— Ничего серьезного?
— Как сказать, — отвечаю.
Я слышу шаги за дверью; она слегка приоткрывается, и я замечаю глаз и седую прядь над ним. Жене сторожа хочется узнать, как я выгляжу. Узнав это, она возвращается на супружеское ложе.
В глубине души ваш Сан-А немного встревожен. Этот Оливьери, должно быть, большая шишка с обширными связями, и мой ночной визит ему наверняка не понравится. Так что мне скоро может стать жарко…
Является лакей. Настоящий: в полосатом жилете и при всем прочем. Его взгляд еще немного мутноват со сна, а так он совершенно безупречен.
Он меряет меня взглядом с высоты своего величия.
— Это вы желаете видеть месье?
— Я.
— Сейчас два часа ночи.
Я смотрю на часы и поправляю его:
— Два с четвертью. Будьте любезны предупредить его о моем приходе.
Эта уверенность производит на него впечатление — Хорошо. Прошу вас следовать за мной… Я знакомлюсь с еще одним гигантским холлом. Его стены обтянуты замшей, на полу шкуры белых медведей, стоят статуи, редкие растения и висит картина Пикассо, на мой взгляд, подлинник.
Лакей указывает мне на банкетку, покрытую темно-синим бархатом.
— Присядьте, я разбужу месье.
И начинает подниматься по монументальной лестнице. Я жду, готовя аргументы для разговора. Если судить по осторожности слуги, Оливьери плохо спит и бывает зол сразу, как проснется.
Слуга возвращается быстро. Он очень удивлен.
— Месье нет в спальне, — говорит он.
— Он не вернулся?
— Он не уходил.
— Где он был, когда вы закончили работу?
— Моя жена (она горничная) и я ходили в кино, У нас сегодня выходной.
— Где был ваш хозяин, когда вы уходили в кино?
— В своем кабинете.
— А когда вы вернулись?
— Света нигде не было. Я решил, что он лег…
— Он мог выйти?
— Сторож нам бы сказал.
— Может, он заснул в кабинете?
Слуга с сомнением морщится, однако направляется к двустворчатой двери, находящейся в глубине холла.
Он тихо стучит, открывает, включает свет. Его неподвижность и молчание мне все говорят.
— Мертв? — спрашиваю я, подходя.
Оливьери лежит на ковре на боку, одну руку поджал под себя, другую вытянул. В его правой руке пистолет с перламутровой рукояткой. Я подхожу и платком осторожно беру оружие из его руки. Нюхаю ствол: из этого пистолета давно не стреляли. Я вынимаю магазин и констатирую, что он полон маслин, готовых к употреблению.
Кладу оружие на ковер и наклоняюсь над трупом. Месье Оливьери протянул ноги минимум три часа назад и сейчас холодный как лед. На виске у него синее пятно, а на шее явные следы удушения. На первый взгляд мне представляется, что преступление произошло следующим образом. Вечером к нему пришли поговорить двое. Они стали вести себя агрессивно и Оливьери велел им выметаться, угрожая своей пушкой. У одного из типов была дубинка, и он двинул хозяина по виску. А второй сжал промышленнику горло.
Лакей Альберт начинает приходить в себя.
— Вот это да, — бормочет он.
— Это его пистолет? — спрашиваю я, показывая на элегантный шпалер с перламутровой рукояткой.
Салонная игрушка. Как пресс-папье хороша, но если хочешь продырявить шкуру ближнему, то лучше взять автомат.
— Да, это его пистолет. Он лежал в нижнем Ящике стола. Я рассматриваю мертвеца. Это крепкий мужчина лет пятидесяти с седеющими висками. На нем домашняя куртка из красного атласа с черными лацканами. Напоминает форму дрессировщика, но все равно здорово.
— Месье Оливьери был женат?
— Нет, десять лет назад он развелся.
— Он жил один?
— Время от времени его дочь приезжает пожить здесь недельку.
— Любовницы?
— Думаю, были, но не здесь.
— Сходите за сторожем и его женой.
Альбер торопится. Оставшись один, я начинаю проводить обычные поиски, но занимаюсь этим безо всякой надежды. Что-то мне подсказывает, что я здесь ничего не найду. В бюваре нет ни единой бумажки; В ящиках несколько ничего не говорящих предметов. Наверняка его рабочий кабинет находится в другом месте, а здесь он проверяет счета своих слуг или читает биржевой куре.
