Он вынимает сначала связки тщательно сложенных счетов, а затем старый, посеревший от времени бумажник, в котором лежит только желтый конверт: «Открыть после моей смерти».
– Ну, вот, господа, – говорит комиссар. – Я думаю, это как раз то, что мы ищем.
«Я, нижеподписавшийся, Жюль Лапи, в здравом уме и твердой памяти, в присутствии Форрентена Эрнеста и Лепапа Франсуа, жителей Жанневиля Оржевальского округа…»
Голос Мегрэ становится все внушительнее.
– Фелиси оказалась права! – заключает он наконец, пробежав бумагу. – Ей оставлен в наследство дом и все к нему относящееся.
Семью словно громом сразило. Завещание содержит одну небольшую фразу, которую они забудут не скоро:
«…Принимая во внимание поведение моего брата и его жены после случившегося со мной несчастья…»
– Я ему просто говорил, что смешно поднимать такой шум из-за… – пытается объяснить Эрнест Лапи.
«…Принимая во внимание поведение моего племянника Жака Петийона…»
Молодой человек, приехавший из Парижа, напоминает двоечника, присутствующего при раздаче наград.
Но все это пустяки! Важно, что наследница – Фелиси. А Фелиси, бог знает почему, куда-то исчезла.
Глава вторая
Шестичасовое метро
Засунув руки в карманы, комиссар стоит в коридоре перед бамбуковой вешалкой, в центр которой вделано зеркало в форме ромба. Мегрэ видит себя в зеркале. Ну как тут не рассмеяться! Он похож на ребенка, которому чего-то захотелось, но он не осмеливается попросить. Однако Мегрэ не смеется. Он протягивает руку за широкополой соломенной шляпой, висящей на крючке, и надевает ее.
Вот здорово! У Деревянной Ноги голова была еще больше, чем у комиссара, а ведь Мегрэ зачастую приходится обходить много шляпных магазинов, пока удается подобрать подходящую. Это заставляет его задуматься. С соломенной шляпой на голове он возвращается в столовую, чтобы снова посмотреть на фотографию Жюля Лапи, найденную в ящике стола.
Однажды какой-то иностранный криминалист задал начальнику уголовной полиции вопрос относительно методов Мегрэ, на что тот ответил с загадочной улыбкой:
– Мегрэ? Что я вам могу сказать? Во время расследования он чувствует себя так же свободно, как дома в комнатных туфлях.
Сегодня комиссар чуть было не надел, если не комнатные туфли убитого, то, во всяком случае, сабо покойного. Вот они стоят здесь, направо от порога – срезу видно: это их обычное место. Все здесь на своем месте, и если бы не отсутствие Фелиси, Мегрэ мог бы подумать, будто жизнь в доме идет своим чередом, что он сам и есть Жюль Лапи, который медленными шагами направляется к грядке, желая закончить ряд недосаженных помидоров.
Роскошный закат алеет за светлыми домиками Жанневиля, которые виднеются из сада. Эрнест Лапи, брат покойного, сообщил, что будет ночевать в Пуасси, а семью отправил в Фекан. Остальные, соседи и несколько крестьян из Оржеваля, провожавшие гроб Лапи на кладбище, должно быть, уже возвратились домой или зашли пропустить стаканчик в харчевню «Золотой перстень».
Там же находится и бригадир Люка, ему Мегрэ поручил снести туда свой чемодан и держать телефонную связь с Парижем.
У Деревянной Ноги была крупная голова, квадратное лицо, густые седые брови, седая щетина на лице, которую он брил лишь раз в неделю… Он был скуп. Достаточно бросить взгляд на его счета… Сразу становится понятно, он считал каждое су… Разве его брат не признался: «Разумеется, он был очень расчетливый…»
А когда один нормандец говорит о другом, что тот «расчетливый»…
На улице тепло. Небо становится почти фиолетовым. Из деревни порывами веет свежий ветерок, и Мегрэ, покуривая, замечает: он сам теперь ходит немного согнувшись, подражая походке Жюля Лапи. Направляясь к погребу, он даже начал тащить левую ногу. Он отворачивает кран бочки с розовым вином, полощет стакан и наливает… В такой час Фелиси, должно быть, стряпала в кухне, и в сад доносился вкусный запах рагу… Не пора ли поливать грядки? Вон соседи уже поливают в своих садах… Понемногу сумерки обволакивают «Мыс Горн», где при жизни старика лампы разрешалось зажигать только, когда совсем стемнеет.
