, и Паша не стал с ним объясняться - он
терпеть не может пьяных. Сел в машину, поехал за мной. Что было потом, вы
уже знаете.
- Почему вы поспешили уехать с места происшествия?
- Паша, как вам известно, был ранен: нож задел плечевую артерию,
кровь лила ручьем. Надеюсь, вы не считаете, что в таком состоянии он
должен был ожидать, пока ваши сотрудники составят протокол?
- Но вы не обратились в медпункт.
- А что сумел бы дежурный фельдшер? Наложить жгут и вызвать "скорую"?
Жгут я наложила не хуже фельдшера, и до травматологии доехала быстрее
"скорой".
- Значит, все-таки обратились в медицинское учреждение?
- В областную больницу, где круглосуточно дежурят опытные хирурги...
Рану ему обработал его товарищ. Он уговаривал Пашу лечь, но тот не
согласился.
- Что было потом?
- Паша заехал к нам, переоделся - часть своих вещей он держит у нас.
Взял свою сумку и ушел, хотя ему надо было лежать как минимум неделю.
- Вы не пытались его остановить?
- Пыталась, но... - Лариса безнадежно махнула рукой.
- Он воспользовался вашей машиной?
- Нашей машиной, - поправила ее Лариса. - Да, он уехал на ней.
Позвонил товарищу, тот пришел, увез его.
- Куда?
- Он не сказал.
- А товарищ?
- Товарищ есть товарищ. Паша не велел ему говорить.
- Почему?
Лариса неопределенно повела плечами.
- И Надежда Семеновна не знает, где он?
- Нет.
- Как думаете, куда он мог податься?
- Мало ли что я думаю! - насупилась Лариса.
- И все-таки?
- Об этом вам лучше спросить Тамару. Хотя сейчас вряд ли...
Послушайте, Галина Архиповна, не выворачивайте меня наизнанку!
Галина уже собиралась уходить, когда пришла Надежда Семеновна. Она
открыла дверь своим ключом, заглянула в комнату падчерицы, вежливо
улыбнулась Галине, позвала Ларису, увела ее в гостиную.
Лариса отсутствовала недолго, вернулась минут через пять.
- Паша приехал, - взволнованно сказала она. - Оказывается, все эти
дни он был на горно-лыжной базе и не знал, что Толик умер. А сегодня утром
позвонил Инне Антоновне, и она сказала ему. Он сразу приехал и сразу пошел
к вам... в милицию.
У нее задрожали губы, и она с надеждой посмотрела на Галину:
- Вы сказала правду: его не арестуют?
- Его не арестуют, - успокоила ее Галина. - Тем более, что он явился
сам.
- Надежде Семеновне тоже так сказали. Но она не верит, волнуется. Он
приехал еще днем и до сих пор находится там, у вас.
- Я сейчас поеду в Управление, выясню и позвоню вам, - заторопилась
Галина.
Она была рада, что события повернулись таким образом - Новицкий
явился сам. Теперь все должно выясниться, а возможно, и утрястись.
Откровенно говоря, она хотела, чтобы все утряслось - нашло свое
объяснение, а еще лучше - оправдание в этой печальной, но очень уж
необычной истории, в которой столкнулись на крутом повороте столь разные
характеры, взгляды, устремления. Но ее надеждам не суждено было сбыться -
не все действующие лица этой истории могли быть оправданы. К тому же сама
история не была закончена: скрытые пружины, что двигали ее, не утратили
своего завода...
От Яворских Галина вышла в половине девятого - время она отметила
машинально. Думала, как поскорее добраться до Управления - доложить
Ляшенко о своей беседе с Ларисой, ряд аспектов которой представлял
несомненный интерес, заодно взглянуть на Новицкого (какой он из себя?) и,
если предоставится возможность, высказать ему все, что думает о нем (с
дозволения Ляшенко, разумеется).
