А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

В этот момент входит высокий худой месье с седеющими волосами. Чемоданчик из крокодиловой кожи в его руке сообщает мне, кто он. Это профессор Бальдетру.
Малыш Пти-Литтре оставляет меня и подбегает к нему.
— Ах, профессор, это невероятно! Спасибо, что пришли! Это какое-то безумие!
Пока он объясняет, профессор Бальдетру осматривает лежащих. А я тем временем философствую. Какая же это глупость, говорю я себе, собираться, наряжаться, наводить красоту… и все для того, чтобы вместе пожрать. Профессор Бальдетру распрямляется.
— Это, без сомнения, наркотик, — заявляет он. Пти-Литтре начинает кричать, как если бы в его типографии напечатали книгу из одних нечетных страниц.
— Вы шутите, мой дорогой друг! В моем доме никогда не было и не будет наркотиков!
— Я знаю что говорю, — сухо заявляет профессор. За этим следует напряженная тишина, которую нарушаю я:
— Вы хотите сказать, господин профессор, что все они приняли наркотик? — Именно.
Я прошу у Пти-Литтре разрешения воспользоваться телефоном и бегу звонить в контору. Я постепенно погружаюсь в рабочую атмосферу.
— Патрон?
— А, Сан-Антонио! Ну что?
— Гости вашего друга проглотили наркотик. Вы можете срочно прислать парня из лаборатории? Фавье, например. Он не в отпуске?
— Нет. Думаю, он сейчас у себя дома.
— Спасибо.
Я кладу трубку, прежде чем босс начал давать мне свои обычные наставления. Рядом стоит лакей и прислушивается. Я делаю ему знак подойти.
— Скажите, старина, это вы подавали ликеры?
— Да, вместе с Жюльеном… — И он добавляет:
— Жюльен лежит вместе с дамами и господами!
— Он зашибал?
Лакей, молодой брюнет с выразительным лицом, пожимает плечами.
— Бывало.
— Я хочу сказать: он пил во время работы?
— Я понял. Да, Жюльен иногда выпивает тайком стаканчик… У него несчастье — ушла жена.
— И что обычно он пьет?
— Виски. Я киваю.
— Месье Пти-Литтре тоже пьет виски? Мой собеседник не понимает этого сопоставления и несколько шокирован им.
— Никогда. Месье выпивает немного вина за обедом, а в остальное время пьет только фруктовые соки. Я размышляю три секунды, потом благодарю его.
— Прекрасно.
Вернувшись в салон, я нахожу профессора Бальдетру сидящим в кресле со стаканом виски в руке и дающим уцелевшим урок по наркологии. Он мне говорит, что сейчас приедут “скорые” и отвезут всех в его клинику.
Я, соглашаясь, киваю.
— А пока, дамы и господа, — говорю, — я бы хотел знать, что вы пили после ужина. Вы, мадам?
— Кофе, — воркует толстуха, по мере возможностей маскирующая зоб под бриллиантовым ожерельем.
— И все?
— Все.
— Вы, мадам?
— Шампанское с апельсиновым соком, — отвечает мне элегантная особа.
— А месье?
Длинный очкарик с орденской ленточкой произносит тоном, более холодным, чем взгляд змеи:
— Шампанское!
— Вы, месье?
Тип с небольшой бородкой меряет меня полным ненависти взглядом, прежде чем ответить:
— Виски.
Я подпрыгиваю.
— Вы уверены?
— Простите, — возмущается он, — я пока еще помню, что делаю…
Нас прерывает профессор Бальдетру. Он корчится в своем кресле и стонет.
— Господи, он тоже! — хнычет Пти-Литтре.
Стакан эскулапа еще стоит на низком столике. Я беру его и принюхиваюсь. Это скотч.
— Кто ему налил? — ору я.
— Он сам, — бормочет издатель, — пока вы звонили… Признаюсь, я не подумал…
Я замечаю рядом со стаканом бутылку.
— Он налил отсюда?
— Да.
Я поворачиваюсь к бородатому.
— А вы, месье?
— Нет, — отвечает он. — Я пью только “Хейг” с пятью звездочками.
Скромные запросы!
Звоню лакею. Он является очень быстро, потому что стоял за дверью, прижавшись ухом к замочной скважине.
— Скажите, — спрашиваю я, показывая ему бутылку, — во время вечера вы подавали это виски?
— Да, месье.
— О'кей, спасибо.