За что его убили? Мегрэ невольно думает, как в один прекрасный день он уйдет в отставку, и у него будет домик в деревне, сад, широкополая соломенная шляпа…
Деревянную Ногу убили не ради грабежа. Ведь, по словам брата, у Жюля Лапи почти ничего не было, кроме его знаменитой ренты. Нашли сберегательную книжку, конверт с двумя тысячами франков и несколько облигаций парижского муниципалитета. Нашли также его золотые часы.
Ну что ж! Нужно искать дальше! Нужно как следует влезть в шкуру бедняги! Он был хмурый, ворчливый, неразговорчивый, придирчивый. Настоящий отшельник. Малейшее нарушение привычного режима приводило его в ярость. Ему никогда и в голову не приходило жениться, обзавестись детьми, и никто не слышал, чтобы он завел какую-нибудь любовную историю.
Что же имела в виду Фелиси? Нет, это невозможно! Фелиси лжет! Солгать ей ничего не стоит! Или, скорее, она хочет выдать желаемое за действительное. Для нее слишком просто, слишком банально быть служанкой старика. Она предпочитает намекнуть: уж если он вызвал ее к себе…
Мегрэ подходит к окну кухни. Каковы были отношения между этими двумя существами, жившими в таком уединении? Он думает, пожалуй, он даже уверен: они жили, как кошка с собакой.
И вдруг… Мегрэ вздрогнул… Он только что вышел из погреба, где выпил второй стакан вина… Сумерки уже сгустились. Он стоит с соломенной шляпой на голове и на мгновение сомневается, не снится ли ему это. Сквозь тюлевые занавески он видит, как в кухни зажглась электрическая лампочка, видит поблескивающие на крашеных стенах кастрюли, слышит, как вспыхнул газ в горелке. Он смотрит на часы. Без десяти минут восемь…
Тут он толкает дверь и видит Фелиси, которая уже успела повесить на вешалку свою шляпу и вуаль и теперь ставит на газ кофейник.
– А! Вы уже вернулись?
Она даже не вздрогнула, оглядела его с ног до головы и не сводит глаз с соломенной шляпы, о которой Мегрэ уже забыл.
Он садится. Наверное, он сел на место старика, у окна, и, пока он усаживается, вытягивая ноги, Фелиси хлопочет по хозяйству, словно его здесь нет, накрывает для себя, достает из стенного шкафа масло, хлеб, колбасу…
– Скажите мне, детка…
– Я вам не детка.
– Скажите, Фелиси…
– Вы могли бы называть меня мадемуазель.
Боже мой! Какая она все-таки неприятная, нелюбезная. Мегрэ охватывает раздражение, подобно тому, какое испытывают, когда хотят поймать маленькое животное, ящерицу или ужа, а оно беспрестанно проскальзывает между пальцами. Ему трудно принимать Фелиси всерьез; а все-таки приходится. Он чувствует: лишь от нее и только от нее он сможет узнать правду.
– Ведь я просил вас не отлучаться из дома…
Она смотрит на него с подчеркнуто-самодовольной улыбкой, словно говорит: «А я взяла и ушла! Вот видите!»
– Могу я узнать, зачем вы поехали в Париж?
– Да просто погулять!
– Правда? Учтите, скоро я буду знать все, что вы там делали, во всех подробностях.
– Знаю. Какой-то дурень не отставал от меня ни на шаг.
– Какой дурень?
– Высокий, рыжий. Ему пришлось шесть раз пересаживаться в метро вслед за мной.
Наверное, инспектор Жанвье. Видимо, он установил за ней слежку, как только грузовичок механика подъехал к заставе Майо.
– С кем вы хотели встретиться в Париже?
– Ни с кем.
Она садится ужинать. Более того, она кладет перед собой какойто бульварный роман, где страница заложена ножом, и спокойно принимается читать.
– Скажите мне, Фелиси…
У нее козий лоб. Вот что поразило комиссара, когда он ее увидел в первый раз. Теперь он осознал это. Высокий и упрямый лоб, как у козы, которая безрассудно бросается на любое появившееся перед ней препятствие.
– Вы собираетесь одна провести ночь в этом доме?
– Разве вы собираетесь здесь остаться?