Занятая своими мыслями, она не обратила внимания на двух мужчин,
которых встретила на лестничной площадке второго этажа. Заметила только,
что один из них брюнет, выше среднего роста, с правильными чертами
холеного лица, был одет в хорошо пошитый песочного цвета костюм, второй -
плотный, коренастый, с неопределенным цветом редких волос, был не так
элегантен, как первый: его потертая замшевая куртка едва сходилась на
вздутом животе, с которого сползали изрядно помятые брюки. У первого
мужчины в руке был дорогой портфель из крокодиловой кожи.
Мужчины тоже не обратили на Галину внимания. Впрочем, элегантный
брюнет посторонился, уступая ей дорогу.
Только спустившись вниз, Галина сообразила, что мужчины поднялись на
третий этаж, где как-то разом стихли их шаги и где находилась квартира
Яворских. Отметив это, Галина насторожилась, отступила в глубь подъезда,
напрягла слух. Минуту-другую сверху не доносилось ни звука: тишину
подъезда нарушали лишь ворчание проносившихся мимо дома автомобилей, да
пробивающийся через двери квартиры задорный голос Аллы Пугачевой:
"Все могут короли, все могут короли..."
Галина решила, что ей, должно быть, почудилось, и те двое вошли в
какую-то другую квартиру, когда с площадки третьего этажа в узкую щель
лестничной клетки просыпался двухголосый шепот:
- Ушла. Тебе показалось...
- Я крещусь, когда мне кажется. Видел я эту девку на кладбище. Из
лягавых она...
- Не выдумывай. Давай звони, пока никого нет...
У Галины екнуло сердце. Это к Яворским! А брюнет в песочном костюме,
несомненно, - Боков. Как она сразу не сообразила! Это надо было предвидеть
- Донат Боков не из тех людей, которые действуют наобум, и, если он после
разговора с доктором Билан обратился к Надежде Семеновне, то очевидно,
знал наверняка, что инкунабулы остались в доме Яворских. Все решилось еще
днем, когда он потерял последнюю надежду заполучить по-хорошему то,
главное, к чему стремилась его алчная душа: "Канон" и "Картинки" лишь
разожгли его аппетит. И вот пошел на крайность. Поверить в это было
нелегко - все-таки врач, ассистент клиники. Но в этом была своя логика.
Нечестность не имеет правил: спекулянт, мошенник в определенных ситуациях
не остановится перед воровством и даже перед ограблением. Тут дело не в
принципе - в куше, который манит, да еще, пожалуй, в степени риска. Боков
посчитал, что инкунабулы Яворского стоят любого риска, все остальное было
для него непринципиально. Он считал, что Новицкого нет в городе, Анна
Семеновна на дежурстве, Лариса, напуганная угрозой ареста, ушла к подруге.
Лучшего момента нельзя было представить...
Галина не слышала звонка, щелканья замков, до нее донесся лишь
хрипловатый мужской голос:
- Я понимаю... Понимаю - спит. Но у меня посылочка от ее брата Романа
Семеновича из Киева. Позвольте занесу, оставлю...
Говорил не Боков - мужчина в замшевой куртке. Это было ясно потому,
что говорил он с Ларисой. Куда подевался Боков? Отпрянул в сторону,
прижался к стене, едва услышав голос своей бывшей невесты? Что-то не
похоже на растерянность, испуг - уж больно гладко звучит "легенда" о
посылке. Да и сама посылка может быть только в портфеле, который перед
этим нес Боков. Значит, портфель он передал сообщнику, а сам спрятался. Он
предусмотрел, что Лариса может не послушать его совета и остаться дома: не
случайно же прихватил с собой коренастого...
- Вы не беспокойтесь: я на минутку, - прохрипел наверху коренастый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
- И вы отдали! - ахнула Галина.
- Сменяла на стереомаг и десяток кассет с модными записями.
- Да вы знаете, сколько стоят эти книги! - не могла успокоиться
Галина.
- Теперь знаю: Паша объяснил так же, как и то, что я - дура.
- Боков не упоминал о средневековых лечебниках?
