Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.
Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.
— Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.
Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.
Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то, чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще. Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они планируют сделать послушных идиотов?
Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.
— Холодно?
— Здесь да, но я скоро согреюсь.
Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.
Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать, переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.
Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:
— Да ты пьян!
— Пьяный, как черт! — На самом деле это не соответствовало действительности.
— И я тоже пьяна. Но мне это нравится. — Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.
— Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.
Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.
— Ты спечешься в своей меховой накидке, — сказал я.
— О нет! — Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.
Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к колышущейся восторгом любви груди.
Глава 5
Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.
Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна. Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.
Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во сне и обняла руками одеяло.
Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее, чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной, что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог отпроситься на денек-другой.
Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он поздоровался и спросил:
— Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.
— По поводу того случая?
— Совершенно верно.
— Буду минут через пять, не уходи.
Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ: “Войдите” — и открыл дверь.
— Где, черт возьми, ты был? — спросил Пат, многозначительно улыбаясь.
— Нигде, — тоже с улыбкой ответил я. — Если я правильно оцениваю твои отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.
— Что, так плохо?
— Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не понравится, — констатировал я.
— Ни одной любящей женщине не понравится, — пошутил Пат. — Ладно, хватит об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. — Он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: “Для служебного пользования”. В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. — Мы сняли их с останков прошлой ночью, — пояснил Пат.
— Ты не терял времени даром.
— Не могу себе этого позволить.
Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.
— Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая хранилась у Ли.
Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.
— Тот же парень, все в порядке, — заметил я.
— Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское заключение?
— Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне сам вкратце, что они пишут?
— Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.
— От рождения?
Пат понял, о чем я думаю.
— Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.
— Что-нибудь просочилось в газеты? — Я передал листы Пату, и он убрал их в конверт.
— К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.
Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и спросил:
— Каково мнение медицинских экспертов?
— Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство Моффита... Он просто не смог этого выдержать. — Пат щелкнул зажигалкой и поднес огонь к концу моей сигареты. — Полагаю, все закончилось чисто.
— Уверен в этом, Пат, — подтвердил я. Пат принял официальный вид. Передо мной сидел полицейский. Вены на его шее вздулись, губы сжались в тугую линию.
— Я знаю, Майк, твои дела всегда связаны с убийством.
— Это верно.
— Между прочим, Майк, я так завязан с тобой, что если ты попадешься, то за собой потянешь и меня.
— Не попадусь.
— Майк, сукин сын, на тебе уже убийство.
— Даже не одно, а два, и будут еще. Взгляд Пата потеплел.
— Если ты не расскажешь, я сам просмотрю все дела по последним убийствам, одно за другим, и заставлю тебя признаться.
— Думаешь, у вас нет ни одного нераскрытого убийства?
Пат покраснел:
— Ну, не за последнее время.
— А как насчет того парня, которого выловили в реке?
— Для нас — да... Для тебя — нет.
Я удивленно посмотрел на него.
— Видишь ли, я виделся с Ли, прежде чем прийти сюда. Он позвонил мне, — объяснил Пат. — Во время разговора Ли с Оскаром по телефону тот на что-то намекал. Ли думает, что Оскар мог, кроме убийства Моффита, приготовить еще какой-нибудь компрометирующий трюк. Мне пришлось сказать Ли, что ты тоже имеешь свой особый интерес в этом деле, о котором не хочешь говорить даже со мной. Ли подробно расспросил меня о тебе и теперь хочет переговорить с тобой.
— Я должен найти что-то оставшееся после Оскара?
— Предполагаю, что так. В любом случае он тебе хорошо за это заплатит. Ты будешь заниматься тем же, но не бесплатно.
— Не возражаю. Я сейчас в отпуске.
— Слушай, кончай эту песню. Придумай что-нибудь пооригинальней. Что у тебя на уме? Это работа гангстеров. Тело до настоящего времени не опознано. Дантист пытается установить его личность по зубам. Другой возможности нет.
— Думаешь, вам удастся установить его личность?
— Надеюсь. У него один из искусственных зубов был сделан из нержавеющей стали. Нам никогда раньше не приходилось с этим встречаться.
У меня в ушах вновь зазвенели колокола. Сигарета выпала из руки, я нагнулся поднять ее, кровь бросилась мне в голову. Может, Пату и не приходилось слышать о стальных зубах, но не мне. Однако я не стал ничего говорить, а только спросил:
— Ли ожидает меня?
— Я сказал ему, что утром тебя какое-то время не будет.
— Хорошо. — Я поднялся, надел шляпу, собираясь уходить. — Еще одно, Пат, что это за парень, которого убил Оскар?
— Чарли Моффит?
— Да.
— Тридцать четыре года, светлая кожа, темные волосы. Шрам на брови. Воевал. Ни одного привода в полицию. Занимал комнату на Девяносто первой улице, жил там больше года. Работал на фабрике по производству пирожков.
— Где?!
— Фабрика пирожков, — повторил Пат. — Ну, выпекают разные пирожки, булочки. Существует сеть небольших лавочек под вывеской: “Пирожки мамаши Свитгер”, для них эта фабрика делает пирожки.
— Что, кроме зеленой карточки, при нем не было ничего?
— Да нет, кое-какие мелочи и водительские права. Правда, во время нападения один из карманов его пальто был оторван, но сомневаюсь, чтобы он носил там что-нибудь стоящее. А в чем дело, Майк?
— Ты что, забыл про зеленые карточки?
— А какого черта тебя так волнуют комми? У нас есть специальные службы, которые этим занимаются. Я смотрел в окно, где разгоралось утро.
— Скажи мне. Пат, сколько, по-твоему, красных вокруг нас?
— Пара сотен тысяч, думаю, — ответил он.
— А сколько человек работает в той службе, которую ты упомянул?
— Ну... может быть, несколько сотен. А что можно с этим поделать?
— Ничего... просто поэтому я и беспокоюсь.
— Ладно, забудь об этом. Дай мне знать, как ты договоришься с Ли.
— Хорошо.
— И еще, Майк... будь поосторожней, ладно? Всем журналистам хорошо известна твоя репутация, и, если кто-нибудь пронюхает, что ты работаешь на Ли, могут появиться вопросы, на которые трудно будет ответить.
— Я замаскируюсь.
Офис Ли Демера располагался на третьем этаже довольно скромного здания недалеко от Пятой авеню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30