Она ест, она читает, а он скрывает свою досаду под ироническим выражением лица, которое хотел бы выдать за отеческое…
– Сегодня утром вы мне сказали, будто уверены в том, что получите наследство…
– Ну и что!
– Откуда вы это знали?
– Знала, и все тут!
Она приготовила себе кофе, наливает чашку и пьет. Чувствуется, она любит кофе, смакует каждый глоток, но не предлагает своему собеседнику.
– Я навещу вас завтра.
– Как вам угодно…
– Надеюсь, за это время вы подумаете…
Она вызывающе смотрит на него своими светлыми глазами, в которых ничего нельзя прочесть, и, пожимая плечами, бросает:
– О чем?
Почти у дверей «Мыса Горн» Мегрэ сталкивается с Жанвье, который довел свою слежку до Жанневиля. Огонек его сигареты светится в темноте… Тишина. Сияют звезды. Поют кузнечики.
– Я узнал ее сразу, начальник, по приметам, которые Люка сообщил по телефону. Когда грузовичок поравнялся с заставой, девица сидела рядом с механиком, их можно было принять за дружную супружескую пару. Она вышла, поднялась пешком по проспекту Гранд-Армэ, по пути разглядывая витрины. На углу улицы Вилларе де Жуаиез зашла в кондитерскую, съела полдюжины пирожных с кремом и выпила портвейна.
– Она тебя заметила?
– Не думаю.
– А я знаю.
Жанвье смущен.
– Потом она вошла в метро, купила билет второго класса. Мы сначала сделали пересадку на площади Согласия, потом вторую на вокзале Сен-Лазар… Поезда шли почти пустые… Она усаживалась, доставала из сумки бульварный роман и принималась читать… Мы пересаживались пять раз…
– Она ни с кем не разговаривала?
– Ни с кем… Мало-помалу пассажиров стало прибывать… А в шесть часов, когда закрываются магазины и конторы, началась толкотня… Вы знаете, час «пик»…
– Продолжай…
– На станции метро Терн нас зажало в толпе на расстоянии метра друг от друга… В эту минуту, признаюсь, я понял, что она меня заметила… Она на меня посмотрела… и мне показалось, шеф… как это сказать… На несколько секунд лицо ее изменилось… Она словно испугалась… Я уверен, она на мгновение испугалась либо меня, либо чего-то другого… Но это длилось лишь несколько секунд, и вдруг она снова заработала локтями, выбралась из толпы.
– Ты уверен, что она ни с кем не разговаривала?
– Уверен… На платформе она подождала, пока поезд уйдет, и пристально смотрела на битком набитый вагон…
– Тебе не показалось, что она интересуется кем-то определенным?
– Пожалуй, нет… Я только заметил, что лицо ее стало нетаким напряженным, а когда поезд скрылся в тоннеле, она не могла удержаться и бросила на меня торжествующий взгляд… Потом сразу же вышла на улицу… Сначала она, видно, даже не поняла, где находится… Она зашла выпить аперитив в бистро на углу проспекта Берн, потом посмотрела железнодорожное расписание, села в такси и поехала на вокзал Сен-Лазар… Вот и все… Я сел в тот же поезд, доехал вместе с ней до Пуасси, а потом мы, один за другим, поднялись на холм…
– Тебе хоть удалось перекусить?.
– На вокзале съел наспех сандвич.
– Оставайся здесь и подожди Люка!
Мегрэ идет мимо тихих участков Жанневиля; Только кое-где в окнах горят розоватые огоньки. Скоро он приходит в Оржеваль, в «Золотой перстень», где его ждет Люка. Бригадир сидит не один, а с каким-то парнем в синем комбинезоне. Не иначе как механик Луве! Он очень разговорчив, да и понятно. Перед ним стоят уже четыре или пять блюдечек.
– Мой начальник, комиссар Мегрэ, – представляет комиссара Люка, от которого тоже попахивает спиртным.
– Я уже говорил бригадиру, господин комиссар, что даже ни о чем и не подозревал, когда сел в машину. Я каждый четверг езжу в Париж за запасными частями…
– Всегда в одно и то же время?
– Примерно…
– Фелиси это знала?
– По правде сказать, я был едва знаком с ней… Никогда не разговаривал… Зато я хорошо знал Деревянную Ногу… Он приходил сюда каждый вечер поиграть в карты с Форрентеном и Лепапом… Четвертым иногда садился хозяин, иногда я или кто-нибудь другой… Смотрите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Ну, вот, господа, – говорит комиссар. – Я думаю, это как раз то, что мы ищем.