- Упоминал. Но, во-первых, эти лечебники куда-то запропастились, а
во-вторых, папа завещал их институту, и я в любом случае не продала бы их.
- Как вы думаете, куда они могли исчезнуть?
- Не знаю. Когда папа умер, а он умер дома, - у нас перебывали сотни
людей. Все могло случиться, нам тогда было не до книг.
- Какие еще книги завещал Матвей Петрович институту?
- Он много книг завещал. Когда ему стало совсем плохо, он позвал меня
и Пашу, продиктовал список книг, которые следовало передать институту.
Паша составлял список, а я брала со стеллажей книги, которые называл папа,
и складывала их в шкаф.
- Не помните, какого числа это было?
- Это было в день его рождения - 14 декабря. Как раз пришел Толик
поздравить его и принес в подарок этот самый трижды неладный "Канон". Папе
было приятно, хотя у него был "Канон" ташкентского издания, что я
показывала вам. Но книге, которую принес Толик, папа обрадовался, как
ребенок: обнял, поцеловал Толика, велел Надежде Семеновне принести в
кабинет - он лежал там - чай, пирог...
Этот эпизод объяснял многое. Но Ларисе было нелегко вспоминать о
последних днях отца - на глазах у нее навернулись слезы - и Галина
перевела разговор на другое.
- После драки на автостоянке вы виделись с Боковым?
Девушка снова подтянула колени к подбородку, ткнулась в них лицом,
сказала, не поднимая головы:
- Он позвонил 1-го июля, сказал, что Толик умер, и теперь дело
осложнится: будут судить не только Пашу, но и меня.
- Это он сказал, что вас должны арестовать?
- Он.
- И посоветовал уйти из дому?
- Пока он не уладит все. Намекнул, что у него есть знакомый в
милиции, который обещал помочь. Но это не так-то просто и надо где-то
перебыть день-два.
- Он сказал об этом тогда же - 1-го июля?
- Он звонил еще раз: сегодня где-то около часа дня.
- И посоветовал что говорить, если вас все-таки задержат?
Лариса промолчала.
- А каким образом он узнал о том, что произошло у ресторана? - не
отступала Галина.
- Об этом уже весь город знает!
- И все-таки?
- Я не говорила ему.
- Он ставил какие-то условия?
- Я сама сказала, что если он уладит это дело, я отдам ему все
оставшиеся у нас книги...
В гостиной снова зазвонил телефон. Лариса вышла, не прикрыв за собой
двери. Говорила достаточно громко, и Галина поняла, что она разговаривает
с Надеждой Семеновной. Судя по всему, разговор шел о Новицком.
- Не звонил... Не знаю... Спрашивала, он тоже не знает... Я волнуюсь
не меньше вашего... Ушла на дежурство... Несколько раз звонил какой-то
тип... Вам типы не звонят? Значит, он ошибся номером...
На кухню Лариса вернулась сердитая: убирая со стола, загремела
посудой, пнула ногой подвернувшийся под ногу табурет. Чтобы отвлечь ее от
невеселых мыслей, Галина спросила первое, что пришло в голову:
- Почему вечером 28-го вы поехали с Новицким в "Сосновый бор"? Был
какой-то повод?
Лариса испытывающе посмотрела на нее, но ничего, кроме участливого
интереса, не прочитала в глазах Галины.
- В тот день у Паши была сложная операция, - надев передник и открыв
краны посудомойки, начала рассказывать Лариса. - На третьем часу у
больного остановилось сердце. Вы не знаете, что это такое, а я знаю - отец
рассказывал, в его практике бывали такие случаи. Тут может быть два
исхода: либо хирург растеряется, запаникует и тогда больному конец, либо
до конца выложится хирург, и тогда у больного появится какой-то шанс. Так
вот, Пашин больной остался жив... Мне сказали, что Паша пошел на сложную
операцию, и я переживала за него: каждые полчаса звонила в клинику. Как
только кончилась операция, он сам позвонил мне, сказал, что страшно устал
и хочет поехать куда-нибудь за город, где потише и где можно выпить
чашечку кофе - он очень любит кофе, послушать человеческую музыку - он
терпеть не может модные какофонии. Я посоветовала поехать в "Сосновый
бор", где уже бывала. Он предложил составить ему компанию. Я согласилась.
