— Кажется, да.
— Что он намеревался делать?
— В каком смысле?
— Как он представлял свое будущее, например?
— В будущем году хотел записаться на лекции по антропологии. Мечтал получить место преподавателя в Азии, Африке, Южной Америке, чтобы изучать различные расы. Хотел доказать, что все они, в сущности, похожи друг на друга, что различия между ними сотрутся, как только условия существования станут одинаковыми на всех широтах.
— Жениться он не собирался?
— Пока не заговаривал об этом. Все случилось так недавно. Но в любом случае он не хотел брать в жены девушку из своей среды.
— Он был настроен против родителей, против семьи?
— Пожалуй, даже нет. Я помню, как он сказал мне однажды: «Когда возвращаюсь домой, мне кажется, что я попадаю в тысяча девятисотый год».
— Благодарю. Извините, что отнял у вас время. И Жанвье подвел итог:
— Что скажете, шеф? А вдруг у девчонки есть брат? Вдруг они зашли дальше, чем думает Арто? А брат вбил себе в голову, что сын владельца фирмы «Милена» никогда не женится на его сестре? Да вы понимаете, что хочу сказать…
— А ты, случаем, сам не из тысяча девятисотого года, старина?
— Разве такое не случается?
— Ты что, не следишь за статистикой? Число убийств на почве ревности уменьшилось больше чем вдвое; скоро они станут милым анахронизмом… Вообще-то Лапуэнт ее нашел, она, действительно, работает на острове Сен-Луи. Сегодня вечером попытаюсь с ней поговорить.
— Чем заняться теперь?
— Ничем. Чем угодно. Текучкой. Будем ждать.
В четверть седьмого Мегрэ пошел в «Пивную Дофина» выпить аперитив и застал там двоих коллег. На Набережной они часто не виделись неделями, замыкаясь каждый в своей службе. А «Пивная Дофина» была нейтральной территорией, где все рано или поздно встречались.
— Ну, как убийца с улицы Попенкур? Работаете теперь для улицы де Соссэ?
Без десяти семь Мегрэ уже прохаживался по улице Сен-Луи-ан-л'Иль и наблюдал, как девушка обслуживает клиентов. Хозяйка сидела за кассой, хозяин стоял за стойкой. Был оживленный час вечернего аперитива. В пять минут восьмого девушка скрылась и вскоре появилась в пальто, которое комиссар видел на фотографии. Сказав несколько слов хозяйке, она вышла и, не глядя по сторонам, направилась прямо к набережной Анжу. Мегрэ прибавил шагу и догнал ее.
— Прошу прощения, мадемуазель…
Явно вообразив невесть что, она почти побежала.
— Я комиссар Мегрэ. Мне бы хотелось поговорить об Антуане.
Девушка остановилась как вкопанная и с тоской посмотрела на него.
— Что вы сказали?
— Мне хотелось бы поговорить об…
— Я слышала, но мне непонятно. Я не…
— Отрицать бессмысленно, мадемуазель.
— Кто вам сказал?
— Ваша фотография или, скорее, ваши фотографии. Сегодня утром вы стояли перед домом покойного, ваши пальцы судорожно мяли носовой платок Вы были и у церкви, и на кладбище.
— Почему меня фотографировали?
— Если вы уделите мне несколько минут и прогуляетесь со мной, я все объясню. Мы ищем убийцу Антуана Батийля. Пока мы не напали на след, у нас ни одной серьезной зацепки. В надежде, что убийца появится на похоронах своей жертвы, я приказал фотографировать лица присутствующих на похоронах. Потом фотограф отобрал нескольких людей, которые были и на набережной Анжу, и у церкви, и на кладбище.
Девушка кусала губы. Непринужденно шагая по набережной, они прошли мимо дома Батийлей. Черный креп исчез. На всех этажах светились окна. Дом снова вошел в обычный жизненный ритм.
— Что вы от меня хотите?
— Чтобы вы рассказали все, что знаете об Антуане. Вы были самым близким для него человеком.
— Почему вы так сказали? — вспыхнула она.
— Это он так сказал, только немного по-другому. В Сорбонне у него был приятель…
— Сын привратницы?
— Да.
— Единственный его приятель… С другими он не чувствовал себя уверенно. Ему всегда казалось, что он не такой, как остальные.
— Вот он и дал понять этому Арго, что собирается на вас жениться.