«Я, нижеподписавшийся, Жюль Лапи, в здравом уме и твердой памяти, в присутствии Форрентена Эрнеста и Лепапа Франсуа, жителей Жанневиля Оржевальского округа…»
Голос Мегрэ становится все внушительнее.
– Фелиси оказалась права! – заключает он наконец, пробежав бумагу. – Ей оставлен в наследство дом и все к нему относящееся.
Семью словно громом сразило. Завещание содержит одну небольшую фразу, которую они забудут не скоро:
«…Принимая во внимание поведение моего брата и его жены после случившегося со мной несчастья…»
– Я ему просто говорил, что смешно поднимать такой шум из-за… – пытается объяснить Эрнест Лапи.
«…Принимая во внимание поведение моего племянника Жака Петийона…»
Молодой человек, приехавший из Парижа, напоминает двоечника, присутствующего при раздаче наград.
Но все это пустяки! Важно, что наследница – Фелиси. А Фелиси, бог знает почему, куда-то исчезла.
Глава вторая
Шестичасовое метро
Засунув руки в карманы, комиссар стоит в коридоре перед бамбуковой вешалкой, в центр которой вделано зеркало в форме ромба. Мегрэ видит себя в зеркале. Ну как тут не рассмеяться! Он похож на ребенка, которому чего-то захотелось, но он не осмеливается попросить. Однако Мегрэ не смеется. Он протягивает руку за широкополой соломенной шляпой, висящей на крючке, и надевает ее.
Вот здорово! У Деревянной Ноги голова была еще больше, чем у комиссара, а ведь Мегрэ зачастую приходится обходить много шляпных магазинов, пока удается подобрать подходящую. Это заставляет его задуматься. С соломенной шляпой на голове он возвращается в столовую, чтобы снова посмотреть на фотографию Жюля Лапи, найденную в ящике стола.
Однажды какой-то иностранный криминалист задал начальнику уголовной полиции вопрос относительно методов Мегрэ, на что тот ответил с загадочной улыбкой:
– Мегрэ? Что я вам могу сказать? Во время расследования он чувствует себя так же свободно, как дома в комнатных туфлях.
Сегодня комиссар чуть было не надел, если не комнатные туфли убитого, то, во всяком случае, сабо покойного. Вот они стоят здесь, направо от порога – срезу видно: это их обычное место. Все здесь на своем месте, и если бы не отсутствие Фелиси, Мегрэ мог бы подумать, будто жизнь в доме идет своим чередом, что он сам и есть Жюль Лапи, который медленными шагами направляется к грядке, желая закончить ряд недосаженных помидоров.
Роскошный закат алеет за светлыми домиками Жанневиля, которые виднеются из сада. Эрнест Лапи, брат покойного, сообщил, что будет ночевать в Пуасси, а семью отправил в Фекан. Остальные, соседи и несколько крестьян из Оржеваля, провожавшие гроб Лапи на кладбище, должно быть, уже возвратились домой или зашли пропустить стаканчик в харчевню «Золотой перстень».
Там же находится и бригадир Люка, ему Мегрэ поручил снести туда свой чемодан и держать телефонную связь с Парижем.
У Деревянной Ноги была крупная голова, квадратное лицо, густые седые брови, седая щетина на лице, которую он брил лишь раз в неделю… Он был скуп. Достаточно бросить взгляд на его счета… Сразу становится понятно, он считал каждое су… Разве его брат не признался: «Разумеется, он был очень расчетливый…»
А когда один нормандец говорит о другом, что тот «расчетливый»…
На улице тепло. Небо становится почти фиолетовым. Из деревни порывами веет свежий ветерок, и Мегрэ, покуривая, замечает: он сам теперь ходит немного согнувшись, подражая походке Жюля Лапи. Направляясь к погребу, он даже начал тащить левую ногу. Он отворачивает кран бочки с розовым вином, полощет стакан и наливает… В такой час Фелиси, должно быть, стряпала в кухне, и в сад доносился вкусный запах рагу… Не пора ли поливать грядки? Вон соседи уже поливают в своих садах… Понемногу сумерки обволакивают «Мыс Горн», где при жизни старика лампы разрешалось зажигать только, когда совсем стемнеет.