- Вы говорили, что перед тем, как Новицкий заехал за вами, он
встретил Толика.
- Толик был под градусом, и Паша не стал с ним объясняться - он
терпеть не может пьяных. Сел в машину, поехал за мной. Что было потом, вы
уже знаете.
- Почему вы поспешили уехать с места происшествия?
- Паша, как вам известно, был ранен: нож задел плечевую артерию,
кровь лила ручьем. Надеюсь, вы не считаете, что в таком состоянии он
должен был ожидать, пока ваши сотрудники составят протокол?
- Но вы не обратились в медпункт.
- А что сумел бы дежурный фельдшер? Наложить жгут и вызвать "скорую"?
Жгут я наложила не хуже фельдшера, и до травматологии доехала быстрее
"скорой".
- Значит, все-таки обратились в медицинское учреждение?
- В областную больницу, где круглосуточно дежурят опытные хирурги...
Рану ему обработал его товарищ. Он уговаривал Пашу лечь, но тот не
согласился.
- Что было потом?
- Паша заехал к нам, переоделся - часть своих вещей он держит у нас.
Взял свою сумку и ушел, хотя ему надо было лежать как минимум неделю.
- Вы не пытались его остановить?
- Пыталась, но... - Лариса безнадежно махнула рукой.
- Он воспользовался вашей машиной?
- Нашей машиной, - поправила ее Лариса. - Да, он уехал на ней.
Позвонил товарищу, тот пришел, увез его.
- Куда?
- Он не сказал.
- А товарищ?
- Товарищ есть товарищ. Паша не велел ему говорить.
- Почему?
Лариса неопределенно повела плечами.
- И Надежда Семеновна не знает, где он?
- Нет.
- Как думаете, куда он мог податься?
- Мало ли что я думаю! - насупилась Лариса.
- И все-таки?
- Об этом вам лучше спросить Тамару. Хотя сейчас вряд ли...
Послушайте, Галина Архиповна, не выворачивайте меня наизнанку!
Галина уже собиралась уходить, когда пришла Надежда Семеновна. Она
открыла дверь своим ключом, заглянула в комнату падчерицы, вежливо
улыбнулась Галине, позвала Ларису, увела ее в гостиную.
Лариса отсутствовала недолго, вернулась минут через пять.
- Паша приехал, - взволнованно сказала она. - Оказывается, все эти
дни он был на горно-лыжной базе и не знал, что Толик умер. А сегодня утром
позвонил Инне Антоновне, и она сказала ему. Он сразу приехал и сразу пошел
к вам... в милицию.
У нее задрожали губы, и она с надеждой посмотрела на Галину:
- Вы сказала правду: его не арестуют?
- Его не арестуют, - успокоила ее Галина. - Тем более, что он явился
сам.
- Надежде Семеновне тоже так сказали. Но она не верит, волнуется. Он
приехал еще днем и до сих пор находится там, у вас.
- Я сейчас поеду в Управление, выясню и позвоню вам, - заторопилась
Галина.
Она была рада, что события повернулись таким образом - Новицкий
явился сам. Теперь все должно выясниться, а возможно, и утрястись.
Откровенно говоря, она хотела, чтобы все утряслось - нашло свое
объяснение, а еще лучше - оправдание в этой печальной, но очень уж
необычной истории, в которой столкнулись на крутом повороте столь разные
характеры, взгляды, устремления. Но ее надеждам не суждено было сбыться -
не все действующие лица этой истории могли быть оправданы. К тому же сама
история не была закончена: скрытые пружины, что двигали ее, не утратили
своего завода...