— Вы уверены, что он это сказал?
— А вам он не говорил?
— Нет. Я не согласилась бы. Мы люди разного круга…
— Похоже, он не принадлежал ни к какому кругу, в том числе и к своему.
— Да и его родители…
— Как долго вы были знакомы?
— С тех пор, как я работаю в этом кафе. Месяца четыре. Я помню, это случилось зимой: когда я его увидела, в первый раз пошел снег. Антуан заходил каждый день за…
— Как скоро он стал поджидать вас у выхода?
— Через месяц, даже больше.
— Вы стали его любовницей?
— Ровно неделю назад.
— У вас есть брат?
— Двое. Один служит в армии, в Германии, другой работает в Лионе.
— Вы из Лиона?
— В Лионе жил отец. Он умер, семья рассеялась, и я оказалась с матерью в Париже. Мы живем на улице Сен-Поль. Я работала в универмаге, но не выдержала: там для меня слишком утомительно. Когда я узнала, что на улице Сен-Луи-ан-л'Иль требуется официантка…
— У Антуана были враги?
— Почему у него должны были быть враги?
— Его склонность ходить с магнитофоном в места, пользующиеся дурной славой…
— Там на него не обращали внимания. Он садился в уголке или становился у стойки. Два раза он брал меня с собой.
— Вы встречались с ним каждый вечер?
— Он приходил за мной в кафе и провожал домой. Раз или два в неделю мы ходили в кино.
— Могу я узнать, как вас зовут?
— Морисетта.
— Морисетта, а дальше как?
— Морисетта Галлуа.
Они повернули назад, медленно прошли по мосту Мари и оказались на улице Сен-Поль.
— Я пришла. Вы больше ничего не хотите спросить?
— Пока нет. Спасибо, Морисетта. Крепитесь.
Мегрэ вздохнул, поймал у метро такси и через несколько минут был дома. Он старался не думать о расследовании; включив по привычке телевизор, он тут же его выключил из опасения снова услышать об улице Попенкур и грабителях.
— О чем ты думаешь?
— О том, что мы идем в кино и что сегодня довольно тепло. Можно пройтись до Больших бульваров.
От прогулки Мегрэ почти всегда получал большое удовольствие. Через несколько шагов г-жа Мегрэ взяла его под руку, и они неторопливо пошли, порой останавливаясь и разглядывая витрины. Говорили о том о сем: о лице какого-нибудь прохожего, о платье, о письме от невестки. На этот раз Мегрэ очень хотел посмотреть вестерн; только у заставы Сен-Дени они нашли то, что нужно. В перерыве комиссар выпил рюмку кальвадоса, жена удовольствовалась вербеновой настойкой.
В полночь свет в их квартире погас. Завтра суббота, 22 марта… Накануне Мегрэ и не вспомнил, что наступил первый день весны. Весеннее равноденствие… Засыпая, он видел свет, набережную Анжу, утро у дома покойного…
В девять позвонил следователь Пуаре.
— Ничего нового, Мегрэ?
— Пока нет, господин следователь. Во всяком случае, ничего конкретного.
— А вы не думаете, что этот матрос, как бишь его, Ивон Демарль…
— Я убежден, что если в деле с картинами он завяз по уши, то к убийству на улице Попенкур никакого отношения не имеет.
— Вам что-нибудь пришло в голову?
— Вроде кое-что вырисовывается. Пока очень неясно, поэтому ничего вам не скажу, однако на развитие событий надеюсь.
— Убийство из ревности?
— Не думаю.
— Ограбление?
— Пока не знаю, — отрезал Мегрэ, ненавидевший подобную классификацию.
События не заставили себя долго ждать. Через полчаса зазвонил телефон. Это был заведующий отделом информации одной из вечерних газет.
— Комиссар Мегрэ?.. Говорит Жан Роллан. Я вас не отвлекаю? Не пугайтесь, никаких сведений я у вас не прошу, хотя если что-нибудь есть, выслушаю с удовольствием.
Отношения с редактором этой газеты у Мегрэ были прохладные: редактор постоянно жаловался, что ему никогда не сообщают первому о важных событиях: «Только нам, ведь мы выпускаем еще три газеты. Было бы естественно…» Это была не война, но определенное взаимное недовольство. Именно поэтому звонил не сам редактор, а его подчиненный.
— Читали наши вчерашние статьи?