За что его убили? Мегрэ невольно думает, как в один прекрасный день он уйдет в отставку, и у него будет домик в деревне, сад, широкополая соломенная шляпа…
Деревянную Ногу убили не ради грабежа. Ведь, по словам брата, у Жюля Лапи почти ничего не было, кроме его знаменитой ренты. Нашли сберегательную книжку, конверт с двумя тысячами франков и несколько облигаций парижского муниципалитета. Нашли также его золотые часы.
Ну что ж! Нужно искать дальше! Нужно как следует влезть в шкуру бедняги! Он был хмурый, ворчливый, неразговорчивый, придирчивый. Настоящий отшельник. Малейшее нарушение привычного режима приводило его в ярость. Ему никогда и в голову не приходило жениться, обзавестись детьми, и никто не слышал, чтобы он завел какую-нибудь любовную историю.
Что же имела в виду Фелиси? Нет, это невозможно! Фелиси лжет! Солгать ей ничего не стоит! Или, скорее, она хочет выдать желаемое за действительное. Для нее слишком просто, слишком банально быть служанкой старика. Она предпочитает намекнуть: уж если он вызвал ее к себе…
Мегрэ подходит к окну кухни. Каковы были отношения между этими двумя существами, жившими в таком уединении? Он думает, пожалуй, он даже уверен: они жили, как кошка с собакой.
И вдруг… Мегрэ вздрогнул… Он только что вышел из погреба, где выпил второй стакан вина… Сумерки уже сгустились. Он стоит с соломенной шляпой на голове и на мгновение сомневается, не снится ли ему это. Сквозь тюлевые занавески он видит, как в кухни зажглась электрическая лампочка, видит поблескивающие на крашеных стенах кастрюли, слышит, как вспыхнул газ в горелке. Он смотрит на часы. Без десяти минут восемь…
Тут он толкает дверь и видит Фелиси, которая уже успела повесить на вешалку свою шляпу и вуаль и теперь ставит на газ кофейник.
– А! Вы уже вернулись?
Она даже не вздрогнула, оглядела его с ног до головы и не сводит глаз с соломенной шляпы, о которой Мегрэ уже забыл.
Он садится. Наверное, он сел на место старика, у окна, и, пока он усаживается, вытягивая ноги, Фелиси хлопочет по хозяйству, словно его здесь нет, накрывает для себя, достает из стенного шкафа масло, хлеб, колбасу…
– Скажите мне, детка…
– Я вам не детка.
– Скажите, Фелиси…
– Вы могли бы называть меня мадемуазель.
Боже мой! Какая она все-таки неприятная, нелюбезная. Мегрэ охватывает раздражение, подобно тому, какое испытывают, когда хотят поймать маленькое животное, ящерицу или ужа, а оно беспрестанно проскальзывает между пальцами. Ему трудно принимать Фелиси всерьез; а все-таки приходится. Он чувствует: лишь от нее и только от нее он сможет узнать правду.
– Ведь я просил вас не отлучаться из дома…
Она смотрит на него с подчеркнуто-самодовольной улыбкой, словно говорит: «А я взяла и ушла! Вот видите!»
– Могу я узнать, зачем вы поехали в Париж?
– Да просто погулять!
– Правда? Учтите, скоро я буду знать все, что вы там делали, во всех подробностях.
– Знаю. Какой-то дурень не отставал от меня ни на шаг.
– Какой дурень?
– Высокий, рыжий. Ему пришлось шесть раз пересаживаться в метро вслед за мной.
Наверное, инспектор Жанвье. Видимо, он установил за ней слежку, как только грузовичок механика подъехал к заставе Майо.
– С кем вы хотели встретиться в Париже?
– Ни с кем.
Она садится ужинать. Более того, она кладет перед собой какойто бульварный роман, где страница заложена ножом, и спокойно принимается читать.
– Скажите мне, Фелиси…
У нее козий лоб. Вот что поразило комиссара, когда он ее увидел в первый раз. Теперь он осознал это. Высокий и упрямый лоб, как у козы, которая безрассудно бросается на любое появившееся перед ней препятствие.
– Вы собираетесь одна провести ночь в этом доме?
– Разве вы собираетесь здесь остаться?
Она ест, она читает, а он скрывает свою досаду под ироническим выражением лица, которое хотел бы выдать за отеческое…
– Сегодня утром вы мне сказали, будто уверены в том, что получите наследство…
– Ну и что!