Пепельницы пусты. В детективных романах полицейский обычно находит в них окурки. Так вот, в этот раз там ничего нет. На креслах и ковре тоже никаких следов. Оливьери задушили поясом его куртки. Толстая лента еще обмотана вокруг его шеи, как мерзкая змея, А вот и Эктор со своей мадам, испуганные новостью.
— Ни к чему не прикасайтесь! — велю я.
Жена Эктора маленькая толстая старушка с грудью, как у голубя. На носу у нее сидит великолепная волосатая бородавка, и она плачет, издавая свист, как воздух, выходящий из проколотой шины.
— Пойдемте в холл, — решаю я и закрываю дверь. Я смотрю на троицу, и от вида этих физиономий мне хочется заржать.
— Сколько здесь слуг?
— Четверо, — отвечает Альбер. — Не хватает только моей жены.
— Сходите за ней. Он выходит.
— Вы кухарка? — спрашиваю я жену сторожа.
— Да.
— Я раньше был капралом жандармерии, — шепчет Эктор.
Зачем это? Чтобы дать мне справку о своем высоком моральном облике? Или показать, что мы вроде бы коллеги и, принимая во внимание обстоятельства…
— Вечером у месье Оливьери были гости, не так ли?
— Нет, никого не было, — уверяет дуэт.
— Но ведь не по телефону же его шлепнули! Сторож упрямо мотает головой.
— Никто не звонил, никто не приходил. Или же он перелез через решетку, а вы заметили, какая она острая?
— Здесь есть второй вход?
— Черный.
— Где он?
— На задней стороне дома. Около кладовой.
— Когда Альбер и его жена вернулись из кино, через какую дверь они вошли?
— Через черный ход, естественно.
Возвращаются те, о ком мы говорим. Горничная белобрысая женщина с лицом, усыпанным веснушками. Ома прячет в складках ночной рубашки свои груди в форме капли масла.
— Это невозможно! Я не могу в это поверить, — говорит она. — Где он? Я хочу его увидеть!
— Момент! — перебиваю ее я.
Она спохватывается и здоровается со мной испуганным кивком.
— Вы вышли через черный ход, — говорю. — Вы закрыли за собой дверь?
— Естественно, — отвечает Альбер.
— А ключ?
— Ну…
Его конопатая половина поднимает руку, как школьница, собирающаяся попросить разрешения сходить в туалет.
— Да? — приглашаю я.
— Я хотела вам сказать одну вещь: когда мы вернулись, дверь не была закрыта на ключ. Я ничего не сказала Альберу, чтобы он на меня не ругался, потому что подумала, что сама забыла запереть дверь, когда мы уходили. Но теперь я уверена, что это не так!
Эта детка льет воду на мою мельницу. Я благодарю ее доброжелательной улыбкой, которая смущает ее до глубины души.
Вечером Оливьери позвонили люди, с которыми он хотел встретиться тайно. Он впустил их через черный ход, чтобы не привлекать внимания сторожа и его жены. Визит закончился его смертью, а убийцы ушли тем же путем, но дверь за собой только захлопнули.
— Прекрасно, — бормочет знаменитый Сан-Антонио, — давайте перейдем к следующей главе… Ваш хозяин был любителем виски, насколько я знаю?
Они смотрят на меня, совершенно ошарашенные, поскольку мой вопрос в такой момент кажется им совершенно неуместным.
— Да, точно, — отвечает наконец Альбер.
— Откуда он получал виски?
— Прямо с фабрики. У него был друг шотландец, поставлявший ему скотч. Мне кажется, он платил дешевле и считал, что эта марка лучше остальных.
— Я хочу увидеть это виски.
Альбер кивает, бесшумным шагом идет в салон и возвращается с едва начатой бутылкой “Мак-Геррела". Я снимаю пробку и нюхаю виски. Это хорошее, без примесей.
— Других нет?
— Есть, в погребе… Нам привезли партию на прошлой неделе.
— Кто?
— Национальная компания железных дорог.
— Ладно! Пошли в погреб.
Эти люди понимают все меньше и меньше.
В два часа ночи является полицейский, будит их, они обнаруживают, что хозяин убит, а он, не занимаясь убийством, расспрашивает их о виски… Согласитесь, что для лакеев этого многовато.