Я сую палец в горлышко, переворачиваю бутылку, потом вытаскиваю палец и осторожно касаюсь кончиком языка. В чем, в чем, а в скотче я разбираюсь. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь? У этого виски странный привкус. Ошибки быть не может: вот источник беды. Это “Мак-Геррел”. Blended and botteled by Daphne Mac Herrel, Scotland— уточняет этикетка. Не очень известная марка. Я говорю об этом Пти-Литтре, который розовеет от смущения за своими иллюминаторами.
Он оправдывается в глазах еще здоровых гостей, озабоченный, как бы не показаться в их глазах ничего не понимающим лопухом:
— Этот скотч мне подарил один мой хороший друг, который употребляет только его. Он утверждает, что это самая лучшая марка.
— Сколько он вам его дал?
— Шесть бутылок.
— Где остальные? — спрашиваю я слугу.
— Одна пуста, — сообщает он, — эта начата, а остальные четыре целые, еще не распечатанные.
— Отлично, заверните. Я возьму их с собой. Тут является еще не совсем проснувшийся Фавье. Его рыжие волосы горят в свете люстр. Он моргает глазами и потирает щеки, на которых выросла маисового цвета щетина. Я отвожу его в сторону.
— Деликатное дело, малыш: драма в высшем обществе. Рыжий показывает мне на неподвижно лежащую публику:
— Чего это с ними?
— Это мне скажешь ты. Сделай анализ содержимого этой бутылки и еще четырех, которые тебе передаст лакей. Я скоро присоединюсь к тебе в лаборатории. Действуй быстро.
Он послушно исполняет приказ. 'Фавье хороший парень. Всегда готов, никогда не выражает недовольства.
Начинается тарарам: прилетели четыре “скорые” Пти-Литтре поплохело.
Он понимает, что замять скандал будет невероятно трудно. Двадцать носилок — это что-то. Светский прием превращается в железнодорожную катастрофу. Весь квартал собирается перед его особняком.
Мне становится его жаль.
— Распространите слух, будто произошла утечка газа, что и стало причиной недомогания этих людей.
Он жмет мое запястье (выше локтя ему вообще не дотянуться).
— О, спасибо! Газ! Ну конечно, газ!
— Назовите мне имя друга, подарившего вам те шесть бутылок виски.
Его восторги враз исчезают.
— Что вы себе вообразили! Этот человек вне всяких подозрений.
— Вы Тоже вне всяких подозрений, месье Пти-Литтре, однако это удивительное происшествие случилось в вашем доме.
— Это верно, — соглашается карлик.
— Итак?
Он с сожалением шепчет:
— Это месье Шарль Оливьери, крупный промышленник…
— И живет он? — Авеню Анри Мартен, дом двести двенадцать.
— Спасибо.
Глава 2
Фавье сидит один в бледном свете лаборатории. Его когда-то белый халат похож на палитру Ван Гога, глаза обведены темными кругами, жесты как у привидения.
Когда я вхожу, он даже не поднимает голову, потому что узнал мои шаги, и только шепчет:
— Сейчас будет готово, господин комиссар. Господин комиссар говорит “спасибо”, берет стул и садится на него верхом. Я думаю о Ирэн, задающей храпака в моей кровати, о крохотном Пти-Литтре, который сейчас наверняка умирает от беспокойства в клинике профессора Бальдетру… о жизни. Забавно! Несколько часов назад я совершенно не знал этих людей, а сейчас они находятся в центре моих мыслей… Я никогда прежде не видел Ирэн и, рассуждая логически, никогда не должен выл встретить ее.
Однако я крепко целовался с ней в вагоне поезда, а сейчас, когда рассуждаю, она спит у меня дома. Я слышал об издателе и некоторых его гостях, но они были для меня всего лишь именами.
Из маленького транзистора тихо льется песня Азнавура. Фавье любит работать под музыку.
Он заканчивает изучать образцы и делает шаг назад, как гурман отходит от стола, после того как поел.
— Героин, — говорит он мне.
— Рассказывай…
— Точное содержание я сказать не могу, но в этом виски его очень много.
— В какой бутылке?
— Во всех пяти, что я принес.
Я смотрю на него с легким удивлением.
— Ты хочешь сказать, что он был и в нераспечатанных бутылках?
— Во всех.
Я замолкаю, и он не нарушает мое молчание. После секунды напряженной мыслительной деятельности я обращаюсь к нему с новым вопросом:
— Пробки на нераспечатанных бутылках были нормальными или их уже открывали, а потом закрывали снова?