– Откуда вы это знали?
– Знала, и все тут!
Она приготовила себе кофе, наливает чашку и пьет. Чувствуется, она любит кофе, смакует каждый глоток, но не предлагает своему собеседнику.
– Я навещу вас завтра.
– Как вам угодно…
– Надеюсь, за это время вы подумаете…
Она вызывающе смотрит на него своими светлыми глазами, в которых ничего нельзя прочесть, и, пожимая плечами, бросает:
– О чем?
Почти у дверей «Мыса Горн» Мегрэ сталкивается с Жанвье, который довел свою слежку до Жанневиля. Огонек его сигареты светится в темноте… Тишина. Сияют звезды. Поют кузнечики.
– Я узнал ее сразу, начальник, по приметам, которые Люка сообщил по телефону. Когда грузовичок поравнялся с заставой, девица сидела рядом с механиком, их можно было принять за дружную супружескую пару. Она вышла, поднялась пешком по проспекту Гранд-Армэ, по пути разглядывая витрины. На углу улицы Вилларе де Жуаиез зашла в кондитерскую, съела полдюжины пирожных с кремом и выпила портвейна.
– Она тебя заметила?
– Не думаю.
– А я знаю.
Жанвье смущен.
– Потом она вошла в метро, купила билет второго класса. Мы сначала сделали пересадку на площади Согласия, потом вторую на вокзале Сен-Лазар… Поезда шли почти пустые… Она усаживалась, доставала из сумки бульварный роман и принималась читать… Мы пересаживались пять раз…
– Она ни с кем не разговаривала?
– Ни с кем… Мало-помалу пассажиров стало прибывать… А в шесть часов, когда закрываются магазины и конторы, началась толкотня… Вы знаете, час «пик»…
– Продолжай…
– На станции метро Терн нас зажало в толпе на расстоянии метра друг от друга… В эту минуту, признаюсь, я понял, что она меня заметила… Она на меня посмотрела… и мне показалось, шеф… как это сказать… На несколько секунд лицо ее изменилось… Она словно испугалась… Я уверен, она на мгновение испугалась либо меня, либо чего-то другого… Но это длилось лишь несколько секунд, и вдруг она снова заработала локтями, выбралась из толпы.
– Ты уверен, что она ни с кем не разговаривала?
– Уверен… На платформе она подождала, пока поезд уйдет, и пристально смотрела на битком набитый вагон…
– Тебе не показалось, что она интересуется кем-то определенным?
– Пожалуй, нет… Я только заметил, что лицо ее стало нетаким напряженным, а когда поезд скрылся в тоннеле, она не могла удержаться и бросила на меня торжествующий взгляд… Потом сразу же вышла на улицу… Сначала она, видно, даже не поняла, где находится… Она зашла выпить аперитив в бистро на углу проспекта Берн, потом посмотрела железнодорожное расписание, села в такси и поехала на вокзал Сен-Лазар… Вот и все… Я сел в тот же поезд, доехал вместе с ней до Пуасси, а потом мы, один за другим, поднялись на холм…
– Тебе хоть удалось перекусить?.
– На вокзале съел наспех сандвич.
– Оставайся здесь и подожди Люка!
Мегрэ идет мимо тихих участков Жанневиля; Только кое-где в окнах горят розоватые огоньки. Скоро он приходит в Оржеваль, в «Золотой перстень», где его ждет Люка. Бригадир сидит не один, а с каким-то парнем в синем комбинезоне. Не иначе как механик Луве! Он очень разговорчив, да и понятно. Перед ним стоят уже четыре или пять блюдечек.
– Мой начальник, комиссар Мегрэ, – представляет комиссара Люка, от которого тоже попахивает спиртным.
– Я уже говорил бригадиру, господин комиссар, что даже ни о чем и не подозревал, когда сел в машину. Я каждый четверг езжу в Париж за запасными частями…
– Всегда в одно и то же время?
– Примерно…
– Фелиси это знала?
– По правде сказать, я был едва знаком с ней… Никогда не разговаривал… Зато я хорошо знал Деревянную Ногу… Он приходил сюда каждый вечер поиграть в карты с Форрентеном и Лепапом… Четвертым иногда садился хозяин, иногда я или кто-нибудь другой… Смотрите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16