Меня по-прежнему ведет длинный Альбер.
Мы проходим в кладовку и спускаемся по каменной лестнице в подвал. В винном погребе со сводчатым потолком свежо, все аккуратно расставлено. Вдоль одной стены лежат почтенные бутылки в ящиках с этикетками. В глубине высятся ящики с шампанским и ликерами.
Альбер замирает, как только что в кабинете, когда увидел, что его хозяин отбросил копыта.
Он смотрит на меня с таким мучительным выражением, будто забыл орфографию своей фамилии.
— Эй, Альбер, у вас что, головокружение?
— Это немыслимо… — говорит он.
— Что?
— Недавно здесь стояли четыре ящика скотча, а сейчас они исчезли!
Я хватаю его за руку:
— Что вы говорите, барон?
— Клянусь, это правда, господин комиссар. Я спускался сюда перед ужином за бутылкой бургундского, и они тут стояли… Вот здесь, видите?
"Здесь” пусто. На квадрате земли выделяются следы, оставленные тяжелыми ящиками, которые волокли.
— Они были открыты?
— Всего один. Месье Оливьери подарил шесть бутылок одному своему другу.
— Месье Пти-Литтре, издателю?
Зенки у шестерки становятся размером с тарелку.
— Откуда вы знаете? — бормочет он. Я отвечаю ему загадочной улыбкой.
Глава 3
Четыре часа! Старик сидит в своем кабинете в зеленом свете лампы, безукоризненный, чисто выбритый, при галстуке. Он полон внимания.
Я только что сделал ему полный отчет о происшедших событиях, и он задумчив. Есть от чего, — В общем, — резюмирует он, — этот Оливьери получил бутылки скотча, содержащего героин. Он об этом не знал, поскольку подарил несколько штук своему другу. Возможно, эти бутылки служат для контрабанды наркотиков?
— Это очевидно. Те, кто их получали, должны были затем извлекать героин при помощи химических процессов, которые вам с радостью опишет Фавье. Возможно, выпаривая виски. Или, что также возможно, наркоманы пили виски таким, каким оно было, что усиливало действие наркотика.
— Гениально, — соглашается Лысый, гладя свой кумпол. Наступает молчание.
— Продолжим наши рассуждения, — решает Старик. — Эти ящики с “приправленным” виски были отправлены Оливьери по ошибке.
— Контрабандисты заметили свою ошибку и захотели ее исправить. Дела для Оливьери обернулись плохо. Они его убили и завладели ящиками.
В общем, дело несложное.
— Эта история относится к компетенции Скотленд-Ярда, — с сожалением вздыхает Старик. — Утром я позвоню старшему инспектору Моррисону.
Я смотрю на него, он на меня, все в самой глубокой тишине. Наконец я начинаю смеяться, как тип, который составил себе состояние, создав фабрику для производства рюкзаков для горбатых.
— Что с вами? — удивляется Безволосый, стараясь сохранить серьезность.
— Я думаю, патрон, что наши мысли параллельны, как два рельса…
— То есть?
Лысый уже улыбается.
— То есть нам обоим хотелось бы ради престижа французской полиции довести расследование этого дела до конца и принести парням из Ярда решение в виде подарка, обвязанного трехцветной ленточкой.
Босс встает, проходит по кабинету и кладет свою изящную руку (не могу назвать ее клешней) на мое мощное плечо.
— Мы друг друга поняли! — говорит он. — Итак?
— Итак, я совершу поездку в Шотландию, — отвечаю. — Вы этого хотите?
— Да, мой дорогой друг. Но я вам рекомендую действовать с крайней осторожностью. Вы будете там находиться неофициально, совершенно неофициально.
Старик всегда боится скандала. Он любит, чтобы мы совершали наши подвиги тихо и с достоинством.
— Эта необычная контрабанда начинается с завода, где производят это виски, поскольку бутылки, содержащие героин, имеют ненарушенную оригинальную пробку.
— Возможно…
— Съездите туда Разоблачите преступников, раскройте все ходы и сообщите мне. Наши коллеги с того берега Ла-Манша слишком часто насмехаются над нами.
— Я сделаю все возможное и невозможное.
— Я знаю…
Он придвигает к себе бутылку виски и внимательно всматривается в маленькую белую этикетку, приклеенную с обратной стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20