От Яворских Галина вышла в половине девятого - время она отметила
машинально. Думала, как поскорее добраться до Управления - доложить
Ляшенко о своей беседе с Ларисой, ряд аспектов которой представлял
несомненный интерес, заодно взглянуть на Новицкого (какой он из себя?) и,
если предоставится возможность, высказать ему все, что думает о нем (с
дозволения Ляшенко, разумеется).
Занятая своими мыслями, она не обратила внимания на двух мужчин,
которых встретила на лестничной площадке второго этажа. Заметила только,
что один из них брюнет, выше среднего роста, с правильными чертами
холеного лица, был одет в хорошо пошитый песочного цвета костюм, второй -
плотный, коренастый, с неопределенным цветом редких волос, был не так
элегантен, как первый: его потертая замшевая куртка едва сходилась на
вздутом животе, с которого сползали изрядно помятые брюки. У первого
мужчины в руке был дорогой портфель из крокодиловой кожи.
Мужчины тоже не обратили на Галину внимания. Впрочем, элегантный
брюнет посторонился, уступая ей дорогу.
Только спустившись вниз, Галина сообразила, что мужчины поднялись на
третий этаж, где как-то разом стихли их шаги и где находилась квартира
Яворских. Отметив это, Галина насторожилась, отступила в глубь подъезда,
напрягла слух. Минуту-другую сверху не доносилось ни звука: тишину
подъезда нарушали лишь ворчание проносившихся мимо дома автомобилей, да
пробивающийся через двери квартиры задорный голос Аллы Пугачевой:
"Все могут короли, все могут короли..."
Галина решила, что ей, должно быть, почудилось, и те двое вошли в
какую-то другую квартиру, когда с площадки третьего этажа в узкую щель
лестничной клетки просыпался двухголосый шепот:
- Ушла. Тебе показалось...
- Я крещусь, когда мне кажется. Видел я эту девку на кладбище. Из
лягавых она...
- Не выдумывай. Давай звони, пока никого нет...
У Галины екнуло сердце. Это к Яворским! А брюнет в песочном костюме,
несомненно, - Боков. Как она сразу не сообразила! Это надо было предвидеть
- Донат Боков не из тех людей, которые действуют наобум, и, если он после
разговора с доктором Билан обратился к Надежде Семеновне, то очевидно,
знал наверняка, что инкунабулы остались в доме Яворских. Все решилось еще
днем, когда он потерял последнюю надежду заполучить по-хорошему то,
главное, к чему стремилась его алчная душа: "Канон" и "Картинки" лишь
разожгли его аппетит. И вот пошел на крайность. Поверить в это было
нелегко - все-таки врач, ассистент клиники. Но в этом была своя логика.
Нечестность не имеет правил: спекулянт, мошенник в определенных ситуациях
не остановится перед воровством и даже перед ограблением. Тут дело не в
принципе - в куше, который манит, да еще, пожалуй, в степени риска. Боков
посчитал, что инкунабулы Яворского стоят любого риска, все остальное было
для него непринципиально. Он считал, что Новицкого нет в городе, Анна
Семеновна на дежурстве, Лариса, напуганная угрозой ареста, ушла к подруге.
Лучшего момента нельзя было представить...
Галина не слышала звонка, щелканья замков, до нее донесся лишь
хрипловатый мужской голос:
- Я понимаю... Понимаю - спит. Но у меня посылочка от ее брата Романа
Семеновича из Киева. Позвольте занесу, оставлю...
Говорил не Боков - мужчина в замшевой куртке. Это было ясно потому,
что говорил он с Ларисой. Куда подевался Боков? Отпрянул в сторону,
прижался к стене, едва услышав голос своей бывшей невесты? Что-то не
похоже на растерянность, испуг - уж больно гладко звучит "легенда" о
посылке. Да и сама посылка может быть только в портфеле, который перед
этим нес Боков. Значит, портфель он передал сообщнику, а сам спрятался. Он
предусмотрел, что Лариса может не послушать его совета и остаться дома: не
случайно же прихватил с собой коренастого...
- Вы не беспокойтесь: я на минутку, - прохрипел наверху коренастый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26