— Просмотрел.
— Мы пытались проанализировать возможность тесной связи между обоими делами. В конечном итоге количество «за» и «против» получилось одинаковым.
— Знаю.
— Так вот, после этой статьи в утренней почте мы нашли письмо, которое я вам сейчас прочитаю.
— Минутку. Адрес написан печатными буквами?
— Совершенно верно. Письмо тоже.
— На обычной бумаге, какую продают в конвертах по шесть листов в табачных и бакалейных лавках?
— И это верно. Вы тоже получили письмо?
— Нет. Продолжайте.
— Читаю: «Господин редактор! Я внимательно прочел в вашей уважаемой газете статьи, касающиеся так называемого дела об убийстве на улице Попенкур и дела о похищении картин. Ваш сотрудник пытается, хотя и безуспешно, установить связь между этими двумя делами. Я нахожу наивными предположения прессы, что на младшего Батийля нападение на улице Попенкур совершено из-за магнитофонной ленты. Кстати, разве убийца забрал магнитофон? Что же касается матроса Демарля, то он никогда никого не убивал своим складным ножом. Такие ножи продаются во всех приличных скобяных лавках, и у меня есть тоже такой. Только вот моим действительно убит Антуан Батийль. Я не хвастаюсь, уверяю вас. Но и не горжусь. Напротив. Тем не менее вся эта шумиха меня утомляет. К тому же, мне не хотелось бы, чтобы из-за меня пострадал невиновный Демарль. Если вам будет угодно, можете опубликовать это письмо. Гарантирую, что говорю правду. Благодарю вас. Преданный вам…» Подписи, конечно, нет. Думаете, это шутка, комиссар?
— Нет.
— В самом деле?
— Убежден. Я, разумеется, могу ошибаться, но очень вероятно, что письмо написано убийцей. Взгляните на штемпель и скажите, откуда оно отправлено.
— С бульвара Сен-Мишель.
— Можете его сфотографировать на случай, если захотите его воспроизвести факсимильно, но мне хотелось бы, чтобы до него дотрагивались как можно меньше.
— Надеетесь отыскать отпечатки пальцев?
— Почти уверен, что найду.
— Они были и на вырезке из газеты, на которой кто-то написал «Нет!» зелеными чернилами?
— Да.
— Я читал ваше обращение. Надеетесь, что убийца позвонит?
— Если он человек такого сорта, как я думаю, то да.
— Наверное, бесполезно спрашивать, что вы о нем думаете?
— Пока я обязан молчать. Я пошлю к вам кого-нибудь за письмом и после окончания дела сразу верну.
— Договорились. Удачи!
Мегрэ повернулся к дверям. В них стоял старый служитель Жозеф, а за ним виднелся мужчина в бежевой форме с широкими коричневыми лампасами на брюках. На бежевой фуражке сверкал герб в виде золотой короны.
— Этот господин настаивает на том, чтобы вручить вам лично небольшой пакет; я не смог ему помешать.
— В чем дело? — спросил комиссар у пришедшего.
— Поручение от господина Лербье.
— Торговца кожаными изделиями?
— Да.
— Ответ нужен?
— Об этом мне ничего не сказали, но пакет поручили передать лично в руки. Вчера в конце дня господин Лербье сам дал мне это поручение.
Мегрэ распаковал бежевую картонную коробку с неизменной короной и увидел черный бумажник крокодиловой кожи с золотыми уголками. Корона на бумажнике была тоже золотая. Внутри лежала визитная карточка с надписью: «В знак признательности». Комиссар положил бумажник обратно в коробку.
— Минутку, — обратился он к рассыльному. — Вы запакуете, безусловно, лучше меня.
— Вам не нравится? — удивился мужчина.
— Скажите вашему шефу, что я не привык получать подарки. Если хотите, прибавьте, что я тронут.
— Вы ему не напишете?
— Нет.
Настойчиво зазвонил телефон.
— Послушайте-ка! Идите заворачивать пакет в приемную. Я очень занят.
Оставшись наконец один, комиссар снял трубку.
Глава 6
— Спрашивают вас, господин комиссар, но назвать себя не хотят. Соединить? Человек утверждает, что вы знаете, кто он.
— Давайте.
Мегрэ услышал щелчок и слегка изменившимся голосом произнес:
— Алло!
После секундного молчания далекий собеседник, как эхо, повторил:
— Алло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18