Фавье улыбается и уходит в небольшой закуток. Слышу, он гремит бачками с гипосульфитом. Возвращается он с мокрой фотографией, которая изображает горлышко бутылки “Мак-Геррел”, увеличенное минимум в четыреста раз.
— Когда я заметил, что наркотик есть и в полных бутылках, то сделал снимок пробки, прежде чем распечатать все — Браво, Фавье.
Рыжий — добросовестный и инициативный полицейский.
— Снимок позволяет убедиться, что это оригинальная, ненарушенная пробка. Я киваю.
— Как думаешь, гости Пти-Литтре откинут копыта?
— Вовсе нет. Они благополучно переварят героин. Посмотрят красивые сны, и все.
— Ладно, постараемся взять с них пример. Отправляемся баиньки, парень.
Мы выходим из конторы. Дежурный внизу отдает мне честь.
— Как, господин комиссар, ваш отпуск уже закончился?
— Мне кажется, да. А вам?
Возвращаясь домой на моей маленькой “МГ”, я решаю посвятить остаток ночи счастью Ирэн.
Я мысленно составляю список радостей, на которые она получит право. С девушкой, приехавшей из провинции, надо уметь их четко дозировать.
Что вы скажете, например, о “Савойском трубочисте”, о “Насмешливом венгерском языке” и о “Британском пальце”? По-моему, для первого раза неплохо.
Я раздумываю, стоит ли добавлять к первым трем наименованиям четвертое, составившее мою славу, — “Ронская отметина”, как вдруг вздрагиваю. Чтобы вернуться в Сен-Клу, я поехал не через площадь Этуаль и Булонский лес, как обычно, а мимо дворца Шайо и авеню Анри Мартен.
Сечете? На авеню Анри Мартен живет тип, подаривший Пти-Литтре виски с наркотиком. Если вы и после этого не поверите в мое шестое чувство, значит, у вас нет и обычных пяти.
Я бросаю взгляд на наручные часы, потом на те, что на приборной доске. И те, и другие в согласии по одному пункту: сейчас два часа ночи.
В такое время наносить визиты не принято, но мне все-таки очень хочется побеседовать с месье Оливьери. Мне кажется, с этим типом, если знать, как к нему подойти, должен получиться очень увлекательный разговор.
Я как раз возле дома двести двенадцать. Остановив тачку, подхожу к воротам. Оливьери, как и карлик Леон, живет в собственном особняке, в котором не горит ни единого огонька. Нажимаю пальцем на кнопку звонка. Подождав секунду, нажимаю снова, но тут вижу, как осветилось окно сторожа. Железное жалюзи частично открывается, и недовольный тип спрашивает:
— Чего надо?
— Полиция, — просвещаю его я. Он колеблется. В наше время полно жулья, которое представляется полицией, а потом грабит вас.
— Одну секунду!
Тип исчезает в окошке, как кукушка, прокричавшая сколько надо. Проходит довольно много времени. Наконец я вижу у ворот массивный силуэт.
Мужчина лет шестидесяти, сложенный, как борец, без радости рассматривает меня сквозь прутья. Он надел штаны, подтяжки не натянул, и они свисают у него по бокам…
— У вас есть документы?
— Вот.
Он рассматривает мое удостоверение и сует в карман брюк свою пушку.
— Что вы хотите?
— Мне надо увидеть месье Оливьери.
— Сейчас?
— Это срочное дело.
Я говорю кратко и четко. В таких случаях не следует упражняться в искусстве красноречия.
— Ладно. Он открывает.
— Я проведу вас ко мне. Я должен предупредить его слугу. Мы входим в своего рода караульное помещение-столовую, где стоит запах вареной капусты. Из соседней комнаты доносится встревоженный женский голос:
— Эктор, он действительно легавый?
— Заткнись! — отвечает сторож.
Он подходит к телефонному аппарату, раздумывает и нажимает на кнопку. Загорается красная лампочка. Секунд через тридцать слышится щелчок.
— Альбер? — спрашивает сторож.
Тог, должно быть, отвечает через зевок, что да.
— Скажи месье, что его хочет немедленно видеть полицейский.
Не знаю, что отвечает лакей, но сторож, выслушав его, издает недобрый смешок.
— Я не знаю, — говорит он и кладет трубку. Потом смотрит на меня и спрашивает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20